Свет во мраке

Вздрогнув, я поспешно прикрыл глаза и мысленно потянул за тонкую ниточку воспоминаний. В хаосе царящем в моей голове есть упоминание о высокой башне неподалеку от городской стены некоего города. И вот она эта башня — стоит себе гордой свечой, царя над запустением вокруг.

Вот!

Вспомнил!

Башня Иллара Затворника!

Башня мага с даром Крепителя исключительной силы! Того, что однажды вдруг отказался от мирской жизни и заперся в своей башне. Долгие годы он упорно укреплял стены, двери, окна, полы и все прочее с помощью своего магического дара. Долгие годы! Десятилетия! Каждодневный труд, проводимый фанатично и тайно — до последнего мига никто и не ведал о том, что и без того прочные каменные стены высокой башни превратились в несокрушимый монолит. И никто так и не узнал о том, что именно случилось со старым магом. Прошло столько лет… от волшебника поди остались лишь пожелтевшие кости, лежащие где-нибудь в спальне, рабочем кабинете или же прямо в коридоре — кто знает, где его настигла смерть.

Обняв валун, я пораженно качал головой, не обращая внимания на мягко бьющие в спину волны реки, тихо булькающие и шепчущие мне на ухо — давай, прыгай уже, познай падение в бездну…

Это точно должна быть она — башня Иллара Затворника.

Не может же оказаться другой такой еще где-нибудь…

Я снова невольно вспомнил все те загадочные странности связанные с магами наделенными даром Крепителя. О том, как юного барона Кориса Ван Исера не согласились принять в Магическую Академию. О том, как удивился отец Флатис, не понимающий, почему Кориса не приняли, учитывая, что его дар довольно силен.

Далеко-далеко внизу подо мной находилась еще одна загадка.

И я уже знал, куда направлю стопы, если переживу прыжок.

Уцепившись получше, я одним рывком поднялся на камень, за очень долгое время впервые покинув речные воды. До хруста в подмерзших суставах потянулся всем телом, подтянул ремни заплечного мешка, сокрушенно вздохнул, когда вспомнил, во что превратился мой запас еды. А лошадиная попона? Такое впечатление, что вот-вот она расползется лохмотьями. Проверил крепко ли привязан ко мне тряпичный сверток с каменным мечом, все требующим и требующим плоти и крови. Правда, в последнее время он притих — когда я окунул его в речную проточную воду. Мерзкая штуковина не слишком любит такое, судя по всему.

Убедившись, что все в порядке, я оглянулся. За мной лишь рокочущее русло, обрывистые берега, высящиеся над рекой, и деревья. Ни малейшего намека на идущих за мной следопытов и убийц. Не слышно и лая собак, хотя на забитые водой и слегка распухшие уши я полагаться уже не мог.

Что ж, не будем давать им возможности увидеть мое падение вниз. Пусть и дальше гадают о моей судьбе.

Оценив отвесность круто уходящей вниз стены, я подался вперед и прыгнул в пропасть. Головой вниз. Пустота радостно приняла меня в свои призрачные объятия и завыла, засвистела злорадно мне в уши, сопровождая меня в самоубийственном падении. Пустота заранее праздновала мою смерть. Еще бы. Обычному человеку не пережить такого… не пережить… проклятье, как же я тоскую по тем временам, когда был именно что обычным человеком…

Отступление десятое.

Стоящий у самого края бездны Истогвий выглядел хищным огромным зверем выслеживающим добычу. Плотный, широкоплечий, уверенный в себе.

С пренебрежением к опасностям Диких Земель свободные от оружия руки заложены за спину. Ноги по колено в клокочущей воде — причем, перед тем как войти в реку, Истогвий разулся, не желая портить отличные кожаные сапоги. Он бы и вовсе не полез в воду, но очень уж хотелось посмотреть на окружающую местность с б о л ь ш о й в ы с о т ы. Истогвий очень любил смотреть на кого-то или что-то не свысока, не с пренебрежением, но именно что с высоты своего роста или любой возвышенности. Слишком уж долгое время ему приходилось смотреть снизу-вверх на всех, включая едва подросших детей. Такое запоминается навсегда. Въедается в душу намертво.

