Фениксова песнь (СИ)

- Нет, - покачал головой Аэлэль. - Не хотел. Я испытывал к камню чисто научный интерес. Это было похоже на одержимость. Мне нравилась мысль, что в случае успеха мы будем увенчаны вечной славой. Но... Как вы, должно быть, понимаете... Успеха мы не достигли. Мы сумели изготовить камень, но... э-э-э... не тот.

В светлых глазах эльфа не отразилось никаких эмоций. Казалось, что он уже давно смирился с неудачей. Однако у меня перехватило дыхание от мысли, что я (пусть и не я один) сейчас стою у истоков никому не известной легенды. Жаль, что у меня нет друзей-менестрелей, было бы о чем с ними поговорить.

Аэлэлю удалось заинтересовать не только меня. Лефранса больше не выглядела скучающей, Тинхарт не сводил с эльфа пристального взгляда, а Шейн задумчиво хмурился, будто пытаясь что-то понять. Но вопрос снова задала Сима, с которой, впрочем, слетела прежняя невозмутимость.

- В каком смысле не тот?

- Изначально, - медленно, словно пробуя слова на вкус, произнес Аэлэль, - Камень был таким, каким должен был быть. Во всяком случае, он действительно превращал любой металл в золото. Мы ликовали, нам казалось, что цель достигнута. Но когда мы попытались сделать золотой напиток, дарующий молодость, камень изменился. Сперва он приобрел ядовито-зеленый цвет, но потом почернел и покрылся трещинами. Мы решили, что по какой-то причине он самоуничтожился. Попытались высчитать реакцию. Но спустя три дня поняли, что камень не утратил магические свойства, а приобрел новые. Он начал пожирать свет.

- В каком смысле? Свечи гасил, что ли? - скептически спросила Лефранса.

Аэлэль ничуть не обиделся.

- Нет, - спокойно сказал он. - Я говорю о солнечном и лунном свете. Стоило нам выйти с камнем на улицу - и все вокруг тут же покрывалось тьмой. Те люди, что видели нас со стороны, говорили, что в наш мир словно ворвался кусок другого, черного и жуткого. Нас осудили, камень хотели уничтожить. Но в последний момент произошло что-то странное. Над площадью, где проходил суд, нависла тень. И когда она исчезла, камня больше не было.

Остроухий с минуту помолчал, а потом отвернулся от нас и снова подошел к шкафу. Оттуда он достал несколько свеч, поставил их на крышку котла и зажег. В комнате стало светлее. Все растерянно молчали.

Мне было очень жаль и самого эльфа, и его загадочных коллег. Никогда прежде я не слышал о людях, пытавшихся создать философский камень. Должно быть, все сведения об исследованиях уничтожили, чтобы никто не попытался повторить опыт остроухого.

- Ладно, - наконец сказал Шейн. - С камнем понятно, и я сожалею, что у тебя ничего не получилось.

Серые глаза Аэлэля вспыхнули гневом:

- Ничего не получилось? Ты неправ, человек. Результата мы достигли. Он ведь превращал металлы в золото! Значит, мы просто допустили ошибку. И, если ее исправить, философский камень можно воссоздать.

- Я бы на твоем месте этого не делала, - тихо сказала Сима. - Что будет, если ты снова ошибешься? Может, вещество, которое ты сделаешь, будет еще страшнее первого?

Эльф пожал плечами, но ничего не ответил. Казалось, его это мало волновало.

- Давайте перестанем говорить о камне, - закатил глаза Шейн. И обратился к Аэлэлю: - Лучше расскажи о том, как ты оказался здесь.

- Разве не очевидно? - вернулся к бесстрастному тону эльф. - Люди, осудившие нас, требовали долгосрочного изгнания. И судья исполнил их требования. Нас, алхимиков, заставили разделиться и поискать себе уединенные места для жизни. Я выбрал это. Люди обещали выпустить меня через девяносто лет, - он нахмурился, - а прошло уже сто восемнадцать. Впрочем, мне было все равно.

- Наверное, твоя история забылась, - предположила Сима. - Человеческая жизнь коротка.

- Меня больше волнует другой вопрос, - подал голос Тинхарт. - Как ты, черт возьми, выжил?

- Эльфы не нуждаются в воде и пище так, как люди, - пожал плечами Аэлэль. - Хотя, если честно, я бы не отказался от пары бутербродов.

Тинхарт кивнул, с минуту подумал и принялся копаться в своей дорожной сумке.

