Из того ли то из города (СИ)
Из того ли то из города (СИ) читать книгу онлайн
Из того ли то из города... Вряд ли кто не знает этих строк. Ну а дальше... А дальше - по мотивам былин, народных песен и сказок, известных и не очень. Немного поверий, немного истории.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
7. ПРЯМОЕЗЖАЯ ДОРОЖКА ЗАКОЛОДИЛА, ЗАКОЛОДИЛА ДОРОЖКА, ЗАМУРАВИЛА...
Легко сказать, спать ложись! Самому-то хорошо, сгинул мышью, и вся недолга. А ну как и впрямь аспида подкинут? Это ж не открытый бой, грудь в грудь, тут коварство людское. Супротив него кто выстоит? Но с другой стороны, коли Волх сказал, сомневаться вроде как смысла нету. И начал Илья припоминать, что ему про богатыря этого рассказывали. Вот только припоминать особо-то и нечего.
Будто мать его от змея зачала, от того-то земля содрогнулась, как на свет народился, от того-то и язык зверей-птиц понимает, и перекидываться может. Умом и хитростью в отца пошел, лицом - в мать. То-то в лице его что-то женское проглядывает, что ни борода, ни усы скрыть не могут. Силушкой не обижен, хотя и не чета Святогору. Рос, говорили, не по дням, а по часам, - это, понятное дело, сказки. Учился, будто бы, у волхвов, по лесам непролазным да горам непроходимым, и всех их мудростью превзошел. Ну, тут, как раз, ничего мудреного нету.
Как же он со степняками совладать собирается? Что там еще про него сказывали?
Отроком дружину собрал, в чисто поле выехал, славу да богатство искать. С богатством дело ясное, ему зверья пушного наловить, что иному таракана лаптем прихлопнуть. А что до славы... Собрался как-то царь заморский Киев-град повоевать. Князь и пригорюнился, потому как силы у царя того было - видимо-невидимо. Тут Волх и объявился. О чем они там с князем договорились, про то не говаривали, а только ушла дружинушка хоробрая ратью в это самое царство заморское. И ведь не просто ушла, а повоевала! Волх этот самый то ли мышью, то ли еще кем перекинулся, пробрался в войско царское, и погрыз там все, до чего добрался. И тетиву у луков, и упряжь, и одежду, даже порты... Пока дружинушка подоспела, врагам и воевать нечем. Да и не в чем.
Представил себе Илья зрелище: бежит это по чисту полю войско неприятельское, мечами машут, саблями, - и все как один без порток... Прыснул.
Так, что там дальше-то было. А дальше затворилось поневоле это самое войско неприятельское, беспорточное, за стенами высокими, воротами железными, в порядок себя приводить. От этих стен-ворот только барану радость, лоб на крепость попробовать, а человеку таких ни за что не одолеть. Закручинилась дружинушка хоробрая: как быть, что делать. Разве головы буйные сложить под этими стенами. Один только Волх не унывает. "Этакому-то горю, да не помочь?" говорит. Обернулся мурашом, и дружину свою в мурашей обернул. Вместе с конями. Где вольготно, где впритирочку, пробрались сквозь стену, снова добрыми молодцами обернулись. Так и взяли на щит царство заморское. Там и остались. Нашли себе красных девушек, живут, горя не знают.
Оно, конечно, еще давеча не поверил бы ни единому слову, а нонче, не то, что давеча, своими глазами видел. Призадумаешься. Неужто опять подался луки с портами грызть?..
Шорох вроде как раздался. Аспид ползет? Осмотрелся, - нет, помстилось. Как там Велеслава учила? "На мори-окияне, на острове Буяне, стоит терем до небес, палаты камены, а в том тереме змея... как ее там... лежит... живет..." Знать - не знал, да еще забыл. Придется, видно, не спавши ночь коротать.
Вот и сидит, коротает, то о том раздумается, то о сем. Как вдруг опять померещилось что-то. Осмотрелся - никого. Потом понял. Шумит, вот как будто дождь подбирается. Идешь этак вот посреди леса путем-дорогою, зашумит-зашелестит в отдалении, не успеешь прислушаться толком, глазом моргнуть - налетит морось, и уже мокрый весь, с головы до пят. Только дождь, он такой, везде одинаковый, что ли. А тут шум неровный, с одной стороны глуше, с другой звонче. Поднялся, приподнял полог, выглянул.
Суета в становище началась. Чем-то сильно встревожились степняки. Забегали, как муравьи, во все стороны разом. Собираются, хоть небо еще и светлеть не начало. И не похоже, чтобы к городу приступать. Коли б суетились не в меру, подумал бы, испугались чего. Но не похоже, чтоб испугались. Споро - да, но не суетливо.
