Лиловый (I) (СИ)

-- Ничего страшного, -- мрачно сказал ему Халик. -- Двадцать воинов не сделали бы большой разницы.

-- Но я Одаренный Сирхана.

Халик замолчал. Молчали все люди вокруг, хмуро переглядываясь; первым подал голос однорукий мальчишка, сидевший в траве неподалеку.

-- Неужели то пророчество сбывается, -- сказал он. -- Старый библиотекарь в Тейшарке считал, что оно правдивое.

-- О чем ты? -- остро взглянул на него Сунгай.

-- С нами еще один Одаренный, -- ответил парень. -- Из нари. Старик Фавваз всегда говорил мне, что шестеро Одаренных из шести племен пойдут в последний бой с темным богом и одолеют его.

-- С твоего позволения, -- темные глаза Сунгая заглянули в лицо Халика, -- я бы хотел увидеть этого Одаренного.

-- Он сейчас не в лучшем состоянии, -- отозвался тот. -- Только что узнал, что у него есть Дар. Но если хочешь, почему бы нет. Располагайтесь среди нас, -- он окинул взглядом спешившихся джейфаров, -- а ты иди со мной, Сунгай, я отведу тебя.

***

Сунгай, сын Нахида, был одним из лучших следопытов в своем родном племени; еще мальчишкой он с легкостью охотился на коз и антилоп, а птиц ловил чуть ли не голыми руками. Там, где для менее сведущего человека пустыня представляла собой однообразный серир, усыпанный мелким щебнем, для Сунгая все было очевидно, и он еще ни разу в жизни не заблудился, даже в совершенно незнакомых местах.

Свой Дар Сунгай открыл несколько лет назад, незадолго до того, как ему исполнилось двадцать; бродя по большому оазису Сирхана, в котором племена джейфаров ежегодно собирались на праздник Охоты, он подобрал птенца совы. Саму циккабу, видимо, сожрал лев, а птенцов большей частью растащили шакалы, но этот чудом уцелел, выпав из гнезда прямиком в заброшенную нору пустынной крысы. Сунгай услышал писк, когда проходил мимо, и вытащил птенца. Ему стало жалко совенка, беспрестанно вертевшего круглой безухой головой.

Совенок рос, и Сунгай привязался к нему, начал с ним разговаривать, как иные люди разговаривают с домашними животными; в один прекрасный день он обнаружил, что сова ему отвечает.

Конечно, ее голос, -- если это был голос, -- не мог слышать никто, кроме него самого. Со временем Сунгай научился отвечать точно так же, неслышно для остальных людей. Потом обнаружил, что таким образом может общаться с любым животным.

Когда они шли следом за слугой Мубаррада, Хамсин, вертевшая головой на плече Сунгая, сказала: "Их здесь много. Но совсем не так много, как было жителей в городе. Они занимают собой всего три холма".

"Должно быть, нападение было очень неожиданным", ответил Сунгай. "По крайней мере, хоть кто-то выжил. Если мы соберем еще людей, возможно, удастся отвоевать город. К тому же, с Одаренным нари..."

Тут он увидел знакомый силуэт и остановился; в увядающих цветах, с позабытой трубкой в руке сидел господин Мансур, которого Сунгай еще помнил. Возле старика валялся какой-то парень, лица которого джейфар не разглядел, а неподалеку всхлипывала молоденькая девушка.

-- Острон, -- окликнул Халик, подходя к лежащему парню. Тот не поднял головы, так и остался лежать.

-- Никак это и есть ваш Одаренный? -- спросил Сунгай и расхохотался. -- Ну и ну! Чтоб мне лопнуть! Эй, Острон. Ты еще не забыл меня?

Тогда нари поднял голову и изумленно уставился на джейфара. Совершенно верно: то же самое лицо, пусть и грязное. Близко посаженные зеленые глаза, треугольный подбородок, хадир он где-то давно потерял, и волосы торчат дыбом кверху.

-- Сунгай? -- неуверенно произнес он. -- Что ты здесь делаешь, Сунгай?

Джейфар посерьезнел.

-- Мы пришли сюда, чтобы присоединиться к страже Эль Хайрана, -- сказал он. -- Но, видимо, мы присоединимся к войску, которое будет отвоевывать Тейшарк у темного бога.

-- Все потеряно, -- лицо Острона стало пустым, будто внутри него погасло какое-то пламя. -- Мы проиграли. Столько людей погибло...