- А кем были твои коллеги? - тем временем поинтересовался Шейн.

- Трое людей и светлый эльф. Насколько я знаю, его имя - Риэль. Имена людей уже давно стерлись из моей памяти, - сокрушенно признался остроухий. - Поэтому я не уверен, что запомнил имя эльфа правильно.

- Удивительно, как это он помнит свое, - пробормотала Лефранса.

Тинхарт, задумчиво хмурясь, протянул эльфу огромный кус хлеба, увенчанный не менее огромным кусом колбасы. Аэлэль благодарно кивнул, сунул амулет омутов в карман и вгрызся в "бутерброд".

Граф молчал. Сима и Лефранса что-то тихо обсуждали, а Шейн выглядел немного растерянным. Казалось, он додумался до чего-то, чего просто не могло быть, и теперь не мог поверить в свои выводы. Рассказ остроухого не впечатлил только Града, который, спустившись на пол, бесцельно слонялся по комнате.

Когда Аэлэль разделался с бутербродом, Тинхарт сказал:

- Что ж, я готов признать тебя свободным. По-моему, ты уже с лихвой поплатился за свою ошибку.

Шейн с ужасом уставился на друга.

- Ты что, с ума сошел? Ты представляешь, что он может натворить?!

- Представляю, - твердо ответил граф. - А еще я представляю, как он медленно умрет в этих подземельях, и не хочу брать на себя вину.

Седой повелитель выглядел так, будто был готов наброситься на Тинхарта и разорвать его в клочья. Но граф смотрел на него спокойно, всем своим видом показывая, что ни одно действие Шейна его не испугает.

Аэлэль, не обратив никакого внимания на их теперь молчаливый спор, подошел к Тинхарту и протянул ему амулет. Круглый пепельный камень в квадратной черной оправе качнулся на серебряной цепочке. Граф осторожно взял его, и эльф, как в полусне, приблизился к коридору. С минуту он просто смотрел туда, как в колодец, а потом, пошатываясь, побрел прочь.

- Ты куда? - окликнула его Лефранса. - Там, наверное, уже стемнело. Трупы тебя сожрут, - прямолинейно сообщила она.

Аэлэль не остановился и ничего не ответил. Его худую фигуру поглотила темнота, только прощально сверкнули в отблесках свеч рыжеватые волосы.

- Отлично, Тинхарт, - поморщилась графиня. - Ты не хотел, чтобы он сдох здесь, но почему-то не возражаешь против того, чтобы он сдох там.

- Я не думаю, что ему страшны трупы, - возразил повелитель. - А вот нам лучше переждать ночь. У нас, конечно, есть Хастрайн, но я не хочу рисковать зря. Амулет мы нашли, значит, спешить некуда.

- Я не понимаю, - неожиданно сказала Сима, глядя в коридор так же, как до этого - Аэлэль. - Если он так хотел уйти, почему не сделал этого раньше? В конце концов, дверь не запечатывали магией. У него были все шансы.

- И правда, не понимаешь, - усмехнулась Лефранса. - В отличие от тех, кто осудил эльфа и вынес ему приговор. Какое остроухому дело до двери? Он может выломать ее без всякого труда. Я думаю, люди заставили его дать клятву оставаться здесь, пока за ним не придут. Он легко согласился, потому что был в отчаянии после неудачи. И теперь его время настало.

- Настало, - согласился с ней Шейн, по-прежнему непривычно злой. - Настало, и только Создатель может предсказать, что оно нам принесет.

***

Ночь в подземелье прошла удивительно спокойно. Несмотря на то, что трупы не могли сюда спуститься, Тинхарт избрал караульных, которыми почему-то оказались мы с Лефрансой, и со спокойной душой завалился спать.

Вампирша, недовольная тем, что какой-то там граф смеет ей приказывать, ушла на экскурсию в темницы. Я остался в комнате Аэлэля. Побродил у шкафов, порассматривал колбы и коробочки с порошками. Если не считать того, что эльф добровольно лишился свободы, он был очень богат. Половина травников Велиссии продала бы душу дьяволу за то, чтобы очутиться в этом подземелье. Но счастливчиком оказался я, и поэтому безо всяких зазрений совести спер и драконницу, и инсидиану, и сушеные листья "золотых цветов", и порошок шегреды. В общем, сумка оказалась набитой под завязку, а диплому, конспектам и отварам пришлось потесниться.