Лиловый (I) (СИ)

Острон опустил взгляд, наблюдая за язычками пламени в костре. В оазисе давно уже наступил вечер; людей, впрочем, было так много, что шероховатые стволы пальм то тут, то там освещались бликами огней. В большинстве присутствующие молчали, и было трудно поверить в то, что в оазисе разместилось пять тысяч человек.

-- Наверное, я должен научиться, -- пробормотал он, протягивая руку к пламени. Огонь доверчиво лизнул ему пальцы, но не обжег. Темноволосый джейфар молча наблюдал за ним. -- Как-то вызывать огонь по собственному желанию... а не тогда, когда уже слишком поздно. Если бы я смог это сделать хотя бы на минуту раньше, Адель был бы жив...

-- Не вини себя, -- хмыкнул Сунгай. -- Мы не боги, Острон, хоть и Одаренные. Какие-то вещи нам неподвластны.

Что-то негромко ухнуло в листьях пальм над головами; Острон дернулся, но Сунгай лишь спокойно поднял руку, на которую в следующий момент опустилась, хлопая крыльями, пестрая циккаба.

-- Никак не привыкну, -- вздохнул нари, -- она ухает совсем как птицы темного бога.

-- Хамсин такое сравнение не нравится, -- коротко усмехнулся Сунгай; сова действительно обернулась на Острона и презрительно крикнула.

-- Извини, извини, я не хотел тебя обидеть.

Сова перевела взгляд круглых глаз на Сунгая. Ее ярко-желтые коготки вцепились в его кожаный нарукавник, перья на спине ерошил ветерок. Острон наблюдал за ними; со стороны казалось, что сова и человек просто пялятся друг на друга с сосредоточенным выражением, но он уже знал, что они так разговаривают -- неслышно для остальных.

-- Вот дрянь, -- Сунгай резко поднялся на ноги, и Хамсин свалилась с его руки, захлопала крыльями и уселась к нему на плечо. -- Ведь наши отряды должны были уже предупредить их всех!

-- Что такое? -- встревожился Острон. Джейфар сердито тряхнул головой.

-- В хамаде в нескольких фарсангах отсюда до сих пор стоит лагерем племя.

-- Какое?.. -- опешил Острон, переводя взгляд на сову, будто та могла ему ответить.

-- Судя по словам Хамсин, это нари, -- буркнул Сунгай. -- Надо немедленно сообщить Халику.

Он решительно направился по тропинке между деревьями; Острон поднялся и пошел следом. Легкое беспокойство охватило его, стоило ему представить, что какие-то племена все еще на южном берегу Харрод и не знают, что Тейшарк пал, что одержимые в любую минуту могут все-таки взять и ринуться в Саид, уничтожая все на своем пути. Ведь сколько людей тогда погибнет!..

Халик сидел у своего костра с трубкой в широкой ладони, и Муджалед, взъерошенный и в растрепанном хадире, что-то доказывал ему. Услышав шаги, он замолчал и обернулся. Сунгай перевел взгляд с командира нари на слугу Мубаррада и хмуро сказал:

-- Моя птица видела какое-то племя, стоящее лагерем в хамаде не очень далеко отсюда.

-- Быть может, они как раз направляются к реке, -- подумав, пробасил Халик. Его густые брови сошлись на переносице. -- Отчего ты так обеспокоен, Сунгай? Ты говорил, джейфары должны были обойти все южные земли и предупредить племена.

-- Хамсин говорит, они вырыли колодец.

Халик помолчал.

-- В какой они стороне?

-- Чуть восточнее нас, -- обменявшись взглядами с птицей, ответил Одаренный. -- Она долетела туда за час, значит, это за пятнадцать фарсангов отсюда.

-- Полтора дня, хм-м, -- пробормотал Халик. -- Хорошо. Завтра мы возьмем к востоку, когда выйдем в путь. Если к ночи это племя по-прежнему будет стоять лагерем, мы заставим их уйти.

-- Я беспокоюсь, Халик, -- честно признался Сунгай и опустился у костра, скрестив ноги. Муджалед с одной стороны и Усман с другой смотрели на него. -- Если какое-то племя решило остаться на юге, это означает, что либо наши люди не добрались до них, либо что...

-- Что эти идиоты не поверили, -- фыркнул Усман. -- Что ж, послезавтра мы это узнаем.

-- А может, у них что-то стряслось, и они не могут идти вперед, -- предположил робко Острон из-за их спин. Командиры обернулись на него.

