Магистериум морум (СИ)

Тиллит встряхнулась. Ей даже думать не хотелось о том, что могло случиться сегодня. И её маленькая услуга будет совсем не потому, что Борн слишком много знает о ней. Нет. Она просто попробует быть благодарной.

Инкуб прочёл ответ в глазах Тиллит и покорно склонил голову.

– Ты гуляла в пещерах, и тварь набросилась на тебя, – сказал он. – И в благодарность ты всего лишь коснулась меня. Я буду вечно хранить память об этом.

Борн встал и торжественно опустился перед супругой Правителя на одно колено. Тиллит хищно улыбнулась, соглашаясь с его трактовкой их страшного приключения:

– Я думаю, Он примет тебя просто так. Он просто проявит милость, свойственную Правителям, и примет тебя в тронном зале. Готовься. О решении ты узнаешь сразу же, как только оно прозвучит под сводами.

Тиллит выпрямилась, отряхнулась и… растаяла.

Борн, опустошённый и расслабленный, поплёлся к выходу из пещеры ногами. И только уткнувшись в глухую стену, вспомнил, что умеет перемещаться иначе, но не отправился никуда. Лишь упёр лоб в прохладный камень.

Казалось бы, всё нечаянно сложилось лучше, чем он надеялся. Он хотел просить о милости, соблазнять, шантажировать, а судьба даровала ему шанс поступить благородно. Но… что будет с Тиллит, когда она узнает, чей сын Аро? В день заключения Договора правду будет сокрыть невозможно. Она прозвучит сама, в тронном зале, как ей и положено. И будет записана в Живую книгу адских договоров.

А если бы он сказал ей сейчас? Решилась бы Тиллит сама попросить милости для Аро? Нет! Ерунда, блажь! Она мечтала бы лишь о том, чтобы успеть скормить мальчика такому же Покрывалу, пока не оглашён Договор!

Выходит, он обманул её?

Но оглашение произойдёт, от него не скрыться. И Тиллит рано или поздно всё равно возненавидит Борна. Теперь – сильнее, ведь он сам сказал ей, что знает!

А что, если она догадалась? Потому и исчезла так быстро? Самой ей не под силу будет проникнуть в хитроумно защищённую пещеру Борна, но у неё много влиятельных родственников...

Демон нахмурился, резко обернулся, озираясь и собирая ориентиры для перемещения. И увидел, как куски недобитого Покрывала возятся у самого берега.

Проклятое племя! Он одним прыжком очутился у уреза лавы.

Поздно! Покрывало уже справилось со всеми биологическими следами встречи инкуба и демоницы. Если они и смешали кровь, тварь уже сожрала её!

Взбешенный Борн обрушил на кучу жадных обрывков весь свой гнев. Только искры полетели вместе с горелыми шматками плоти.

Разделавшись с Покрывалом, инкуб тщательно осмотрел камни. Кровь демонов живуча, а вдруг она забилась в какую-то щель? Но нашёл он лишь смешного скального червя. Безобидную тварюшку. Не пустотного, способного пожрать даже демоническую плоть, а гостя из самых холодных пещер на границе с миром людей.

Хотел раздавить и сжалился. Больно смешно изогнулся червяк, прикрывая в испуге плоскую голову толстеньким хвостом. Его эмоционального опыта едва хватило на то, чтобы ощутить угрозу. Вряд ли червяк понимал, что может сделать с ним Борн, но он жил и боялся. Как все.

А ещё ему было неуютно на голых камнях, где совсем нет скального лишайника. Верно, мелкий уродец вывелся на Покрывале и симбиотировал с ним какое-то время, подчищая отходы его жизнедеятельности. Теперь, без симбионта, червяка ждала голодная смерть.

Борн смотрел на тварюшку и ощущал себя таким же. Что было у него? Ни семьи, ни связей. Только ласка лавовых испарений, да сын, ради которого он и жил последние девяносто лет. Черти? Демоны? Он давно устал от них, как червяк, заброшенный в неподходящую для жизни пещеру.

Где Ад, великий и раскалённый? С его бурными интригами? С полётами в огненной толще, балами?

Борн вздохнул и поднял червяка. И обернул вокруг запястья. Червяк тут же слился в одно испуганное кольцо.

