Иоганнес и Маргарет (СИ)

И увидел Ганс, как сильно постарела ведьма с тех пор, когда он видел её в последний раз. Но это была безусловно она. Глаза её стали плохи.

Она некоторое время щурилась, разглядывая детишек, а Ганса, стоявшего совсем рядом, в тени кустов, и вовсе не увидела.

Ведьме, похоже, не впервые приходилось кормить таких вот подкидышей. Она улыбнулась своим беззубым ртом – впрочем улыбка вышла вполне доброй. Пригласила детишек к себе в дом.

Так в последний раз и увидел Ганс своих детей, в тёпленьких полушубках и постолах , с раскрасневшимися от холода щёчками они зашли в дом ведьмы.

Согбенная спина, грубый шерстяной платок на её заднице, задранный с одной стороны, да ещё валенки – вот последнее что увидел Ганс. Дверь стукнула — и все стихло.

Ганс постоял ещё какое-то время в тени кустов и пошёл домой. Он решил помалкивать о том, как все пошло – может его жена и правда сошла с ума. Тогда лучше ей и не знать ничего. Это была вторая умная мысль за день, и от этого настроение Ганса заметно улучшилось.

7

Лесная избушка ведьмы – старый крепко сбитый дом, из больших цельных брёвен — только выглядел всеми забытым и заброшенным. Пусть вас не сбивает с толку крыша, покрытая мхом, придающая дому такой вид, будто он врос в землю.

К ведьме приходил люд довольно часто – услуги её были востребованы.

Но сейчас от неё не требовалось приготовление зелий. Ведьма – звали её Вивина – приготавливала Иоганнесу и Маргарет всякие вкусности. Испекла медовый пирог с яблоками, откуда-то достала парного молока – к варенью.

А чтобы детям не было скучно, рассказывала прибаутки, истории, сказки — и про принцессу из Южных земель, которая умела разговаривать с аистами. И про другую принцессу, которая ночью обращалась ужасной жабой, а днём была писанной красавицей.

Похоже ведьме нравились истории про принцесс.

А вот сказку про мальчика и девочку, которых отец отвёл в лес, по приказу собственной жены, и которые попали в домик лесной ведьмы она решила не рассказывать. Ведьма в этой сказке была страшной и злой, и хотела причинить детям вред – бредовая сказка, незачем такими глупостями пугать детей.

Когда истории закончились, Вивина пообещала детям, что все будет хорошо, и что весной отец приедет за ними на телеге. Пусть не волнуются. А зимой они побудут здесь, в лесном домике.

А дети не очень то и переживали – им нравилось у ведьмы. Она не запрещала им ничего, к тому же неё было интересно.

По дому бегали всякие мелкие зверушки – кролики там, белки. Весело шмыгали они своими маленькими носиками. На всю эту живность с печи лениво глядел большой жирный кот. Наверняка тоже волшебный – настолько по-человечески саркастическим был его взгляд, устремлённой на всю эту резвящуюся живность.

С нескрываемым презрением, и отстранённостью наблюдал он за зверюшками, старающимися спрятаться от новых гостей по всем углам. Кот медленно, важно и полусонно реагировал на попытки Иоганнеса и Маргарет вовлечь его свои игры. Щуря недовольно глаза, когда дети подходили к нему и тыкали в него своими ручонками.

Морда кота говорила – прыгайте-прыгайте, а меж тем причин радоваться я не вижу – все одно все тлен, и конец близко. В подтверждение этого мнения и к радости кота, блеснувшей у него в глазах в свете каганцов, в дверях раздался громкий металлический стук. Кот тут же ухнул за занавески на печи.

Малыши испугались, страх на их ангельских личиках казался особенно болезненным. Но ведьма улыбнулась, шикнула беззлобно на них, указала на печь и приказала сидеть там и не издавать ни звука.

– Я же ведьма, помните? Ничего не бойтесь!

– Выходи, Вивина, старая ведьма! – голос был какой-то глухой. Будто из погреба, или из могилы. Стук продолжался. Ведьма заторопилась к двери, но не спешила открывать.

– Кто это там так поздно ломится в мою дверь? , – проскрипела старуха, – Уж не разбойники ли дикие?