-- Вероятно, -- наконец медленно произнес Муджалед, и его взгляд вернулся к огромному нари, сидевшему напротив. -- В любом случае, если какие-то племена еще действительно остаются на южном берегу Харрод, это дополнительный повод сделать так, как я сказал. Не желаю спорить с тобой, слуга Мубаррада, но я прошу тебя подумать об этом.

Халик хмыкнул, глядя в огонь.

-- Когда мы доберемся до этого племени, там и решим.

Острон недоуменно посмотрел на одного, потом на другого; пояснять ему они, конечно, ничего не собирались, и парень, пожав плечами, пошел прочь.

Дядя Мансур за прошедший день смастерил из шкур небольшую юрту, в которой они и находились; Острон огляделся по сторонам, прежде чем забраться внутрь. В лагере была острая нехватка всего, что необходимо людям: бежавшие из города в спешке, они в большинстве не захватили никаких вещей, кроме оружия. Оазис мог обеспечить их на какое-то время пищей и водой, и шкурами животных для юрт, но этого было недостаточно.

Дядя Мансур сидел лицом к входу и деловито начищал ятаган; Сафир что-то штопала. Острон уселся рядом с дядей и сказал:

-- Сова Сунгая говорит, что какое-то племя нари тут не очень далеко стоит лагерем. Завтра мы направимся в ту сторону.

-- Хорошо, -- буркнул дядя. -- Уверен, эти идиоты, если их и предупредили, попросту не поверили.

-- Я надеюсь, у них не случилось какой беды, из-за которой им пришлось остановиться.

-- Посмотрим.

Вечер тянулся медленно и почти мучительно; наконец дядя велел потушить лампу и спать. За шкурами юрты были слышны чьи-то глухие голоса, но и они быстро стихли.

Острон улегся было рядом с дядей, но услышал, как завозилась Сафир, осторожно подползла к выходу и выскользнула на улицу. Какое-то время он лежал, не шевелясь; дядя тем временем начал похрапывать. Подумав, молодой нари направился следом за девушкой.

Она стояла неподалеку от юрты и смотрела куда-то вдаль, держась одной рукой за пальму. Острон немного нерешительно подошел к ней.

-- Сафир. Ты в порядке?

-- Да... -- глухо ответила она. -- Спасибо, что спросил.

Он немного виновато замолчал, опустив голову. Сафир продолжала смотреть вперед; невольно Острон сделал еще один шаг, оказавшись у нее за плечом, и уперся ладонью в кору дерева точно над ее рукой.

-- Люди умирают, -- негромко произнесла Сафир, -- а мы почему-то продолжаем жить, как ни в чем ни бывало. Я тут подумала, странно, да? Кто-то очень близкий тебе умер, а мир даже не изменился, не заметил. Как будто этого человека никогда и не было...

-- Неправда, -- возразил он. -- Мир меняется со смертью каждого человека, Сафир. Просто мы... мы ведь живем дальше, и приходится идти вперед. Ничего с этим не поделаешь, наверное. Знаешь, я очень жалел, что так и не сказал Аделю, что считал его на самом деле другом. Но потом я как-то подумал: он ведь наверняка все равно это знал.

Она тихонько всхлипнула.

-- Я вела себя, как дура, -- пожаловалась Сафир. -- Я-то наговорила ему такого, о чем теперь ужасно жалею. Я, правда, просто хотела, чтобы он... только теперь понимаю, что он правильно поступил, когда повел нас прочь из города. А тогда мне казалось, что он испугался.

Он промолчал. Сафир резко обернулась и спрятала лицо у него на груди; Острон послушно обнял ее за дрожащие плечи.

-- Сможем ли мы когда-нибудь стать прежними? -- пробормотал он, гладя ее по спине. -- Когда-нибудь, когда все закончится...

***

Усыпанный мелкими камушками серир плавно переходил в плато, где каменные плиты перемежались трещинами. Пейзаж, который вдруг напомнил Острону о Хафире; такие же скалы, то тут, то там торчащие посреди плоской равнины, изъязвленные ветрами, иногда принимавшие из-за этого странную форму. От Хафиры их отличал только цвет: от бурого до нежно-розового.

Верблюды плавно ступали своими мозолистыми ногами по камням, между ними шли многочисленные люди в бурнусах; цокали копытами лошади. Сафир по-прежнему ехала верхом на дромедаре, которого Абу Кабил самонадеянно называл Стремительным Ветром, и Острон шел рядом.