Серый (СИ)

   - То, что ты живой человек, а не камень, и можешь чувствовать, - терпеливо

   пояснила Шая. - Можешь испытывать к кому-то привязанность. И на самом деле, это

   вовсе не так плохо, как ты думаешь. Спасибо за то, что стал моей семьей. Обещаю, они

   не узнают об этом.

Чет

   Чету удалось выменять у старика несколько хлебных лепешек и флягу с водой

   в обмен на рассказ о новостях из города. Лепешки были жесткими, как подковы, а вода

   затхлой, но зато ему не пришлось ложиться спать голодным. У Чета не было денег, чтобы снять комнату в гостинице, поэтому придется ночевать под открытым небом, пока он не

   доберется до башни.

   Он прочитал благодарственную молитву, прежде чем отойти ко сну, вознося хвалу

   небесам за подаренную ему жизнь, а так же прося о помиловании и защите от возможных искушений.

   Чет вытащил из-за пазухи длинный кожаный шнурок со знаком братства, зная, что

   ни один человек не посмеет причинить ему вред, расстелил на голой земле свой плащ,

   чтобы не запачкать одежду, и лег, не накрываясь. Его натренированное, привычное к

   лишением тело не подведет и не будет утром болеть от сна на жесткой поверхности.

   Проснувшись вместе с солнцем, Чет позавтракал последней лепешкой, запив ее

   глотком воды, вкус которой за ночь стал еще противнее, поднял с земли плащ, забросил

   на плечо рюкзак и отправился в путь.

   В его животе заурчало от голода, но Чет двигался дальше, не обращая на это

   внимание. Тело - всего лишь слуга разума и должно ему повиноваться безоговорочно.

   Он сможет утолить голод, как только доберется до Синей башни. Если идти, не

   останавливаясь на отдых, он будет там часов через семь-восемь.

   Когда несколько недель назад настоятель сказал ему, что его, простого послушника

   Чета, бедного, как церковная мышь, пригласил в свою башню сам Отец Вито, он сначала

   не поверил. Тогда настоятель показал парню письму с печаткой на воске.

   На вопрос о том, для чего Чет мог понадобиться одному из предводителей церкви,

   настоятель ничего не ответил, но сказал, что он такого шанса нельзя отказываться. Чет

   был с этим согласен. Он прекрасно знал, что мог провести всю свою жизнь, трудясь в

   местной церкви, мыть полы, заменять сгоревшие свечи новыми и собирая пожертвования и так никогда не добиться ЕГО благословения. И его мечта получить когда-нибудь один

   из высших санов осталась бы неисполненной. Это он тоже бы смиренно принял, ведь

   Господь награждает только тех, кто достоин ЕГО благодати.

   А потом настоятель принес ему письмо...

   Чет готов был сделать все, что угодно, чтобы угодить Отцу и остаться в башне. Даже

   если бы ему приказали снять с себя кожу, он проделал бы это с радостью. И отдал бы

   свою жизнь, если это бы кому-то потребовалось.

   Чет был рожден для того, чтобы служить.

   Он помнил каждый свой год с тех пор, как ему исполнилось четыре года и его

   привезли в приют для неимущих детей. Он не помнил жизнь, которая была у него до

   этого, да и не хотел ее помнить. Ему нравилось думать, что каждая минута его жизни

   принадлежала Всевышнему. Чет не забыл боль и унижение, повсюду преследовавшие

   его в приюте, когда он был слабым и не мог постоять за себя, как думал раньше. Теперь

   он знает правильный ответ: уже тогда он был избран. Чет гордился тем, что сумел пройти все испытание, посланные Всевышним, ни разу не применив насилие или обман. Это

   означало, что он заслужил благодать.

   Каждому воздастся за поступки его.

   За грехи его.

   И за победы его.

   Если разговор с чужими людьми был для Чета неприятным, и даже со знакомыми

   он общался очень редко, то разговор с Богом был для него самой естественной вещью на

   свете. Парень верил, что Господь слышит его, когда он обращался к нему мысленно, а

   губы его не двигались. Он так же верил, что Бог повсюду следует за ним, наблюдая за

   тем, как раб ЕГО, исполняет волю ЕГО.