Пусть посидит. Он выпустит его в верхней пещере, более холодной, там, где есть для него подходящая пища.

Глава 3. Ворон – всего лишь вестник

«...Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!»

Иосиф Бродский

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Магическая башня на острове Гартин.

Год 1203 от заключения Договора,

Месяц Урожая, день 8-й

Утро у природы на этот раз вообще не получилось. Так думал Магистр Фабиус, вдыхая вместо прохладной свежести навязчивый дым пекарни. Как ни любил он уединение, но вокруг его магической башни постепенно выросла галдящая, шумная деревенька. Немногие, взятые на остров Гартин слуги, построили жилища, перевезли жён и детей. И теперь была у Фабиуса под патронатом не только провинция Ренге, славная своими шорниками, пивоварами и земледельцами, но и маленькая островная община – три конюха, прачки, кухарка, пекарь с помощниками, кузнец… Да всех теперь и не перебрать.

По утрам орали петухи. Нетерпеливо хрюкали, чуя, как варится им на завтрак буряк, свиньи. Хохотали и пели прачки...

Магистр вздохнул. Жизнь так и липла к нему, не давая уединения. Хорошо ли это было? Где-то и хорошо, если видеть только горячий хлеб к завтраку да чистые рубашки. Но во время приступов утренней тоски люди раздражали его своею суетой. Он и сам себя не хотел бы видеть сейчас. Но от себя – не сбежишь. Как и не рявкнешь на голосистых прачек, что чуть свет уже у моста со своими корзинами.

Да и понимал Фабиус, что рассвет не виноват в его внутренних метаниях. Что человек сам наклеивает на течение природных явлений ярлыки своих чувств. Но знание это никак не меняло его самого. И потому солнце его сегодня было тусклым, вода в реке казалась похожей на скисшее молоко, буковый лес за рекой – так и вообще почернел весь, словно осень уже уступила вожжи зиме.

На самом же деле над рекой начинался самый обычный восход, каких много бывает по ранней осени. С молочно-белой водой, с лёгкой дымкой над нею, с жалобными криками мелких птичек, что зовутся долгохвостками…

И тут откуда-то сверху вместо квиканья долгохвосток донеслось громкое скрипучее карканье, и Фабиус поднял глаза: на балкончике колдовской башни сидел здоровенный смоляной ворон.

Прачки тоже заметили страшную птицу. Заголосили, собирая все деревенские придумки про вестника беды. Но ворон был всего лишь вестником Магистериума. Просто начальство уже давненько не беспокоило магистра Фабиуса, и прачки подзабыли, как выглядят колдовские посланцы.

Маг пристально посмотрел на птицу и протянул руку. И только тогда вспомнил, что не успел надеть кожаный колет, а тонкий холщовый рукав рабочей рубахи не убережёт тело от когтей ворона.

Однако птица уже слетела на руку, вцепившись в неё, что твой орёл. Фабиус терпеливо погладил жёсткие перья, нащупал фальшивое, вынул осторожно и отпустил ворона кормиться и ожидать ответа. Потом, морщась, растер руку и отправился на конюшню. Там, в деннике любимого жеребца, его вряд ли кто-то решился бы побеспокоить.

Мальчишки-конюхи уже убежали к реке умываться, а больше – плескать друг в друга водой. В конюшне было духовито и полутемно. Лошади не заволновались, узнав мага, только его любимец, вороной Фенрир, нетерпеливо заржал и вытянул шею, принюхиваясь – нет ли чего вкусного у хозяина.

Фабиус вошёл в денник, похлопал по породистой морде, нахально учинившей полный досмотр карманам его прожжённого во многих местах фартука, и подбросил перо. Оно завертелось и пропало, а из флюидов воздуха соткалось лицо магистра Грабуса Извирского, одного из четырёх Придержателей Совета Магистериума, высшего органа магической власти в Серединном мире людей.

Грабус был древен, со скошенным подбородком и губами в ниточку. Многие обманывались, не зная, что старик не безволен, а попросту стёр себе все зубы, ведь ему давно перевалило за 200, и есть предел и эликсирам молодости, и ведьминской волшбе. Впрочем, магистр Грабус многое отдал бы за секрет, которым пользовался Фабиус – плотный и розовощёкий, словно тридцатилетний муж, хотя и ему уже сравнялось 166.