Поглощенное время (СИ)

- Так-так! Красное вино и стоялый мед. Еще и пиво с брагой. И духи, дешевые, разные! Ничего себе! Ай да овечка...

Гебхардт Шванк молчал, удивленный.

- Хорошо, что Вы вернулись, Шванк.

- А что?

- Было бы жаль терять такого певчего. Вот погодите - скоро праздник Первинок, а потом Вам опять можно будет петь в хоре. Поговорите сегодня-завтра с Агафоном, мастером хора.

- Да, мастер Эомер. А теперь мне пора за работу.

- Погодите. Вчера с переговоров вернулся Его преосвященство. Скоро он Вас призовет.

- Спасибо.

***

Гебхардт Шванк стал чрезвычайно раздражителен, и даже Хельмут не смел лишний раз беспокоить его - только старался вовремя чинить перья и приносить все новые и новые пергаменты.

"Как скудно вы, боги, нас одариваете! - твердил про себя трувер, - Дар видений, только и всего. А что берете взамен?"

"Все, что сможем" ответил бог в голове Шванка.

Писания съедают время - потому что пишущий выводит свою историю за пределы времени, и тогда это справедливо. Писания съедают время: стихотворный роман трувера Гебхардта Шванка был предназначен для слушателей, и он старался применять особые средства - чтобы слушатель сам догадался, в чем потаенный смысл этой истории.

Хейлгар Зрячий - это темные сумерки, жемчужный туман, редкие пятна чистых тонов. Единственный голос, но чаще - молчание. Епископ Герма - медь, песок, темно-красное дерево и колючая рыба. Хаос голосов, действий, деяний - попытки собрать и соединить все, часто сделанные в полном неведении, очень грубо.

"Боже, - говорит трувер Гебхардт Шванк, - я не могу показать Зеленого Короля! Он как-то исчезает, обращаясь в туман"

"Этот мастер путей, - отвечает труверу бог, - и не должен быть видимым. Он станет мифом. Как человек он исчерпал себя, казнив Красного Бастарда. После этого король Аластер стал свободен"

"Кто он - бог? полубог?"

"Он мог бы. Но не желал становиться богом. Ни в какую. Мы сами не знаем, почему"

"Я должен дать ответ на этот вопрос?"

"Не обязательно. Если сможешь"

***

Из-за этих писаний свидание у епископа Панкратия осталось как-то совершенно вне сознания и памяти.

Было начало очень солнечного вечера. Епископ в белом заглянул в библиотеку и выманил за собою Эомера. Тот вышел, а Шванк подождал немного и отправился следом. Во дворе он укрылся в тенях, у самой стены.

В начале тропы к епископскому дому стояли похудевший Панкратий и Эомер. Раб, привычно сгорбившись над табуреткой, убеждал:

- Сын мой, занимайся не войной - богиней! Зачем тебе Лот, зачем тебе Уриенс?

- Не знаю, - проворчал его преосвященство, - Уриенс безумен, Лот опасен...

- Твое дело - богиня и ее заклинатели!

Епископ махнул рукой и удалился в свой сад. Эомер досадливо посмотрел вслед, погрозил пальцем тени и ушел обратно в библиотеку. Шванк отправился в гостиницу, а спустя несколько минут явился Хельмут и увел его по белой тропе в епископский домик.

Поклонившись у порога, Шванк увидел, что Филипп уже на месте - обросший серой бородкою, бледный, синегубый, и с по-прежнему отечными ногами.

Усадив посетителей, Панкратий отхлебнул воды и начал так:

- Я прочел ваши отчеты и отчет мастера Пиктора. Я знаю, что мы имеем дело скорее с демоном. И советую вам обоим отступиться. Иначе он затянет каждого из вас в ловушку, и вы будете думать только его мысли, чувствовать его чувствами.

Трувер подумал и сказал с отвращением:

- Я так уже отступился. Мне важнее живописец и епископ.

Филипп зло возразил:

- А как же Пиктор? Он не отступится. Значит, и я...

Епископ стукнул по столу кулаком:

- Сынок, не дерзи ей! Мерзавка отпустит Пиктора, когда ему станет лучше, тогда он от нее отвлечется. И - да! Завтра или послезавтра Скопас вскроет его гнойники!