Хорошо, Михей рядом оказался. Схватил его Илья за шиворот, и к себе в шатер. Тот и пикнуть не успел.
- Чего это они? - спрашивает.
- Ты, Илья, хоть и богатырь, а кроме сего голову иметь должон, - буркнул тот недовольно. - Мало не придавил, как дернул со всей дури...
- Так не придавил же... А потому - сказывай, что тут такое творится...
- Не тут... В Степи у них замятня великая началась. Какой-то из кангаров, по-нашему - ханов, порешил всех прочих к рукам прибрать. Гонец посреди ночи заявился, весточку доставил. Им теперь не до чего, им теперь как бы поскорее обратно.
- Гонец, говоришь... - раздумчиво протянул Илья.
- Ну да. Есть у них такие, особым образом обученные. Куда хошь доберется. А ловок - с вора шапку утащит, тот и не заметит. У каждого - знак особый опознавательный имеется. И вера им - беспрекословная.
- Значит, обратно в Степь... А ты куда?
- А куда я? Нешто выбирать приходится? Говорил же тебе, нет у меня тут никого. И позаботиться обо мне некому. А у них - одет, обут и не голоден.
- Насчет голоден, не знаю, а вот одет-обут... - прищурился Илья.
- Дурень ты, - с неожиданной горечью произнес Михей. - Хоть и богатырь, а дурень. По себе судишь. С мое хлебни, ковшом через край, а уж потом про одет-обут рассуждай.
- Ладно, не серчай. Я, может, тоже... через край. Про меня ничего не говорят?..
- Не до тебя им сейчас. Или, думаешь, они тебя с собой повезут, чтоб каждый день позорище устраивать?
- А слово, мне даденное? Что с полоном соделают, тоже бросят?
Вздохнул Михей.
- Они полон за собой не водят. Они его сразу в Степь, под охраною. Нет здесь никого.
Снаружи шатра послышался резкий окрик. Михей вздрогнул.
- Пора мне. - Он опустил голову, пожевал губами. - Кличут. Прощевай.
Вышел наружу, Илья за ним. Только и увидел, как подошел Михей к степняку, - тот его за шкирку, вздернул поперек седла, развернулся и подался себе.
Вот, к примеру, снег на покатой крыше. Лежит себе ровненько, играет под солнышком белым с золотом. А скатай снежок поболее, кинь умело - дрогнет, и поначалу ручейками, а там уж и речушками, обгоняя сам себя, потечет вниз, к краю крыши, а там уж и ухнет где хлопьями, а где комьями. Так и вокруг Ильи: где отдельные всадники, где группы, где вереницы, потянулись к дороге, на которой он недавно свой первый бой принял, сливаясь там в широкую ленту, пропадавшую в лесу, ровно вода в водовороте.
Сколько ж их тут? А сколько еще в Степи осталось? Коли всей силой навалятся, никакая дружина не удержит. У того и конь получше, и оружие, супротив другого, - да разве есть в том разница, что за размер у саранчи, на поле твое налетевшей - с палец али с ладонь? - числом больно уж велики и прожорливы не в меру. Тут в одиночку ни один князь не справится, хотя бы и киевский, тут всем миром нужно. Как в деревне, при пожаре. Полыхнул дом - одной семье никак не сдюжить, а ежели всей деревней взяться... Оно, конечно, и всей деревней можно не сдюжить, но все ж таки надежды поболее.
Утекают степняки. Редко кто в его сторону взгляд бросит. Буга-богатырь стороной миновал. Этот приостановился. Тяжело посмотрел, и вздохнул тяжело. Ну да ничего, глядишь, доведется еще встретиться, коли жадность опять в землю нашу приведет. Тогда спор и решится. На миг представилось Илье поле широкое-преширокое. Синь небесная, над травами мягкими. И две рати, одна против другой. По одну сторону - Степь дикая, до грабежа жадная, по другую - собрались все князья, сколько ни на есть, объединили дружины, единой грудью встали на защиту земли родной. Из конца в конец протянулись рати, конца-краю не видать. Скольких оплакивать будут, коли в сечи смертельной сойдутся. И вроде как голос ниоткуда, да такой громкий, чистый и ясный, что каждый его слышит, каждый понимает. И говорит этот голос, чтобы сразились посреди поля, перед ратями, два наисильнейших богатыря, и кто победит, тому и условия ставить. Коли степной богатырь верх одержит, платить дань Степи во веки вечные, а коли наш, чтоб и духу степняков возле границ не бывать. Раздалась Степь, вырвался изнутри нее Буга-богатырь, вот как сейчас мимо проехал. А из нашей рати - он, Илья, суровый, возмужалый. Мелькнуло видение - и пропало. Снова Илья посреди становища, посреди потока людского, обмелевшего.