Охотник и его горгулья (СИ)

- И много у тебя таких нужных людей? - разозлился я.

- Секрет, - во всю пасть зевнула горгулья, дохнув на меня чесноком, и удалилась в свою комнату.

Такими темпами меня скоро на коврик под дверью выселят. Недаром ее всей резиденцией Ордена Путей провожали, когда я за сертификатом соответствия заявился, и очень настойчиво желали "счастливого пути".

Можно было, конечно, вынашивать планы мести, придумывать мелкие подлости крылатой нахалке, но усталость взяла свое. Я растянулся на кровати и стал думать. О Виресе. И на губах у меня застыла счастливая улыбка.

Слепящие глаза рекламы с раннего утра заманивали жителей Манеиса на турнир бардов. Перед прохожими разворачивались огненные письмена, настоятельно обещавшие " чудесные песни о дружбе и любви, о подвигах и предательствах, о краях дальних и небывалых ", а так же " море пива и всякой вкусной закуски ".

Само состязание решено было перенести за город, ибо на городских площадях все желающие не поместились. Обрадованный удачной поимкой заговорщиков князь лично соблаговолил почтить присутствием столь необычное мероприятие.

На возведенной за ночь сцене (дощатой, но зачарованной под гранитную) играл городской оркестр, веселя народ до начала состязания. Пространство "зрительного зала" огораживал деревянный забор, достаточно высокий, чтобы через него нельзя было просто так перепрыгнуть.

Уверенный в успехе Тирель прогуливался вдоль торговых рядов с огромной кружкой пива. Мы с Нюкой и Виресой караулили барда у ворот, тщательно осматривая каждого входящего в них.

- Не он… И не этот, - чересчур безразличным голосом сообщала нам Виреса. - Ретель высокий, голубоглазый блондин, с ямочкой на подбородке.

В ее голосе промелькнули нежные нотки. Чародейка в который раз повторяла нам его "особые приметы", словно себя убеждая: "Ну, зачем мне страдать по этому светловолосому и голубоглазому?" Правильно, милая, незачем. У тебя теперь я есть, пусть ты этого пока не знаешь.

К нам подошел Малыш Мирол, помял в лапищах Вирескину ладошку.

- Караулите? - хмыкнул он. - Ньего с утра молнии метал. Почему вы его сразу не предупредили о своей задумке?

Мы промолчали. Пусть гадает о причинах скрытности. В случае чего предъявим начальству главную виновницу. Вон расправляет серебристые крылья на заборе, красуется.

- А Келистен что-нибудь сказал? - вдруг спросила Виреса.

- Как же, промолчишь тут! Он назвал еще двоих Ретелевых помощников. Те еще троих… Мы их уже всех поймали, кроме треклятого барда. Так, мелочью оказались. Следили, записки носили.

Малыш повернулся ко мне.

- К Дириину Бласу в тюрьму наведывалась некая особа с темным прошлым. Бией кличут. Не слыхал про такую?

Ого, вы мою беглую невесту поймали, облегчили работу, коллеги.

- Где она?

- Ньего выразил желание с ней побеседовать. Не грусти, свидитесь еще, - он окинул взглядом людей, толпящихся возле прилавка с разливным пивом и поделился впечатлением. - Хорошо тут! Думаю, ваш Ретель ничего не заподозрит. В "Паломнике" уверены - художника поколотил муж одной из клиенток за чересчур бесстыжий портрет, а сам Келистен, якобы, сейчас отсиживается в тихом углу, синяки залечивает. Остальных мы "отправили" отдыхать за город. Не подкопаешься.

- А если он внешность изменил? - предположил я. - К чародею знающему обратился или к цирюльнику?

- Вон он! - привстав на цыпочки, прошептала Виреса и отвернулась.

Мы не сразу поняли, кто в толпе есть искомый бард, пока Нюка с забора не указала на свежевыбритую лысину молодого человека с черной повязкой на глазу.

Портрет, кисти нашего пленного художника, и описания практикантки совпадали. Те же правильные дуги бровей, курносый нос, крупный подбородок с ямочкой, прижатые к голове аккуратные уши…

- Какой красавчик! - поддразнивая Виресу, томно вздохнула Нюка.

