Иоганнес и Маргарет (СИ)

Впрочем кое-что ведьма таки умела. Умела Вивина заговаривать зубы, да змеиные укусы у коней лечить. В основном за этим и ходили к ней. Ну и кроме прочего умела она готовить!

– Ай ладно, сядь поешь. Посиди. Готовлю я вкусно. Налью тебе чарку горилки, а там посмотрим, обсудим. Может сыщем какой компромисс. Вот что с тебя более всего в этом году князь стребовал?

Рыцарь сел – в этом году он был слишком послушным.

Ага! Может и зря она его так боялась все эти годы, может её страх перед ним – по бабски надуманное это? Лицо за забралом, подумаешь, а она уже фантаризует. Нет, все мужики одинаковые, предложи вам пожрать или ещё чего, что вы любите и вы покажете свою натуру… Впрочем сейчас она могла предложить только еду, не то, что в молодости. Тогда у неё была такая красотища колдующая… Но ничего, сойдёт и еда.

В хату было уже начал ломится паж сборщика, но сборщик поднял руку и жестом остановил его в дверях, и прибавил.

– На пороге постой. Дверь только за собой прикрой, холод не нужно напускать старухе в хату. Мы же не ироды какие-то.

Ведьма тем временем засуетилась. Смахнула в помойное ведро объедки после детей, и начала заново накрывать на стол.

Для начала достала казанок с картошкой из печи.

– Ты ешь, ешь милок, не стесняйся. И пригласи к нам служивого своего за стол, небось тоже устал и проголодался. Заходи, заходи, – обратилась Вивина уже к пажу, – не стесняйся, не слушай своего господина то. У вас там оно какма в кодексах лыцарских. Нельзя ослушаться дам, а?

– Он не рыцарь, постоит. Да и ты, не дама. И можешь так не суетится.

Впрочем ведьма уже была в процессе.

Вытащила на дубовый стол шкалик водки, кусок сала, нашинкованный чесноком и специями, солёных огурцов. Из печи достала похлёбку из овсяной каши и с добрым куском говядины в нем. Солдатик в дверях должно быть голоден, и этот, их офицер вероятно тоже. В конце концов человек он или нет? Ничего, потечёт слюнка, снимет свой шлем и начнёт есть её стряпню.

На все это сборщик податей смотрел молча, не снимая своего ведра-шлема. Ведьма же накрывала и накрывала, вот уже рядом с первыми блюдами лёг большой черепок с пряниками, рядом ещё один — с конфетками сладенькими.

От яств поднимался пар и запах, так что у вояки, что стоял в дверях закрутило в животе и во рту брызнула слюна. У него было поднято забрало, и она увидела, как он сглотнул, и как при этом дёрнулись его усы-щётки. Ещё чуть-чуть и он ступит шаг вперёд и усядется за стол. Ну пусть и так, сначала тот в дверях, а затем уж и этот, который сидит за столом.

Но случилось ровно то, что и должно было случится – свои маленькие вострые личика показали дети, спрятавшиеся на печи – белокурые мальчик Иоганнес и его сестра Маргарет. Они с интересом смотрели на сборщика податей пуговками глаз. Сцена повторяла ту, что была в доме у их родителей – один в один.

Сборщик податей же совершил, казалось невиданное для него действие. Щёлкнули защёлки на шлеме и рыцарь медленно, словно совершая ритуал, начал разводить половинки забрал, отводя их вверх и в бок. Он снимал шлем.

О да, перед чарами ведьмы – путь она уже стара и не может завлечь мужчину красотой – нелегко устоять. Стряпня — тоже своего рода магия… Хорошая жена должна об этом знать… Она не раз говорила это приходившим к ней за советом женщинам, жалующимся на то, что их мужья стали холодны…

К слову – странную советницу они выбрали себе в этом вопросе – ту у кого у самой не было мужа. Но, со временем она привыкла и раздавала мнения авторитетно и со знанием дела. В конце концов – ей платили деньги, и она начала относится к этому как к работе.

Когда забрало было поднято, рыцарь сдавил руками бока шлема и начал стягивать его с головы движением вверх, взъерошивая волосы, и освобождая лицо. Под металлической маской оказалось не злобное и демоническое лицо – как можно было подумать, услышав голос рыцаря из-под маски – но обычное лицо мужчины лет сорока — сорока пяти.