Халик еле заметно покачал головой; Сунгай вздохнул и уселся рядом с Остроном, скрестив ноги. Хамсин от его движений слетела с плеча и, полетав вокруг них, нашла себе новый насест в спутанных волосах нари. Тот не обратил внимания.

-- Это большое несчастье, -- негромко произнес Сунгай. -- И ни в коем случае нельзя забывать о тех, кто погиб этой ночью. Но мы живы, и мы должны жить дальше. Подумай, Острон. Ты -- Одаренный... это значит, что Мубаррад даровал тебе такую силу, какая может защитить сотни, тысячи человек. Главное -- использовать этот Дар с умом.

Острон опустил голову.

***

Долго на одном месте оставаться было нельзя. Ночь плавно опустилась на огромный лагерь, полный голодных, уставших людей; почти ни у кого из них не было с собой ни воды, ни еды, ни других вещей. Джейфары всю провизию, привезенную с собой, раздали бывшим жителям Тейшарка, но много ли человек они накормили?.. Сафир, как девушке, досталась половина сухой лепешки, но она не хотела есть, и дяде Мансуру пришлось прикрикнуть на нее; она пыталась поделиться лепешкой с Остроном, только он покачал головой и отвернулся. Под вечер к всхолмью, на котором они сидели, пробрался однорукий китаб, бережно прижимавший небольшой вещевой мешок. Басир уселся на примятые цветы рядом с Остроном и вздохнул, заглядывая в бледное лицо друга. Тот никак не отреагировал. Басир осторожно положил мешок рядом.

-- И старика Фавваза больше нет, -- еле слышно сказал он. -- Для чего я волочил эти проклятые книги? Он буквально заставил меня напихать их в этот мешок, а сам...

-- Молчи, -- прошептал Острон. Басир послушно закрыл рот и с тоской принялся смотреть в небо.

Тем временем у сноровисто разведенного одним из нари костра курил свою трубку Халик, а рядом с ним сидели недавно прибывшие джейфары. Сунгай расположился напротив, а совы на его плече не было: улетела, то ли на ночную охоту, то ли на разведку.

-- Уцелело около четырех тысяч, -- говорил одноглазый командир, сидевший между джейфарами; Усман чудом выжил в ночной битве, был серьезно ранен в плечо, но его рана уже была перевязана, и несмотря на неважный вид, держался он твердо. -- Дети и женщины почти все погибли. Разведчики, ходившие на юг, говорят, что одержимые не выходят из стен города, но что они там делают -- непонятно. Все еще горит огонь.

-- Они и не сунутся из города еще какое-то время, -- угрюмо сказал Халик. -- К нашему счастью или горю, уж не знаю. Темный бог захватил наконец крепость, о падении которой все они так долго мечтали, но с большими потерями.

-- Откуда ты знаешь? -- спросил его Сунгай. Халик нахмурился.

-- Перед тем, как уйти из города, я... имел разговор с проклятым предателем. Он не очень-то хотел мне рассказывать, но кое-что я узнал. Одержимые будут набирать силу, и пока что они сделают Тейшарк... своей темной цитаделью. Как только их бог сочтет, что сил достаточно, они хлынут в Саид. До того... у нас есть время. Мы должны во что бы то ни стало отвоевать город. И я очень надеюсь, что Залман еще стоит.

-- Неделю назад стоял, -- заметил джейфар. Халик поднял брови. -- Животные со всего Саида приносят мне вести, -- пояснил тот. -- Таков мой Дар. Птицы сообщили мне, что западная твердыня держится крепко. Надеюсь, в тамошних стенах не завелись безумцы.

-- Что ж, это обнадеживает.

Сидевшие у костра замолчали, каждый думая о своем.

Наутро они тронулись на север. Лошадей и верблюдов было мало, и верхом поехали только самые слабые, раненые и малочисленные уцелевшие женщины и дети; когда Острон со своими спутниками собирался идти в путь, к ним подошел знакомый ассахан в потрепанном, но все равно ярком халате, ведя в поводу верблюда. Животное выглядело недовольно и беспрестанно жевало.

-- А, -- сказал Абу, вскинув ладонь. -- Вижу, ты можешь передвигаться самостоятельно, герой! А я-то привел тебе Стремительного Ветра, чтобы он нес твою израненную тушку. Ну ладно, думаю, вашей красавице эта скотина все равно пригодится.

Острон даже не улыбнулся; Сафир отвернулась, не прекращая заплетать себе длинную косу. Абу Кабил развел руками.