– Именем князя, открывай!

«Точно разбойники» шепнула Вивина, а сама подчёркнуто медленно отодвинула засов.

По правде говоря, она не боялась разбойников.

У неё была определённая репутация, слухи, пущенные не без её же помощи о том, что она может превращаться в лису и в волка, и даже в страшного оборотня. И что сама она может обратить человека в свинью. Народец в этих краях суеверный и в подобную чепуху верит.

Правда, когда она была молодой, некоторые хотели позариться на неё как на женщину. Но это было так давно…

Старуха отодвинула наконец засов, и медленно открыла дверь.

– Ну, дурень, чего колотишь то своей культей? Есть же молоточек деревянный, вот висит на двери…

Перед порогом, как и было заявлено, стояла фигура княжеского человека. Огонь каганцов из дверного проёма отражался у него на доспехах. Красные перья на голове поблескивали живыми огоньками. Подул ветер и чёрный плащ за спиной зловеще изогнулся. Ни дать ни взять летучая мышь. Впрочем ветер перестал дуть через минуту, и колдовство развеялось.

Это был обыкновенный рыцарь в обыкновенных латах с большим, похожим на ведро шлемом на голове и гербом на груди. Хотя человек никогда при ней не снимал шлем, но это был тот же самый сборщик подати, что приходил в прошлом году – ведьма в этом не сомневалась.

В прошлом году, правда, у него не было трёх красных роз на чёрном поле над бордовым крестом на груди.

Ведьма уловила различие во внешнем виде, хотя ей пришлось для этого вглядываться какое-то время. В остальном, облик рыцаря был тот же,– латы, чёрный плащ за спиной, и меч-бастард на боку.

Рыцари, не какие-то чайлды, а посвящённые лично князем, одарённые собственным гербом, слывут благородными господами в народе. Но у неё было чувство что эта встреча сулит ей неприятности.

– Ты думала, я забуду про тебя?

– Ты? – заскрипела старуха – Да сама смерть скорей забудет дорогу в эту богами забытую землю. Ты к самому черту в ад спустишься, если он тебе задолжает.

– Изволь, я не ростовщик, а сборщик податей. Мни никто ничего не должен. Хотя ты права, если прикажет помазанник божий и укажет перст божий, – парировал спокойно и монотонно голос из за забрала.

– Не войдёшь ли в дом?

– За этим сюда и явился! – слишком легко согласился знакомый незнакомец. Да, это точно он, сборщик податей. Он словно рок является в один и тот же месяц, на одной и той же неделе, из года в год, вот уже десять лет.. Он никогда не открывает своего забрала и не показывает лицо.

Но этот голос, его невозможно было не узнать – такого пустого и безжизненного голоса она нигде больше не слышала.

– Слушай, а нельзя ли в этом году поменьше как-то собрать подати то? А я тебе эликсиров и декоктов дам. При дворе будут рады – вот эти возвращают молодость, вот эти – красоту, вот эти…

– Да я вижу, какая ты красивая, – если бы голос был с сарказмом, или с ноткой смеха, и то было бы не так обидно. Но нет, он звучал как приговор судьи – Не дури мне голову. Приторговать решила, а меня к себе в продавцы взять?

– Да нет же, дурак. Слушай, мне тут крестьяне скинули детей своих, как щенков. Мне их до весны прокормить надо.

– Крестьянам я оставил вдоволь еды. По солдатской походной норме. Солдатики на такой норме шагают целыми днями и ничего, а крестьянам зимой на печи сидеть и подавно хватит. Так что пусть своих отпрысков забирают, и не ноют. А то вы все меня за дурня держите.

В этот момент у Вивины на душе словно кошки заскребли. Она не к месту вспомнила, что прожила на свете почти целый век, но так и не родила себе наследницу, которая могла бы продолжить колдовской род – знания и силушка передавались только по женской линии. Более того, она даже не думала об этом, пока не стало поздно. Она уже много лет был неспособна к деторождению.

Да и кто захочет лечь с такой уродиной – разве что под действием любовного зелья. Но такого сильного зелья, чтобы её, старуху, приняли за молодицу не умела варить Вивина. О таком её матушка просто не успела рассказать. А может и сама того не умела.