Волосы мужчины были черны и лишь кое-где пробивалась редкая седина. Виски и шея были коротко острижены – типичная стрижка типичного офицера всех времён и народов. Взгляд тёмных глаз был тяжёлый, но вполне человеческий и к тому же усталый. Лицо было немного полным — но это было связано скорее с возрастом, чем собжорством. Что-то незримо выдавало в этом человеке аскета.

Возможно то, что он положил шлем на стол, рядом с собой, и не набросился на еду, возможно равнодушие с которым он смотрел мимо стола в лицо старухи.

Но именно это простое, обычное лицо заставило старуху побледнеть, а вернее – поскольку ведьма была уже очень старой и сморщенной и её кожа и без того походила на пергамент – позеленеть.

Казалось, она уже не замечает, ни деток у себя на печи, ни солдата в дверях, ни яств на столе. Забыла она и про подать. Она видела лишь это спокойное, слегка суровое, немного раскрасневшееся от пребыванием под шлемом лицо, смотрящее прямо на неё. И не понимая от чего, не могла издать ни звука, ни да пошевелится.

– Ну что же, – произнёс сборщик податей. Без шлема его голос оказался обычным, и вовсе не безжизненным – можно и повечерять с тобой, старуха. А давай ка мы и детишек пригласим к нам за стол, что скажешь? Пусть и они поедят, небось в родительском доме их не очень то хорошо кормили, а? Что скажешь, старуха?

На этих словах бордовый крест на эмалированном нагруднике сборщика блеснул в огоньках свечей зловеще и холодно, ему вторили аккуратно выделанные на розах капли росы – боги, да они же сделаны из мелких благородных камней!

Ведьма наконец смогла пошевелится, но тут же подавила в себе первоначальный порыв. От внимательных глаз налогового агента это не ускользнуло – тем более, что без шлема он видел во сто крат больше.

– А может, ты старуха, тоже окажешь нам честь? Небось, умаялась, обхаживая меня. А? Давай, садись, бабуля к нам за стол. Бери, пирожочек, съешь. Или давай мой паж нальёт тебе пивка, которым ты так щедро и по-хозяйски хотела угостить нас. Сама то небось притомилась.

Ведьма натужно засмеялась. В голове зазвучало «я пропала».

Глаза её заволокло пеленой, а руки и ноги лишились сил.

– Да что вы, сынки. Не хочу я есть. Мне старухе не нужно есть так много, как вам, молодым.

– А впрочем, я настаиваю, сударыня. Ты ж себя причислила к сударыням да к благородным женщинам, а? Они так же учтивы должны быть как и джентельмены и не отказывать в вежливой просьбе. – О да, без шлема голос сборщика сквозил лёгкой, едва уловимой иронией.

Ведьма злобно поглядела на сборщика податей и затряслась. Казалось ещё миг, и с её губ слетит пена.

Сборщик засмеялся, и сказал своему слуге

– Влей ка ей в рот того самого пивка, что им она нас угостить хотела!

Солдат, стоящий все это время у дверей, вынырнул из тени, и подошёл к столу за кружкой с пивом. Он взял пиво со стола, и второй, свободной рукой в железной перчатке стиснул горло ведьмы, и перевернул кружку с пивом ей в рот.

Пиво полилось по щекам, и по переднику ведьмы. Она пыталась отплеваться. И в тот же миг, как солдат, держащий ведьму за горло, почувствовал, что часть пива попала внутрь, отпустил горло ведьмы.

Старуха была в бешенстве, она бросилась к печи за длинным ножом, но не дойдя до неё сообразила, что такие доспехи не возьмёт не то, что нож, но и секира северного варвара.

Она по инерции дошла дошла до печи и бессильно хлюпнулась своим задом на лавку, как мешок с картошкой. Она до того расклеилась, что казалось вот-вот растечётся как мешок с навозом.

– Ну что же ты ведьма, с добрыми людьми так обходишься то? Мы ведь вежливо с тобой обходились, как с равным, а ты выёживаешься.

– Я думала ты деткам вред причинишь.

– О, смотри, о детях заговорила, карга. А деток я и правда заберу. В вашем гнилом краю нечего таким славным и смелым детям делать. Вычистите все, что есть у этой ведьмы. Все одно, она сдохнет от своего же яда через сутки.

Человек за столом помолчал. С печи шмыгнул кот, и от его движения затрепетали огни в доме. Камешки на перьях шлема и на груди у сборщика податей ещё раз блеснули и погасли.