Пыль дорог и стали звон (СИ)

— Его тоже можно понять, Таринор. Эркенвальд убил его сестру, Мерайю…

— …которая изменила ему и родила детей от другого человека. Говорят даже, что от Венианора Русворта. — Перебил наёмник.

— Но это ведь не повод ломать ей шею короной.

— Я не верю в эти россказни, Дунгар. Королеву казнили за измену королю, это верно. Но я отказываюсь верить, что дело происходило так, как гласит молва. Не стал бы Эдвальд надевать корону после такого, это не в его правилах. К тому же, я слышал последние слова короля Альберта.

— Что же он такого сказал?

— За мгновение до его смерти, когда я занёс над ним меч, я услышал шёпот. Прости меня, Мерайя. Такими были последние слова короля Альберта Эркенвальда. Я убил безоружного раскаявшегося человека, Дунгар.

Гном помолчал, обдумывая сказанное наёмником. После чего вздохнул и промолвил:

— Ты выполнял приказ. В этом нет твоей вины. Эркенвальд был обречён так или иначе. Или ты хотел бы составить ему компанию? Вот чего я не люблю, Таринор, так это моральные дилеммы. Не получится в жизни всегда поступать правильно, уж поверь мне.

— Не спорю. На следующий же день я объявил королю, что ухожу. Он не стал возражать, хотя и намекал, что я мог бы сделать себе имя при дворе. И вот, столько лет спустя мне вновь приходится обращаться к нему за помощью.

— Что ж, я могу лишь пожелать тебе удачи. Король изменился. Бледная тень былого Эдвальда Одеринга. Так говорят даже его приближённые, у меня есть связи при дворе, знаешь ли. Его паранойя с годами только росла. Спать не ляжет, пока не убедится, что у двери дюжина гвардейцев не караулит. Окна в его спальне закрыты на стальной засов. Стал набожным до ужаса. Каждый день исповедника требует, кается в чём-то. Даже с женой своей, где это видано, спит раздельно. Бедная баба. Да и, по секрету, корона задолжала нам уже круглую сумму, а ещё, насколько я знаю, и Империи. Юргент Драйберг уже всерьёз обеспокоен. Собственно, для того он и отправился в Риген. Как бы скандала не случилось или, чего доброго, новой войны… Налоги растут год от года, уж не знаю, куда у них деньги деваются. Да и кто у них нынче при казне? Кажется, какой-то аккантиец. Можешь себе представить? Туда-то, я чую, и уходят наши денежки, на юг, к купцам, обвешанным золотом. Чёрт знает что творится… — Гном провёл ладонью по лицу. — Так что тебе тоже стоит прикорнуть, Таринор. Пусть во время вашего разговора с королём хоть ты в здравом уме будешь. Сегодня здесь точно целый день никого не будет, выспитесь вдоволь.

Наёмник не стал спорить. Поблагодарив гнома, он устроился на одной из скамей и почти сразу провалился в сон.

…жуткое трёхглавое чудовище вновь нависло над ним. Оно клацало зубами, рыло землю когтями и било лапами, стремясь не то схватить, не то раздавить наёмника. Драконья голова плюнула огнём, заставив Таринора в страхе прикрыть лицо рукой. Тут же раздался оглушительный звериный рык. Наёмник убрал от лица руку и увидел, что на месте одного глаза у драконьей морды зияет рана, а сама морда рычит и пытается поймать что-то пастью. Таринор пригляделся: вокруг Зверя летала маленькая птичка, которая ловко уворачивалась от огненных плевков и острых зубов дракона. Две другие головы её будто совсем не замечали. Вдруг птичка камнем ринулась на оставшийся драконий глаз и тут же взвилась ввысь, оставив голову яростно реветь. Полностью ослепнув и обезумев от боли, драконья морда бешено билась из стороны в сторону, изрыгая пламя. Когда Зверя заволокло дымом, наёмник, наконец, погрузился в спокойный сон.

