Магистериум морум (СИ)

Ещё не понимая самого себя, Киник подхватывает отцовскую шкатулку и одну из запретных книг со стола. У тяжёлых дверей, окованных медью, он оглядывается. В глазах Киника на миг вспыхивает и исчезает образ сорока свечей, и огонь окрашивает его зрачки нестерпимо алым.

***

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Дорога на Ренге.

Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 22-й.

Магистр Фабиус закрыл глаза. Слёзы текли по его лицу. Он не должен был так беспечно проводить сложные обряды, напугавшие ребёнка, не должен был уезжать так поспешно. Он виноват сам!

Разве думаем мы, как дети поймут наши взрослые забавы? Мы стремимся, чтобы они не унизили нас своими детскими глупостями, но сами можем унижать их безжалостно...

– Что с ним сталось потом? – прошептал он едва слышно.

Но инкубу и не требовались слова. Он и так знал, о чём будет вопрос.

– Твой сын нарушил обряд, – ответил он тихо. – Душа его умерла. Но средоточие огня Аро наполнило его тело. В твоей башне «душа» инкуба томится сейчас в теле твоего сына. Она не может вернуться в Ад, там не примут её "голой". Если же она случайно покинет тело – тело тоже умрёт.

– Как могло случиться такое? Этот демон…

– Аро не был ещё провозглашён демоном. Он был слишком молод, глуп и неопытен. Его средоточие огня ещё не подчинилось Договору с Сатаной, иначе бы он просто погиб. И тогда в башне тебя ожидал бы сейчас монстр без души, ибо то, что сделал человек, тоже было необратимо. Я не знаю, сможем ли мы их разделить. По крайней мере – я не смогу.

– Тебе-то какое дело! – огрызнулся магистр и посмотрел в глаза Борна, которые при его словах буквально вспыхнули.

И отвернулся, моргая. Слёзы спасли его радужку от ожога.

Он долго молчал. А потом спросил:

– Выходит, ты знал всё это с самого начала? С самой первой нашей встречи?

Борн тяжело вздохнул и не ответил. Чего отвечать, когда и так всё ясно?

– Но почему ты не сказал мне этого раньше? – воскликнул Фабиус.

– Но как?! – вскрикнул инкуб. – Как я должен был сказать это тебе? – он поник плечами. – Как я мог заставить человека поверить демону? Я старался понять, в чём твоя логика, чтобы убедить тебя, но я так и не понял. Всё вышло случайно…

– А этот спектакль с Алекто? Он тоже нужен был лишь для того, чтобы я тебе поверил? Так это ты украл её?

– Кого? – удивился Борн, словно позабыл уже всё, что было с ним в Ангистерне.

– Алекто? – переспросил маг уже с сомнением и прикрыл глаза ладонью.

Смотреть на Борна не было никакой возможности, внутри демона всё пылало.

– И зачем бы мне сдалась эта взбалмошная кошка? – Борн отвернулся и помотал опущенной головой.

– Но тогда… кто? И как она оказалась потом в Ангистерне?

Борн медлил с ответом. Потом снова покачал низко опущенной головой: мол, откуда я знаю?

Но маг уже и не смотрел на него. Он думал о Дамиене. О том, что заставило сына вызвать демона? Ведь ничего же не предвещало? Или это он был так слеп?

– Если бы знать заранее… – пробормотал он. – Но что же с Дамиеном? Выходит, это он заперся на острове? Верно, решил, что всего лишь оборотился в демона? Что же вышло из него теперь, инкуб?

– Я не знаю! – огрызнулся Борн. Плечи его напряглись. – Знаю одно – видеть он не желает никого!

Глава 28. Только в дыму

«Вашими словами вы не обманете ребёнка; не слова ваши будет он слушать, но ваш взор, ваш дух, который обладает вами».

В. Одоевский

На земле и в Аду, день 22-й.

– И что мы теперь будем делать? – тихо спросил Фабиус.

Демон и человек долго ни о чём не говорили. Сидели молча на холодном ветру спиной друг к другу. Колдовской огонь погас. Короткий день осенний умирал, и красное солнце низко висело над Неясытью.

