Из того ли то из города (СИ)

С полверсты не прошел, другая такая же. Лежит - дожидается. Пришлось и ее в сторонку. С третьей же промашка вышла. Уперлась во что-то, и никак. Туда-сюда пошатал, не идет. Разозлился, поднажал со всею силушкою - убрал с дороги. Зато елка, в которую валежина упиралась, как есть из земли вывернулась и поперек дороги грохнулась. Хорошо, никого рядом не оказалось, а то с языка такое сорвалось, как только еще с десяток не попадало. Чего прямиком поперся? Али просил кто? Сто лет никто не хаживал, и пусть бы себе дальше не тревожил. В городе всем сказал - торопится больно, а тут застрял, не вылезти. Тут верст пять за день - уже хорошо. А нет - так иначе как к старости до Киева и не добраться...

Сколько так пробирался Илья, попутно дорогу расчищая, и не припомнить. Оно кабы только в дороге дело. А снедь какую раздобыть, а воду? Это лишь кажется, что в лесу с голоду не помрешь. Конечно, грибы-ягоды-коренья завсегда найдутся, ежели совсем худо, и лужа какая отыщется, ан с такого-то стола недолго и ноги протянуть. Особливо коли птицу со зверьем, какие луком да стрелой добыть можно, шумом пугать. А шум от работы Ильи такой идет, что коли не в Киеве, так в Чернигове точно стены шатаются...

В общем, и хлопотно, и голодно, и чтоб уж совсем под завязку - забрался Илья в болото. Поначалу, пока не осознал, удивился и даже порадовался: дорога виднее стала, травы-кустов поменее, все деревья в основном, кряжистые такие, ветвистые, теньком приятным укрывают. Ну, конечно, корни - где в руку, а где и в две, - землю взбаламутили, торчат змеюками, - дело поправимое. А там лужи пошли встречаться, все ширше да ширше, зелень какая-то с ветвей свисает, ровно косы девичьи. Гнильцой легкой потянуло, водой стоялой. Сказывал Сорока насчет Черной грязи, только не думал - не гадал, какая она. Оказалась, не черная вовсе, а местами синяя, местами бурая, темно-зеленая с коричневым.

Потом и вовсе веселей пошло, как на гать полусгнившую выбрался. Прежде широкая и надежная - ишь, какими стволами выложена, - нынче не поймешь, куда ступить. Вот лежит лесина - затвердела, как камень, а рядом с нею - как повыел кто-то всю. Ступи на такую, мало провалишься, так ведь еще и застрять можно, не в подъем. Ори - не ори, не докричишься. Обходного же пути никакого не видно. Либо вперед, либо - повертай оглобли. Направо глянешь - зелень сталая, торчат из нее местами бугры, а на них деревья странные, будто кто взял за верхушку, да несколько раз обернул. Или, вон, одно. Его пополам переломило; торчит пень зубастый, к нему ствол приклонился, еще зубастее. Пень корнями из кочки выбился, с ветвей же ствола приклоненного листва слетела давно и торчат они, голые, из воды, ровно другие корни. С одной стороны - корни, с другой - корни, а верхушки нету. Чем не диво? Топляк повсюду, цветы духом ароматным голову кружат, шныряет кто-то постоянно, квакает, скрипит, ухает, бормочет.

Это - по правую руку картина такая. Повернул Илья голову влево - а и там так же. Саженей эдак на сорок видно, далее же, ровно дымкой сероватой заволокло.

На сколько ж она тянется, грязь эта самая? Да и кому вообще в голову взбрело, дорогу прямоезжую прямо по болоту мостить? Нет, чтоб пару верст в сторону взять, или сколько там, зато по твердой земле. Где там... Не привыкать, авось сдюжим... Сдюжили... Хорошо, копье есть, им, как слегой, гать перед собой пробовать можно.

Булькнуло что-то неподалеку. Глянул Илья в ту сторону, так и есть. Примостился на топляке, сидит, смотрит. Пузо здоровое, ножки короткие, руки худые да длинные, такой длины, что лапти снять - нагибаться не надо. Глаза - как у совы, в половину лица. Волосищи торчат, что твой ёж, борода на пузо свешивается. А в остальном - человек человеком, несуразный только. Сидит себе, и смотрит. Не говорит ничего, не делает. Просто сидит, глазами лупает. Пройдет Илья сколько, - подымется, прошлепает по трясине, усядется впереди и опять лупает. Досадно, сил нет. Все больше Илья спотыкаться и поскальзываться стал; а кто не стал бы, коли б на него вот так таращились? Про хозяина сказывали, как себя с ним в общении держать, а про этого никогда не слышал. Понятно, вежество соблюдать надо, здесь он дома, ты же - в гости пожаловал, не будучи зван. Только как же соблюдать, ежели вот так: сидит, и лупает, и молчит, и ничего не делает? Правду сказать, оно и лучше, что ничего, спокойнее как-то. Спокойнее-то спокойнее, но досадно, коли ты ногам своим не хозяин, а на тебя эдак-то смотрят.

