Магистериум морум (СИ)

Их было двое: вертлявые кудрявые черти с маленькими рожками.

– Что надо? – максимально недоброжелательно осведомился демон.

Одну карту выгоды черти уже потратили. Может, позабудутся, начнут его улещать и потратят ещё?

Но черти только захихикали наперебой. Были они как братья-близнецы, и демон совершенно не мог вспомнить, те ли это черти, что чинили магическое зеркало? Впрочем, все черти демонам обычно кажутся на одно лицо.

– Ты должен уступить нам победу! Мы желаем, чтобы это мы разоблачили похитителя Анчутуса! – начал, повизгивая, чёрт, что стоял справа.

– Это наша победа! – поддакнул левый. – У нас ещё пять твоих карт, и мы меняем победу на одну из них!

– Победа не может стоить так дёшево! – взвыл разозлённый Пакрополюс.

– Победа – это выгода, – начал правый чёрт.

– Выгода одна! И победа – одна! – поддакнул левый.

– А ну, прочь! Вы мешаете мне спать! – взревел Пакрополюс.

Если бы черти не сгинули, им пришлось бы потратить ещё одну карту. Таковы уж эти карты выгоды – что разбудить старого беса, что заставить его пойти на попятную, что помешать ему стать правителем Первого круга Ада – для них было вполне равновесно.

И черти сгинули, ибо были жадны почти как люди. А Пакрополюс прямо-таки ощутил между ушами тяжесть короны.

Раз черти так скачут – значит, его шансы совсем не призрачны! Неужели не зря шутила его матушка, что достав маленького сына из лавы, нашла золотой самородок у него во рту?

Часть V. Rebis

Ребис – он же философский камень, магистерий, эликсир философов, жизненный эликсир, красная тинктура, великий эликсир, пятый элемент — в описаниях средневековых алхимиков некий реактив, необходимый для успешного осуществления превращения (трансмутации) металлов в золото, а также для создания эликсира жизни.

Ребис – это уравновешенная тройственность, он одновременно является как Марсом – мужчиной, Венерой – женщиной (как любящие супруги в счастливом браке являются единой плотью), так и их ребёнком, совокупленном в себе самом со своими родителями (алхимический инцест). Ребис – это совершенный человек, Адам-Кадмон, соединяющий в себе оба пола, как первый человек в Эдемском саду до разделения человека на мужчину и женщину.

Глава 29. Всё не так, как выглядит

Знаменитое высказывание Плиния Старшего гласит якобы, что «истина в вине». На самом деле, у фразы есть продолжение «а здоровье – в воде». В оригинале: «In vino veritas, in aqua sanitas».

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Провинция Ренге, остров Гартин.

Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 23-й.

Магистру Фабиусу не снилось ничего. Он всего лишь сомкнул на мгновение веки, и тут же ему померещилось, что солнечный луч заглянул в башню.

Маг поднялся, разминая затёкшую левую руку, (вечно, что ли, мучиться теперь от яда химеры?), подошёл к приоткрытому окну, откуда тянуло мокрым холодом, выглянул наружу. Узрел, что солнца ещё никакого нет, но небо уже посерело; что ночью было тепло для осени, и иней не лежит на траве у реки; и что сирень он вчера не рассмотрел в темноте, а она буйно зеленеет на своём привычном месте у мостков. Мостки он сделал для себя сам, чтобы стоять по утрам и смотреть в бурную воду.

Фабиус должен был бы обрадоваться ошибке с сиренью, но тяжело вздохнул. И ощутил некоторое теснение в груди.

Мальчик тоже не спит, понял он, вдруг. Не спит и так же беспомощно смотрит в окно. Будучи в глубине сознания демоном, он чует, что Борн, отец его, тоже проник на остров. Он силён и могущественен, а ум мальчика беден. Ему известны лишь адские правила мира. Тело человека тоже даёт ему мало подсказок, хоть и сохранило инстинкты.

Мальчик растерян и напуган. Он не знает, что теперь делать.

Всё это промелькнуло в уме мага, как бы само собой. Он с удивлением осознал, что никогда раньше не испытывал такого вот, сходного с озарением, чувства.