- Образовался гной, - прошелестел Филипп, - значит, он теперь не гниет, а живет. Дядя, он все еще ее держит?

- Пока да. Но он устал и как-то успокаивается.

- Что ж, тогда...

- Филипп, ты же каешься! Отвлекись от нее наконец, побереги себя!

- Филипп! - осенило Шванка, - Не держись за нее только потому, что ты одинок! Пожалуйста. И ты же не виноват в болезни Пикси, если ты из-за этого. Это она виновата.

- Правильно! - обрадовался Панкратий, - Послушайся его, Филипп. А ты, Шванк, доделывай-ка скорее свой роман. А то я прочесть его не успею.

- Дядя, ты опять уезжаешь?

- Да, Филипп. Опять туда.

Епископ Панкратий второпях свернул аудиенцию, выставил обоих за порог и сам ушел куда-то. Филипп и Шванк отправились в сад и устроились там на скамеечке под старою вишней.

- Знаешь, как странно! - начал Филипп, - У меня оказалось маленькое сердце. Не порок, а просто слишком маленькое, как у кошки. Я бежал несколько часов по жаре и надорвал его. Теперь чувствую - она все ходит кругами где-то во тьме рядом со мною, и я - как рыбак. Только не понять, кто кого ловит: она меня или я ее. А ты действительно отступился?

- Пока да. Но, если она вернется, вступлю. Как голос в хоре, понимаешь?

- Угу. Мне кажется, Панкратию богиня вовсе не нужна - нашел неизвестную, исследовал, потерял интерес. Его интересует война, он же рыцарь из рыцарей.

- Противно, однако.

Шванк сплюнул под ноги.

- Не злись на него! Просто грустно.

- Пойдешь к Пиктору?

- Не смогу, я завтра начинаю покаяние в катакомбах. Сходи за нас обоих.

- Само собой!

Филипп тяжело поднялся, простился и ушел.

***

А через два дня Гебхардт Шванк стоял, перепуганный, перед Скопасом, и тот был растерян:

- Шванк, простите... Да, Пиктор теперь не заразен. Но сегодня... Сегодня он пытался повеситься на бинтах...

- Как?!

- Да. Повредил горло. Теперь кается и требует никого к нему не пускать и ничего ему не передавать. Не бойтесь, подмастерья за ним следят и умереть не дадут.

- А как Ваш висельник на складе? - вдруг спросил Шванк.

- Почему он... Вчера помиловали и дали денег. Все хорошо.

- До свидания.

- Удачи.

***

Писания выедают время - и это справедливо.

Но разве не счастлив Зеленый Король? Жену не переживет, не увидит смерти детей. Этот король - белый туман и зелень листвы - не отбрасывающая свет, как лезвия коротких ножей, городская зелень, а мягкая, сумеречного леса. Тот, кто невидим, но присутствует. Тот, кто провожает - и паломники проходят сквозь Лес, как ножи через воду, не оставляя следа. Чем он занят? Связями или предотвращением этих связей?

Пенкаур Аспатаден, бог почв, когда-то травил белого оленя - каждый год, когда солнечный свет начинал уходить, с белою, красноухою сворой он все пытался загнать оленя - и однажды догнал, но убил его все-таки Пхуйл из-под чужих собак.

А Зеленый Король ежегодно, когда отступало Солнце, поступал ровным счетом наоборот: он уводил оленя на тот берег Круглого Моря, к Индрику, под Деревья Вселенных. И там золоторогий мирно пасся до самой весны. Зеленый Король сам становился жертвою, и гонный олень преследовал его.

Белый конь короля Аластера, старый Снежок, не оставляет следов. И тогда как же Гебхардту Шванку, пешему, слабому, сделать это и настигнуть его? Ни скорости, ни следов. Если только можно было бы выследить Зеленого Короля... Но как? Как же? Следовало разглядеть подобие - но Шванку это было настолько же трудно, как рассмотреть без зеркальной поверхности собственные уши. Если б он знал, что они с Королем равно пусты, бесследны и неуловимы... Ну что ж, про то, что белый конь Короля, в отличие от коня вороного, не оставляет следов, наш трувер уже догадался!