Свет во мраке

Вокруг первого Раатхи образовался огромный круг заваленный трупами. На ногах остался лишь Истогвий — застывший и неподвижный, вздевший лицо к небу, скрививший лицо в гримасе беспомощного гнева.

— Догнать — Раатхи говорил тихо, но его услышал почти каждый — Забрать. Кто? Кто?

— Я догадываюсь — гримаса обычно всегда спокойного Истогвия могла бы испугать любого — Догадываюсь кто. Живучий ублюдок. Я сокрушил его. Но он вернулся… цепляется за жизнь как раздавленное насекомое.

— А ты? — налившиеся мертвенной белизной глаза Раатхи уставились на дядюшку Истогвия — А ты цепляешься за жизнь, мой старый друг? Может ты уже устал дышать? Ведь прошли столетия с нашей первой встречи…

— Цепляюсь. И не забыл вашей милости. Я догоню. Я заберу.

— Догони. И забери. Я же останусь здесь и положу конец играм зарвавшегося мальчишки императорских кровей. Пора вернуть заносчивого никчему обратно в могилу и уже навсегда. Постой!

Дернувшийся к воинам Истогвий замер.

— Пять ниргалов. Десяток лошадей. Двадцать самых ненужных тебе людишек. Приведи их вон туда — тонкий и неестественно длинный палец указал в сторону плотного скопления старых сосен — В погоню за вором возьмешь с собой подкрепление. Особое подкрепление. Что ты знаешь о том, кто похитил душу Горы?

— Он живуч — повторил свои недавние слова Истогвий и чуть подумав, добавил новые — Умен. Решителен. Смел. Очень силен. Мстителен. Хитер. Я пытался убить его, но судьба оказалась не на моей стороне. И вот расплата… — скрипнув зубами, Истогвий продолжил — Для меня не может быть худшего наказания. Моя вина. Я искуплю. Догоню, заберу, убью.

— Ты не смог убить обычного человека…

— О нет! Он не обычен, владыка! Я не смог увидеть, но смог ощутить — над ним кто-то постарался. Кто-то из умеющих обращаться с Искусством.

— Сферы в теле?

— Нет. Ни одной. Чрезмерная сила содержится прямо в его теле. Столь же естественно как вода в сосуде. Я не встречал ему подобных ранее.

— Интересно… можешь взять его живым?

— Нет! — отрезал Истогвия — Я не встречал столь живучих и загадочных, но много раз сталкивался со столь упрямыми. Таких надо убивать сразу. Давить безжалостно.

— Хорошо. Тогда раздави безжалостно и верни вещь принадлежащую мне.

— Будет исполнено. Я отберу людей и лошадей. Отведу их к указанному месту.

Повернувшийся Истогвий широко зашагал прочь.

Кривящий губы в той же усмешке Раатхи смотрел ему вслед и вспоминал их самую первую встречу. Давно это было. В те времена, когда в ныне уже не существующих Западных Провинциях вот-вот должна была разгореться страшная война, чье пламя он старательно раздувал.

В те дни они не знал покоя, колеся по давно исчезнувшим дорогам от одного дворянского родового гнезда к другому. И шептал, шептал, шептал слова в уши всегда чего-нибудь да жаждущих людишек — большей славы, большего богатства, большей власти, большей независимости от могущественного восточного соседа. К его словам прислушивались. По его воле снимали со стен оружие и доспехи, шли войной на бывшего друга или даже родича. Все во имя особой и тщательно скрываемой великой цели, путь к коей он строил на протяжении долгих столетий. Почти никакого Искусства. К чему? Достаточно и простых слов — главное произнести их нужному человеку в нужный миг. Власть простого слова огромна. Слова крушат целые цивилизации…

Тогда-то, на одной из дорог, к концу душного жаркого дня, он и встретил Истогвия.

Забавного карлика росточком в два локтя, только-только разменявшего пятый десяток, посмевшего полюбить первую красавицу деревни и получившего насмешливый отказ.

А как иначе? Другого исхода и быть не могло.

Кособокий карлик с седыми висками, узловатыми руками, бочкообразным торсом, кривыми ногами, мрачным нелюдимым нравом. И юная дева, высокая, с тонким станом и пышной грудью, волоокая и пышноволосая. Подобный союз невозможен. Разве что вмешается сама любовь, столь воспеваемая хриплыми менестрелями в чадных трактирах. Но любви не было и в помине. Согласия не было дано.