Глава 21

До Хельмара инквизитор добрался без особых проблем. После случая в Белом ручье он дал себе зарок не останавливаться в поселениях дольше, чем того требует сон и еда. До Моирвена он двигался по исхоженному патрулируемому тракту, так что разбойников ему также не встретилось. Изредка встречные просили его о благословении, в чём он не отказывал, хотя и понимал, что инквизитор полномочиями благословлять не наделён. Грегорион считал это безобидными суевериями, полагая, что они лишь укрепляют в людях лояльность к церкви. В Моирвене он взял лодку, чтобы преодолеть остаток пути по реке Атер. Лодочник пытался было разговорить инквизитора, но, поняв, что это дело бесполезное, молчал всю дорогу. Единственными словами, что говорил Грегорион, были просьбы остановиться у той или иной деревушки на ночлег. Деревенские таверны неизменно были ему рады, предлагая лучшие блюда: от рагу с кроликом на западе до похлёбки с раками на востоке, так что путь до самого устья Атера прошёл довольно приятно. Распрощавшись с лодочником, инквизитор дошёл до Хельмара пешком вдоль побережья, что не заняло много времени, но дало возможность размять ноги. С моря дул прохладный солёный ветер, а шум набегающих волн перемежался криками чаек. Идти инквизитору было приятно, несмотря даже на тяжёлые сапоги, увязавшие во влажном песке. Грегорион никогда раньше не был на побережье, поэтому старался не терять бдительности.

В город его впустили без лишних вопросов. Даже в столь отдалённой части Энгаты церковь Трёх имела влияние, пусть и не настолько сильное, как в землях близ Энгатара. Во всяком случае, здесь перед ним никто не лебезил и не просил благословить на хороший урожай. Взгляды стражников были достаточно равнодушны и не выражали ничего, кроме усталости. Однако вкратце объяснить, как пройти к порту, им это не помешало.

— Точно не пропустите, да и рыбой оттуда несёт за милю. — Добавил рыжий стражник. — Пропахнете — вовек не…

Он хотел сказать ещё что-то, но взгляд Грегориона заставил его замолчать на полуслове.

— Не заблужусь. — Ответил инквизитор и зашагал прочь.

Он убедился в истинности собственных слов очень скоро, когда увидел корабельные мачты, возвышающиеся над низенькими домиками. Некоторые из строений и вовсе были из дерева и соломы, как в бедных деревнях, а высоких зданий почти не было. Жители, казалось, не обращали на инквизитора абсолютно никакого внимания, спеша по своим делам. Многие из них были в обносках, несмотря на холодный ветер, дувший с моря, но не испытывали видимых неудобств. Мимо проходили босоногие матросы, подозрительного вида торговцы с мешками, бегали оборванные дети. Грегориону было немного не по себе в местном антураже, в который он явно не вписывался, хотя и его дорожный плащ тоже был далеко не безупречно чист.

Чем ближе к порту, тем сильнее слышался скрип корабельного дерева, крики чаек и шум прибоя. Добравшись, инквизитор осмотрелся и решил, что наилучшим решением будет просто спросить о капитане Корваллане у кого-то, кто будет наименее подозрителен. Лежащий в грязной луже матрос, о которого Грегорион едва не споткнулся, вряд ли годился на эту роль, как не казался подходящим человеком и странный тип с узкими, словно щели, глазами и длинными тонкими усами, облокотившийся на стену кабака. Поймав взгляд инквизитора, он вдруг широко улыбнулся, обнажив жёлтые зубы, и сказал что-то на незнакомом языке, напоминавшем Грегориону шипение и плевки. Матросы вокруг таскали тяжёлые с виду тюки и бухты каната. Мимо быстро прошмыгнул некто, замотанный в ткань с головы до ног, едва не врезавшись в инквизитора, после чего тот решил пройти чуть ближе к кораблям, где обнаружил приличного вида, хоть и одноглазого, бородатого человека с русыми волосами. Во всяком случае, он был в чистой одежде, хотя в целом внешность и оставляла желать лучшего. Приближаясь, инквизитор заметил, что этот человек внимательно глядит на него единственным целым глазом из под кустистой брови. Второй глаз был словно выжжен и затянут кожей, а вниз от него по щеке спускался широкий шрам.

— Занятно. — Прохрипел он, убрав волосы со лба, когда инквизитор подошёл достаточно близко. — Нечасто здесь гостей столичных встретишь. Тех, что не торгаши, конечно.

— Я ищу капитана Корваллана. — По-обычному безапеляционно начал инквизитор.

— Обожди-ка, приятель. — Прервал его мужчина. — В этих краях принято сперва представляться. А там, откуда родом я, за такое вешают на крюк за рёбра, смекаешь? — Усмехнулся он. — Не тушуйся, церковник. Меня зовут Финн Длинные руки, я служу здесь лоцманом, и если тебе нужно на Вальмору или Миррдаэн, или ещё к какому дьяволу на рога, то лучшего лоцмана ты в этой дыре не сыщешь.