- Тяжко?.. - неожиданно проскрипел болотник.

Илья мало в трясину не шмякнулся.

- А то...

- Тут еще ничего, там, дальше, тяжеле будет. Там больше бревен погнило.

Дать бы тебе булавой... Порадел.

- Давненько ко мне никто не заглядывал. Что так?

- Встречал, должно быть, худо.

- Худо - не худо, а кого приветил, тот уж не пожалуется.

- И многих приветил?

- Сколько ни есть, все мои. Только вот, смотрю, перестали чтой-то туда-сюда шастать. Аль случилось чего? Аль меня перепугались?

- Может, и так, а может, и эдак. Чудо, говорят, невиданное за рекой Смородинной поселилось, не дает проходу ни конному, ни пешему. То ли человек, то ли птица. Соловьем кличут. Не слыхал про такого?

Болотник ответил не сразу.

- Слыхал, как не слыхать. Так ты, стало быть, решил с ним силушкой помериться? Ну, раз головы не жалко, выбирай, - он повел рукой окрест себя. - И ездить далеко не надобно... Приму, как дорогого гостя.

- С чего бы это мне самому в трясину лезть? Обойдусь как-нибудь и без твоих приветов.

- Как ты там говорил: может, и так, а может, и эдак. Не тот ли это самый Соловей, что и свищет, и шипит, и ревет?..

- Откуда мне знать? Должно быть, тот.

- Коли тот, - знай: он не просто свистит, на свист его любая птица откликается; он не просто шипит, на шипение то все змеи выползают; не просто ревет, всякий зверь на рев тот спешит. Никому против него не устоять.

- Да неужто?

- Ты поначалу пойди вон, гнездо шершней потревожь. И воюй с ними потом, хошь - мечом, хошь - дубиною. Много ли навоюешь? Или, вон, гадюку болотную...

Илья глянул на деревянный настил под ногами.

- Не робей, у меня зверье тихое. Ты его не потревожишь, и они тебя не тронут.

- Да я вроде как не из робких.

- Это хорошо, что не из робких. Еще б умом где поразжиться да вежеством, прежде чем Соловья воевать, была б цена молодцу... А так... Ступай себе, как знаешь. Тем паче, что пути обратного тебе все равно нету.

Оглянулся Илья - и впрямь дорогу обратную ровно дымкой заволокло. Впереди - видать, а позади - туман сплошной.

Вздохнул Илья. И рад бы себя смирить, только муторно внутри. Вот как с лягушкой разговаривать.

- Что ж мне теперь, в ножки тебе поклониться, чтоб уму-разуму научил? - буркнул с досадой.

- Не, этого не надобно. Начнешь кланяться, глядишь, еще лбом своим остатние бревна побьешь. Задаром научу. Или почти задаром. Ежели через реку переправишься, увидишь ракиту. Срежешь прут прямой, в три локтя длиною. Там же гнездо птичье. В нем - перо. Волосья из бороды выдернешь. Ну, а больше тебе ничего и не надобно. Коли б ум был, догадался б, о чем речь веду, но уж коли нету, может, смекалка поможет.

Сполз с топляка, и пошлепал себе в глубь болота.

Илья же дальше подался. Вестимо, вперед, обратной дороги нет. Тычет копьем в бревна, а сам думку думает. С чего бы это болотник его не просто отпустил, но и совет дал? Какая-такая ему в нем нужда? Чего они там с Соловьем не поделили? Оно, конечно, тот дорогу заступил, народ ездить перестал, - болотнику скучно стало. Никто мимо не ездит, и вообще в сторону эту не наведывается. С другой стороны - вроде как спокойнее. Не любят люди болотника; случись чего, могут и пал по болоту пустить. Повыгорит трясина, повысохнет, куда ему деваться? Кто его у себя приветит? Только одно его и спасает - человек, он хоть и вспыльчив, а отходчив; много чего на самом страшном болоте для пользы человеческой имеется, нельзя его вот так, за здорово живешь, палом палить. Припугнуть болотника, коли совсем невмоготу расшалился - одно дело, а чтоб болото вчистую истребить, как бы пожалеть потом не пришлось. Тут и охота, и грибы-ягоды, и травы для зелий. Сгинет болото - и ничего этого не останется. Что же до болотника... Никому он не люб, кто ж спорит? Но и то в виду иметь следует - кому какое место отведено, тот там и живет. Каково место - таков и хозяин. А ежели руку на сердце положить, так и не больно-то зловреден. Ты, коли по надобности какой на болото прибрел, поосмотрительней будь, поосторожнее, дрын какой подбери да дорогу перед собой прощупывай. На авось понадеешься, - не пеняй. Не лягушка, чай, чтоб по трясине без оглядки скакать. Вспомнить, сколько народу с болота не вернулось - сразу и не вспомнишь. Сколько ходят - столько и возвращаются. Больше пугают...