Подчиняясь моему сигналу, к Ретелю устремились Охотники. Но хитрющий бард, пораженный до глубины души таким неожиданным приемом, ринулся сквозь толпу. Не к экипажной стоянке, как мы планировали, а внутрь огороженной площадки. Орудуя как веслом звенящей от негодования десятиструнной дофрой, он проплыл по людской реке и, перепрыгивая через длинные скамьи, ринулся к сцене.

Что он задумал? Спеть, не смотря ни на что? И отчего моя горгулья, способная напасть на барде с воздуха, не спешит этого делать?

Мы с Малышом ринулись в погоню за Ретелем. Но опоздали совсем чуть-чуть. Бард ловко перепрыгнул ограждение, за которым у самой сцены сидел князь, и, схватив старика Шиани за шиворот, закричал:

- Если приблизитесь, он умрет!

Один Всевеликий ведает, откуда в руках у барда оказалась трубка Ариде - оружие, насквозь прожигающее тело жертвы.

Князь побелел, весь покрылся потом и безвольно повис в руках Ретеля. Княжеское окружение, по идее обязанное защищать и оберегать вверенную им почтенную особу, в едином душевном порыве залегло под лавки. Оркестранты, прикрываясь инструментами, медленно уползали со сцены.

Стоять среди этого праздничного лежбища граждан Манеиса остались мы с Малышом (с бесполезными сейчас парализующими дубинками в руках) и, собственно, сам виновник случившегося - Ретель, держащий у виска обмякшей княжеской тушки серую металлическую трубку.

Эх, почему я не могу видеть настолько хорошо, чтобы рассмотреть: действительно ли у него трубка этого проклятого Ариде или ее муляж! Мирол не огнеметатель, чтобы с легкостью разбираться в запрещенном оружии. Где Тирель, слопай его вурдалаки?!

- Ретель, брось красоваться! - хрипловато выкрикнул Малыш. - Здесь все маги Вольницы. Ты не уйдешь! С князем или без него, у тебя нет шансов!

- Это с какой стороны посмотреть, - усмехнулся бард. - Вы же не бросите в беде вашего обожаемого князька.

- А ни с какой стороны смотреть не надо. Останется Шиани жив или нет, у него все равно есть наследники. А Дириин Блас в тюрьме. И, скорее всего, его ждет смерть.

Краем глаза я заметил шевеление справа от сцены, но не стал присматриваться, боясь привлечь внимание барда.

- Дайте мне экипаж, и ваш старикашка останется жив, - уже не так уверенно заявил Ретель.

- Иди и возьми, - фыркнул я. - Но учти, за каждое убийство тебе светит по десять лет тюрьмы в лучшем случае. И свои песни петь ты будешь тюремным крысам и охранникам. Если те сами тебя не прибьют, пораженные твоим талантом.

Тело князя выпало из дрогнувшей руки Ретеля, и бард уже направил раструб на нас.

- Похоже, мы уязвили его самолюбие, - мрачно прокомментировал Малыш.

- Всегда надо относиться к себе с долей критики, - резонно заметил я, изо всех сил старясь не смотреть на подобравшихся вплотную к барду Виресу и Нюку. С другого края сцены уже крались Тирель и Фирад.

- Но он вполне мог выиграть это состязание, - задумчиво протянул Малыш.

- Уже выиграл, - вздохнул я. - Ведь ради него одного оно и затевалось!

- Как…?! - вздрогнул бард и нажал на спусковую пружину.

Одновременно с этим на его голову опустилась парализующая дубинка.

Огненные шарики беззвучно промелькнули надо мной и Малышом и исчезли в небе. Оглушенный бард завалился навзничь, а чародейка одну за другой отвешивала ему пощечины, да такие, что из-под ее ладоней сыпались искры.

- Вот, что значит обиженная женщина! - уважительно заявила Нюка, присев в сторонке, и во всю наслаждаясь зрелищем.

- Это угроза или предупреждение? - усмехнулся подошедший к нам Тирель. - Ванитар, ты слышал?

Что тут ответишь?

- Почтенные Манеисцы! - тем временем взобрался на сцену Малыш Мирол. - От лица всей Охотничьей Вольницы благодарю вас за выдержку и терпение, проявленные при поимке опасного заговорщика. Можете продолжать веселье. Объявляю состязание бардов открытым!

Из- под скамеек стали появляться первые помятые горожане. Опасливо озираясь, они решили было проскользнуть к выходу, но Малыш одним движением руки захлопнул ворота.