   Всякие сомнения покинули Чета. Теперь он скорее сомневался бы в том, с какой

   стороны должно подняться солнце, чем в справедливости своей миссии.

Шая

   Уже давно она не чувствовала себя настолько хорошо. Головные боли и судороги

   прошли. Внутренности больше не скручивались морским узлом. Шая снова постепенно

   приучала глаза к нагрузкам, начиная с малого. Сначала одна страница в день, затем две.

   Сегодня она дошла уже до целых тридцати семи страниц и не собиралась останавливаться на достигнутом результате.

   Просыпаясь утром, Шая первым делом приказывала служанке открыть шторы и

   впустить в комнату как можно больше света. И теперь она даже не огорчалась плохой

   погоде. Должно быть, во всем принцесса была единственной, кто предпочитал спать ночью и бодрствовать днем. И поскольку все, даже король, были уверены, что осталось ей

   совсем недолго, никто не смел указывать ей. Она не сильно уставала, так как больше

   двадцати часов в сутки проводи на кровати, но в последнее время спала всего несколько

   часов, так как ее постоянно мучила бессонница. По ночам, когда ее глаза болели и

   слезились от долгого чтения, а уснуть она не могла, приходил Айрон, садился в кресло,

   рядом с ее кроватью и читал вслух. Он приходил каждый день, за исключением случаев,

   когда на несколько дней выезжал на охоту в соседний лес.

   Несколько дней назад принц принес альбом для рисования и набор карандашей,

   обеспечив Шае новое занятие. Правда, получалось у нее не очень хорошо, но она была

   старательной и упрямой. Не только Айрон, но и каждая из трех ее служанок признали,

   что ее собачка похожа на цветок, а не на размытую кляксу, как в самом начале. Иногда

   она просила, чтобы Айрон нарисовал что-то или сыграл ей на скрипке, и он еще ни разу

   не отказал ей, каким бы ни был уставшим.

   А еще они много разговаривали. О королевстве, серых, мейстрах, государственной

   политике, их отце, о том, что тревожило каждого из них. И Шая знала, что была

   единственной, кому разрешалось говорить о принцессе Мортенрейн. И ей казалось, что

   не только она, но и Айрон медленно идет на поправку. С другими он как обычно был

   строг и холоден, но к своей младшей сестре неожиданно стал проявляться ласковые

   чувства, неуверенно, неумело, но и это было большим шагом вперед. Шая старалась ни

   словом, ни делом не спугнуть в нем этого робкого порыва закостенелой души, а сама

   скрытно стала лелеять в душе мечту о том, что сможет прожить еще с десяток лет, потому что о большем она и просить не смела.

   Сколько же книг она успеет прочитать за это время.

   Сколько всего нового узнать.

   Освоить навык рисования, если руки и дальше будут ее слушаться.

   Быть может, даже научится вышивать крестиком, или обучиться у служанок другому

   нехитрому рукоделию.

   Жаль, конечно, что ее знания некому будет передать. Шая была уверена, что если в

   следующей жизни ей разрешат самой выбрать, кем она родиться, она выберет себе роль

   учительницы, ибо что может быть лучше, чем иметь возможность не только обретать все новые и новые знания, но и обучать других? Она знала, что это трудная и очень

   ответственная работа, но еще никогда в жизни не хотела ничего так же сильно, как сейчас заполучить ее.

   И с каждым новым солнечным днем ее надежда крепла, как крепла и улыбка на лице

   Айрона.

Морт-ен-рейн

   - Иногда мне кажется, будто серые делают это нарочно, - задумчиво проговорила Морт, стараясь, чтобы ее голос звучал безразлично.

   Но Тони было не провести. Он среагировал тут же, повернув к ней свое вытянутое

   узкое лицо. В плотно прилегающей одежде мейстров со своими длинными тощими