Осмеянный и униженный Истогвий в тот день ушел из деревни к проходящему поодаль торговому тракту. То был перст судьбы, не иначе. Так они и встретились, в миг, когда карлик сидел в тени старого дуба у дороги и медленно отрезал уши связанной и визжащей собаке. Он так увлекся, что не заметил приблизившихся путников.

В тот вечер Раатхи остался на ночлег в доме карлика. Они провели за беседой всю ночь. О многом говорили, многое обсуждали. Истогвий и в те времена прекрасно умел вести хозяйство, обладал недюжинным умом и кровожадной жестокостью, тщательно скрываемой в глубине души. Местный изгой добившийся денежного благополучия собственным умом. Построивший слишком большой для него крепкий дом. Сделавший предложение любимой девушке и ушедший от нее осмеянным.

Они беседовали и беседовали. А ближе к утру карлик Истогвий ушел ненадолго, но вскоре вернулся с небольшой тележкой, где лежал связанный отец той самой девушки. Он тоже смеялся над уродливым коротышкой посмевшим сделать предложение его красавице дочери. И он же выставил карлика за порог ударом ноги в поясницу. Отец девушки был крепким мужчиной полным жизненных сил. Он отлично подошел для целей Раатхи…

В следующий раз Истогвий ступил за порог иным человеком. Высоким, крепким, с прямой осанкой. Он вырос втрое, изменился почти полностью — прежними остались лишь его спокойные и будто бы сонные глаза потомственного крестьянина. И мало кто мог бы заметить пылающие глубоко в его глазах огоньки звериной жестокости…

Утром Раатхи покинул гостеприимный дом, увозя с собой согласие нового верного слуги прибыть к расположенному на юго-западе древнему сосновому бору. К исходу того же дня любовно выстроенный дом бывшего карлика Истогвия разом полыхнул со всех четырех углов и вскоре сгорел дотла. Разгребшие еще тлеющие угли селяне среди пепла обнаружили останки двух человек. Скелет мужской и женский. А сам карлик бесследно пропал…

Но довольно витать в облаках — Истогвий уже возвращается, ведя за собой ниргалов, лошадей и людей. Именно в таком порядке. Он всегда умел правильно оценивать важность того или же иного…

Кем бы ни был тот загадочный чужак осмелившийся причинить им столько бед, он будет пойман. И вернет украденное. А затем умрет мучительнейшей смертью…

Глава шестнадцатая

Мрачные твари за моей спиной. Мрачное прошлое в моей руке. Мрачное прошлое передо мной

Меня гнали как дикого зверя.

Им я и был — загнанным волком с подранной о сучки и камни шкурой, тяжело дышащий, с подкашивающимися от усталости лапами. Впрочем, это выражаясь образно. На самом деле не все обстояло столь плохо.

Преследующие меня загонщики действовали неутомимо и умело. Но я сумел сохранить двух лошадей, и мой разум оставался при мне. Действовать я старался изощрено, в уныние не впадал, страху не поддавался и глядел в будущее если не с надеждой, то не обреченно. Я еще побарахтаюсь в сих смертоносных водах, я еще помотаю преследователей по местным буеракам.

Все началось на второй день после моего поспешного бегства с вершины Горы, начавшегося со стремительного спуска по ее склону, захвата лошадей и безумной скачки на северо-запад. Меня лошадей, я двигался по песчаной дороге до тех пор, пока через десяток лиг она попросту исчезла — причем пропала она внезапно и до омерзительности аккуратно. Снова рука Истогвия ощущается — ибо, где это видано, чтобы дорога заканчивалась так, будто ее ровнехонько отрезали острым ножом, а затем песчаную «культю» обложили небольшими камнями, словно накладывая повязку.

Едва бегущий подо мной скакун перешагнул через линию камней, я приготовился к худшему, но вскоре убедился, что исчезновение дороги не больше чем иллюзия. Под недавно насыпанным и ухоженным путем лежала дорога старая, даже древняя, созданная в очень давние времена, если судить по едва различимым следам на замшелых камнях по обочинам. В незапамятные времена трудолюбивый народ проложил тракт через каменистые земли. Пусть с севера на юг. Целый тракт, широкий и ровный. Ныне все почти исчезло, заросло деревьями и кустами. Повозка бы не прошла. Но верховым лошадям деревья не помеха и промедления не случилось.