Инферняня (СИ)

Никакого лифта мы до сих пор не видели, видимо, старушки так шутят.

— Они обманули насчет лифта, — плаксиво пожаловалась Вивиан.

— Что ты! — прервал свою залихватскую песню Зевс. — Они никогда не врут. Поэтому мы к ним и идем.

— Не врут? — сказала я. — Тогда где же лифт?

— За каким‑нибудь поворотом, — сказал Зевс и добавил утешительно: — Когда‑нибудь мы до него дойдем.

Зевс оказался прав. Мы прошли еще полвитка и оказались на круглой площадке. Прямо в скале была деревянная дверь со стеклянными вставками. По бокам от нее росли два зеленых курчавых дерева.

Мы подошли и двери лифта открылись. Кабина была размером с мою спальню, по стенам протянулись скамейки. Как только вошел последний из нас, двери сами съехались и лифт двинулся вверх.

Все расселись по скамейкам, вытянув уставшие ноги.

— Странные эти старушки, — сказала я. — Раз уж сделали лифт, то почему не до самого низа горы?

— Да, — сказал Зевс. — Они странные.

А на вопрос мой не ответил.

А двери лифта опять сами собой распахнулись. Перед нами раскинулась просторная терраса с крашеными белой краской деревянными столбами и перилами. За перилами плыли облака, небо было позолочено рассветом.

Все мы встрепенулись, но Зевс один решительно шагнул к выходу. Я сидела ближе к двери и вышла следом за ним.

На другом конце террасы, в тени огромного раскидистого дерева стоял круглый стол. За ним сидели две старушки и занимались каким‑то рукоделием — куча клубков валялась на столе и под столом. Рядом с одной старушкой, что была худющей и длинной, стояло веретено, на нем шапкой лежало облако из серо — коричневой шерсти. И старушка тянула с него нить.

Перед второй старушкой — с накрученной непонятно как сложнейшей прической — стояло много фарфоровых круглых чашек.

Третья старушка — маленькая, полная и румяная — подстригала цветы на клумбе — маленькими золотыми ножницами.

Вот они — мойры! Милые пожилые дамы. И вообще тут было так уютно, так светло. Зря я их боялась и отказалась, чтобы Гермес отнес меня к ним. А, кстати, где он?

— Привет! — сказал Зевс, приближаясь к мойрам.

— Привет, Зевсик! — ответили старушки вразнобой и разными голосами.

Хрипловатый голос, как это было ни удивительно, принадлежал той, что возилась с цветами — он совсем ей не подходил.

— Ну, — весело сказала она, — кого ты нам привел?

И, положив золотые маленькие ножницы в карман полосатого фартука, она подошла к нам.

— Я Алисия, — сказала я, так как стояла впереди всех и подумала, что будет вежливо представиться самой, раз уж Зевс молчит.

Но Зевс толкнул меня легонько — я отлетела назад и стукнулась о Швайгера — и сказал, обращаясь не к старушкам, а к нам:

— Познакомьтесь. Это Посси…

Старушка в фартуке величаво кивнула нам.

— … это Тотти, — вежливо указал Зевс на старушку, что тянула нить с лопаты.

Старушка тоже кивнула.

— и Хесси, — сказал Зевс.

Еще один кивок — я думала, ее прическа упадет от него на стол — но она только заколыхалась и минуты через две успокоилась.

И какие смешные у них имена!

— Это сокращенные имена, — торжественно объявила толстушка.

— Да? — сказала я.

Остальные все молчали, только Вивиан хмыкнула где‑то позади.

— Да, — сказала толстушка и спросила Зевса: — Откуда они такие глупые?

— Из Америки, — пренебрежительно пожал плечами Зевс.

Ну, знаете! Никто не обязан знать, как зовут старушек, сидящих на горе посреди болота непонятно в какой стране. То есть в какой стране, понятно — в Греции. Как сказал Томас.

Толстушка сказала, обращаясь ко мне:

— Если бы тебя звали Атропос — неотвратимая…

— Или Клото — пряха… — отозвалась старушка — пряха.

— Или Лахесис — судьба… — сказала затейливая прическа.

— Ты бы тоже сократила имя, — заключила Посси — Атропос.

А что? Эпичненько. „Судьба моя!“ — говорил бы мне Томас. Но я кивнула с серьезным видом:

— Понимаю. — В детстве я не могла полностью выговорить свое имя и называла себя Лись…

— Вот видишь! — сказала толстушка. — А у наших гостей и вовсе языки от страха заплетаются!