С вознесшегося над огромной долиной обрыва Истогвий видел многое, но не видел самого главного — крохотную фигурку беглеца. Он напряженно вглядывался в раскинувшуюся перед ним величественную панораму, но совершенно при этом не замечая красот девственной природы. Его цепкий разум прирожденного управленца и хозяйственника замечал лишь самое главное — где лучше всего было бы разместить пастбища, где разрешить построить дома, а куда — подальше от жилых мест — отнести вонючие кожевенные мастерские и излишне громкие кузни. На радующие взор зеленые луга и мирное озеро с кристально чистой отстоявшейся водой ему было наплевать.

Но сильней всего его пытливый взор выискивал клятого и всей душой ненавидимого беглеца. Этого наглеца, осмелившегося укусить его не раз, не два и даже не три, а куда больше раз! Крохотный комар, ничтожная искорка жизни, жужжащая вокруг и кусающая раз за разом, выпивая кровь капля за каплей. Его ошибка. Только его оплошность. Однажды сам Темный уже послал ему в руки кусачего человечишку, но он проявил столь несвойственные ему небрежность и торопливость. И вот результат — неведомым образом чужак выжил, набрался сил и принялся творить пакости…

Сначала укусы были мало заметны, почти неощутимы. Даже потеря гномов рудокопов — о чем он узнал быстро — не оказалась невосполнима, ведь их двухвековая работа подошла к концу. В древнем гномьем роде больше не было надобности, и он давно подумывал о том, чтобы избавиться от них, начав со стариков, женщин и детей. Но затем чужак разошелся не на шутку…

Стоящий на краю пропасти Истогвий прекрасно осознавал двусмысленность своего положения. Он на самом деле стоит на краю. Еще одна ошибка — и он перестанет дышать, рухнет в пропасть. Ибо Мастер не прощает подобного. Если он вернется из погони с пустыми руками… его участи не позавидует никто из ныне живущих и некогда живших. Ибо украдена вещь немыслимо важная.

— Он прошел здесь? — Истолла смотрела столь же тяжело, как и ее отец. Вся в него.

И столь же бесстрашно стояла у самого края водопада. Неловкий шаг — и ее слизнет безжалостный поток мутной речной воды. А ведь дочь далеко не столь живуча и быстра как он сам. Но ведь не боится… вся в его породу…

— Да — кивнул он, пряча отцовскую гордость поглубже в сердце — Чую. Он прыгнул.

Истолла не стала переспрашивать, не выразила недоверия. Девушка поверила сразу. Раз отец сказал — прыгнул — значит, прыгнул.

— Ищем тело мертвое или живое? — новый ее вопрос был так же по делу.

— Он жив — процедил Истогвий — Жив… и мнится мне, что чужак направился вон к той башне. Вот ведь глупец, нашел куда направить путь — на север! А в первую нашу встречу я предупреждал его — остерегайся руин старого города, что лежит к северу от Горы. Все мол там костьми усыпано. А все одно он сюда пришел…

— Не он шел — река его вела — заметила дочь спокойно, и Истогвий вновь ощутил прилив гордости. Умна. Ой умна и рассудительна. Вся в него.

И ведь одна такая. За прошедшие двести лет с лихом у него было много жен, сыновей и дочерей. И внуков не счесть. И всех он не принимал. Не в него они и все тут. Материнская линия побеждала. Все детишки ладные получались, здоровые и… обыкновенные… И вот двадцать с небольшим годков назад родилась Истолла. Мать ее дура дурой, кроме тела соблазнительного пышного и косы до пят нет в ней ничего особого. А вот дочь не в мать — в него пошла! Сейчас еще три сынка подрастают. Двое глазами и бровями в него, характером в мать. А третий молчалив и мрачен. За восемь годков лишнего слова не сказал, глядит по сторонам пытливо, ничего и никого не боится. Может и здесь удача?

— Как спустимся?

— Разными путями — ответил Истогвий, отворачиваясь от кромки обрыва и опуская руку на плечо дочери — Разными…

Вскоре небольшой отряд двинулся в сторону от водопада, двигаясь на восток. До ближайшего пологого склона годного для спуска лошадей отряду предстояло пройти не меньше восьми лиг по пресеченной лесистой местности, к тому же заболоченной. Несмотря на высокое расположение, здесь имелось множество ручьев, широко разливающихся в стороны и образующих целые заливные поля стоялой теплой воды. Сплошные заросли кустарника, камыша, любящих воду деревьев и прочей растительности. И сквозь эти преграды упорно продирался отряд возглавляемый Истогвием. Позади него уверенно шагала Истолла, ведя в поводу лошадь и держа свободную руку на рукояти меча.