Фабиус с сомнением покачал головой, вернулся к креслу, допил холодный чай.

Следовало предпринять нечто. То, что не напугает мальчика, а поможет поговорить с ним и определиться, как спасать его дальше.

Вот и Борн тоже ждёт от мага решения. Он также далёк от понимания, как и юный демон…

Демон ли? Как его теперь называть: ребёнка, ставшего невесть кем?

Ещё немного, и Дамиен официально вошёл бы во взрослый возраст и… скорее всего, погиб бы, совершив невозможное.

А если бы выжил?..

Тогда уже сам вызов инкуба грозил ему изгнанием из сообщества магов, если бы об этом стало известно Магистериуму!

Также погиб бы и Аро, юный инкуб, будь он взрослым, вступившим уже в Договор с Сатаной демоном. Искажённое заклятие выпило бы его средоточие и развеяло в мире.

Но Дамиен не был магом, а Аро не был признан, как демон.

«Дети… Как тяжело нам с ними, а им с нами», – подумал маг.

Магистр, нарочито топая мягкими «конными» сапогами спустился по лестнице и вышел во двор.

Тут же он услыхал до времени отрезанные звуки: во дворе истошно заорал петух, словно его согнали с насиженного места, возмущённо загалдели куры.

– Ой же хорёк побёг! – донёсся из курятника детский голос.

Тут же одна собачонка подала голос, другая… Маг не любил пустой беготни, и все они сидели на привязи, что необычно было для этих мест.

На шум выбежала упитанная кухарка, и, увидав магистра, вывалила из подола на землю духовитые кукурузные початки, парившиеся в печи всю ночь. Куры с ликованием набросились на дармовщину, а она застыла, не в силах вымолвить ни слова.

– Ну что ж ты, Малица, так расповадила кур? – весело спросил маг.

А гори всё адским огнём! Он был дома, и он был жив. А сын… Если он, Фабиус, в силах вернуть мальчика, то дойдёт до самого Сатаны!

Кухарка всплеснула руками и побежала было в свою пристройку, но вернулась с полпути, начала причитать вокруг мага, едва не хлопая крыльями, что та курица:

– Да как же так? Мы уж не чаяли! Откуда же вы? Где конь ваш?

– А вот за конём пора бы послать, – пробормотал магистр. – Буди-ка конюхов, Малица. Пусть съездят к Косому холму за Фенриром.

– Так ведь нет выезда с острова, – испуганно пробормотала кухарка.

– Нет – значит, будет, – пожал плечами маг. – Буди слуг. И блинов бы горячих, да колбасок, что ты повесила вчера в печь, да вечерней сметаны!

И маг улыбнулся.

А Кухарка вскрикнула и побежала, потряхивая немалыми телесами, к чёрному входу в «гражданский» дом магистра, притулившийся слева от башни, где жили по привычке и дозволению хозяина все холостые слуги.

– Приехал! Приехал! – кричала она отрывисто и сипло, на манер чайки, что залетали иногда по реке к Гартину.

Маг же легко и упруго пошёл к мосткам, спускающимся к реке. Ему хотелось умыться ледяной водой Неясыти. А, может, и окунуться в неё с головой с дороги! А что?

Вёрткие долгохвостки улетели уже зимовать, и только шум воды разносился теперь по окрестностям.

Маг скинул пропотевшую одежду, с сомнением прошёлся по неструганым доскам, посмотрел в воду, серую и тусклую по осени. Положено было сделать утреннее омовение и помолиться, но ему совершенно не хотелось сегодня следовать положенным ритуалам. Ломал ли он что-то в мире, нарушая привычный порядок вещей? А если даже и ломал – то почему – нельзя?

Фабиус спрыгнул с мостков на каменистый берег: нырять с них не стоило, дно тоже было каменистым. И медленно пошёл в мертвенную осеннюю стынь, вздрагивая кожей, словно жеребец. Вода была чуть теплее льда, но магистру казалось, что она обжигает его.

Маг знал: тело сейчас с удвоенной силой гонит застоявшуюся кровь, чтобы согреть его. Он ускорил шаг, насколько позволяли скользкие камни, и, войдя по пояс, собрался духом, окунулся и поплыл.