Похоже, она тут была самая разговорчивая. Оно и понятно. Две другие безотрывно были заняты делом: Хесси окунала нити в чашки, отчего нити переливались разными цветами, и потом кидала их на перила — видимо, сушиться.

— А мы пришли по делу, — сказал быстрее Зевс, отодвигая меня в сторону. Похоже, опасается, как бы я не начала опять что‑то рассказывать о себе.

Это, знаете, совсем невежливо с его стороны. Может, старушкам интересно — сидят тут они себе, и поговорить не с кем.

— О! — воскликнула толстушка вдруг, не обращая внимания на слова Зевса. — Да ты мне подарочек привез!

— Да, — сказал Зевс, слегка смутившись, и полез в карман.

Но старушка воскликнула — и ее скрипучий голос даже дал петуха:

— Горничная!

И, всплеснув радостно руками, она устремилась ко мне. А Зевс спрятал чудо — маркер обратно в карман, и, посмотрел на меня грозно, мол, не смей перечить.

— Но… — едва успела сказать я слабым непослушным голосом.

А старушка оттолкнула в стороны и Зевса и меня — какие у нее сильные руки, по виду и не скажешь! — и бросилась к Швайгеру со скрипучим воплем:

— Какая прелесть!

— Что? — не понял Швайгер.

Томас, стоявший рядом с ним, дернул бровями, будто собрался расхохотаться. Но все же удержался.

Старушка тащила Швайгера к столу, когда Зевс прошипел ему в затылок:

— Терпи!

— А? — обернулся Швайгер в полной растерянности.

Он явно ничего не понял. Видимо, не слышал, как Зевс говорил о том, что старушки не могут найти себе горничную. Но разве бывают горничные — мужчины?

— Вы только посмотрите, сестрицы! — говорила между тем старушка двум другим. — Высок, мускулист!..

Швайгер даже самодовольно приосанился.

— …столько работы по дому сможет сделать! — закончила старушка.

И Швайгер в недоумении взглянул на нее. А толстушка уже сняла с деревянного столба — опоры белый кружевной фартучек и повязывала его Швайгеру на талию.

— Эй! — сказал старушке Швайгер.

— К нам будешь обращаться мисс! — сказала старушка тоном, каким говорят с милым непослушным щенком.

Я спряталась за спину Зевса, чтобы мойры не увидели, что я смеюсь — похоже, они были абсолютно серьезны. В плечо мне уткнулся носом и тихонько хрюкнул Томас. Вивиан тоненько едва слышно простонала. Лицо Зевса мне видно не было, но спина его оставалась невозмутимой.

Похоже, Зевс подавал Швайгеру какие‑то знаки, потому что Швайгер процедил:

— Хорошо.

— Так, — бойкая старушенция обошла Швайгера кругом, — и что ты умеешь?

— Фильмы снимать, — пробурчал Швайгер.

— Интересно, — оживилась мойра, макавшая нити в краски — Хесси. Видимо, она была неравнодушна к искусству. Потому и прическу себе вон какую выдумала — как на старинных картинах. — Какие?

— Боевики, приключения… — начал Швайгер, нервно одергивая воланы на фартучке.

— Интересно, — снова сказала Хесси.

— Ничего интересного! — сказала толстушка.

— Почему? Это же искусство, — спокойным, размеренным, как и ее движения, голосом, пропела длинная старушка, что тянула нить.

Толстушка Посси вскричала нетерпеливо:

— Наконец‑то я нашла горничную по своему вкусу, а вы хотите отправить его снимать боевики! — и обратилась к Швайгеру: — Пол мыть умеешь?

— Нет, — гордо сказал Швайгер.

Зевс охнул и схватился за голову.

— Умеет, — крикнул он, — еще как!.. — и вкрадчиво произнес: — Знаете, может, пока посмотрите на бумаги?

— Конечно, — сказала довольная Посси.

— Да — да, — кивнули ее сестры.

— Принеси‑ка мои очки, — велела Посси Швайгеру. — Они там, на столике у дивана, — она мотнула головой в сторону открытой стеклянной двери, ведущей с веранды в дом.

Швайгер кивнул, и мне послышалось, что его зубы скрипнули от злости. А может, у него просто челюсть в этот момент была так перекошена.