Фабиус глядел на остров Гартин, где угадывался силуэт магической башни, Борн смотрел в воду. Временами она вскипала бурунчиками, кое-где всплывала сварившаяся рыба. Сначала один за другим – два гольяна, потом сорожка…

– Это я хотел бы спросить у тебя, – вздохнул инкуб. – Ты – человек, люди – хитры и изворотливы. А я… Хочешь, я испепелю реку? – он вскочил в порыве, но не повернулся к Фабиусу, опасаясь обжечь его взглядом. – Я могу многое, маг. Но я не знаю, что делать с мальчиком, так и не ставшим взрослым.

– Это моя башня. Она подчинится мне, – пробормотал Фабиус, вглядываясь вдаль. – Так или иначе, я в состоянии…

– Мы не должны причинить ему вред, – перебил инкуб. – Это…

Плечи Борна вздрогнули, и Фабиус понял, о чём он подумал. Сын – это тоже было всё, что у него осталось. Пусть даже это был взбрендивший подросток, нарушивший то, чему его учили… Хотя… Нарушил ли что-нибудь Аро?

Борн качнул головой.

«Тем хуже, – подумал Фабиус. – Значит молодой инкуб ещё и невинная жертва. Какая нелепость: демон – невинная жертва…»

– У меня тоже никого нет, кроме сына, – сказал он.

– А Алисса? – спросил инкуб.

– Алисса? Она…

Фабиус старался ни о чём не думать, но подозрения были сильнее рационального в нём. Он сразу же вспомнил, как спускался по лестнице, оставив женщину с инкубом…

– Ты идиот, – сказал Борн. – Ты же мог спросить у неё? Ты же не хуже меня различаешь ложь?

– Я не смог поверить, что она… Что она не смогла бы…

Фабиус задохнулся от радости, боли и раскаяния.

– Люди злы, глупы и не любопытны… – пробормотал инкуб. – Но – плохо ли это?

Наверное, чувства его были резче. Ещё одна рыбёшка, кажется, ёрш, всплыла кверху побелевшим брюхом.

– В первый раз вижу, чтобы уху варили в реке, – невесело усмехнулся магистр.

– Ты уверен, что мы сможем проникнуть в башню? – Борн глянул искоса. – Так, чтобы он не сумел… Но и не пострадал?

– Сможем, – просто ответил Фабиус. – Я строил её тогда, когда даже не думал, что заведу детей.

Он оглянулся, вспомнив про Саймона. Демоническое зрение, услужливо подсунутое Борном, дало ему возможность увидеть, что бедный парень спит прямо на земле, под символической защитой шатра. Силы оставили лекаря. Рядом лежала так и не съеденная баранина.

– Прежде, чем мы пойдём с тобой в башню, я должен позаботиться о них всех. – Маг кивнул в сторону шатра, но имел в виду гораздо больше судеб, связанных с его судьбой: – Я готов отдать жизнь, если это поможет нам разделить мальчиков. Но сначала я хочу быть уверен, что мой маленький мир как-то проживёт и без меня.

– Хорошо, – кивнул Борн. – Я позабочусь о них.

Фабиус знал: врать инкуб если и умеет, то очень скверно.

И действительно над спящим Саймоном тут же возник тяжёлый плащ, подбитый волчьим мехом. Борн был наблюдателен и знал уже, что людям тоже холодно осенью в этом странном Серединном мире, пусть он и родной для них. Родственники бывают порой весьма негостеприимны.

– Смотри! – позвал Борн.

Фабиус проследил за его взглядом и ощутил, как восприятие снова понеслось с головоломной скоростью, преодолевая пространство. Но теперь рядом был Борн, и сознание Фабиуса не пустилось бессмысленно блуждать, а следовало за его взглядом. Они пронеслись над лесом и с высоты птичьего полёта увидели Ангистерн.

Город уже засыпал. На улицах были слышны крики патрульных, фонарщики гасили свои огни. Только на Ярмарочной ещё пылали факелы, освещая то ли собрание именитых горожан, то ли представление заезжих акробатов.

Борн, а вместе с ним и Фабиус, опустились ниже и проникли в покосившуюся хижину у реки. Старая ведьма Заряна устраивалась там ко сну на своём сундуке.

– Она, похоже, лишилась сына, – сказал Борн. – Саймону трудно будет быстро утолить открывшуюся в нём страсть к путешествиям.

– Я мог бы взять Заряну к себе на остров, – предложил Фабиус.