Лиловый (I) (СИ)

-- Совершенно непрозрачная, -- машинально ответил Острон, потом обернулся к библиотекарю. -- То есть, понять их невозможно?

-- Что-то вроде того, -- хмыкнул старик и неспешно побрел в зал Нари. -- Их можно трактовать. И большинство из них можно трактовать как угодно. До сих пор неясно, сбылись ли они или еще нет, и сбудутся ли когда-нибудь вообще.

Острон заглянул в арку. Такое огромное количество книг до сих пор впечатляло его; он начинал двигаться куда осторожней, оказываясь в этих залах, потому что отчего-то очень боялся что-нибудь задеть и уронить. Библиотекарь шел вдоль полки, и его сухие узловатые пальцы скользили по корешкам, будто проверяя.

-- Столько старых книг, -- еле слышно вздохнул старик. -- Столько книг разрушается от времени... Я переписывал их, пока рука моя не ослабла. Но их хватит еще на одну жизнь.

-- Поэтому ты посадил Басира переписывать?

-- Да, да. Я велел ему отбирать самые старые, самые разваливающиеся и переписывать их. У мальчика хороший почерк, несмотря на то, что он пишет левой рукой. Есть одно пророчество, -- неожиданно добавил Фавваз, -- которое очень интересовало Абу Кабила еще лет десять назад. Когда он только пришел в город. Это, пожалуй, единственное пророчество, которое можно толковать почти однозначно.

-- О чем в нем говорится? -- спросил Острон.

-- Когда мир окутает тьма, -- просипел Фавваз, нахмурившись, -- и надежда начнет таять, ее прощальный луч зажгут шесть богов. Последние из последних пойдут в бой и одолеют темного бога навсегда.

-- Ух ты, -- без особого восхищения заявил парень. -- Мне кажется, таких пророчеств должна быть целая прорва. Я давно заметил, люди, особенно старые, просто обожают говорить о конце света и о том, что раньше-то все было лучше, песок был желтее и солнце не так палило. ...Извини, к тебе это не относится. Но, в общем, любая бабка в моем племени могла еще кучу с горкой напророчествовать.

Фавваз рассмеялся.

-- Когда я был молод, -- сказал он, -- я думал так же, как ты. Но знаешь, одно меня озадачивает; наверняка то же самое, что и Абу.

-- Что?

-- Ты встречал Одаренных, парень?

-- ...Одного, -- немного неуверенно ответил Острон. -- Он был из джейфаров. Я встретил его совсем недавно.

-- А слыхал ли ты о них?

-- Ну конечно!

-- О тех из них, кто живет в наше время, -- уточнил старик. Это заставило парня задуматься.

-- Слыхал о нари, который спасал людей из огня, -- припомнил он рассказ Сунгая. -- Но мне сказали, что он был древний старик и уже, наверное, помер. Муджалед еще как-то говорил о том, что раньше в Тейшарке жили двое... но они тоже мертвы.

-- О чем и речь, -- вздохнул Фавваз. Его руки ловко извлекли с полки книгу и принялись ее ощупывать. -- Одаренные -- надежда всех племен, мальчик. Надежда... тает.

-- Но...

-- Я ничего не говорю, -- немедленно перебил его старик. -- Ступай себе вообще домой, если не будешь брать книгу.

С этими словами он сунул том, который держал, на место и спешно пошлепал прочь.

***

В тот день у Халика (впервые за два с лишним месяца) нашлись какие-то свои дела. Дядя Мансур уже вторые сутки охотился в северных землях, и Острон остался совершенно один; даже книги у него с собой не было, и он как раз раздумывал о том, не сходить ли до библиотеки, чтоб заодно поболтать со стариком Фаввазом и его помощником, или до мастерской Абу -- хотя в это время дня кузнец, скорее всего, работает в кузнице.

Занятый такими мыслями, парень извлек из белых ножен ятаган и принялся натирать его тряпицей, хотя, в общем-то, чудный металл не нуждался в чистке. Острону просто нравилось прикасаться к клинку, ощущать его легкость.

Он чуть не порезался, когда распахнулась дверь. На пороге стоял Адель; лицо у него было грязное, бурнус весь в пыли. Видимо, только что вернулся из очередного похода. Их глаза встретились: глупо вышло, Острон чувствовал всю нелепость момента, он так уставился на вошедшего, будто ожидал, что явится сам Мубаррад, и надо было что-то немедленно сказать, чтобы развеять это ощущение.

-- А, -- протянул он деланно-равнодушно, -- отважный страж безопасных земель явился. К сожалению, добавить про "не запылился" -- не могу, потому что запылился.

-- Пошел ты в Хафиру, -- буркнул Адель, снимая бурнус. -- Сам-то все в городе сидишь, великий герой. Внутри стен небось легко хвастаться, как ты с одержимыми воевал?

Острон не ответил, вернувшись к оружию. Обмен любезностями был, в общем-то, завершен: в последние две недели они регулярно при встрече говорили друг другу нечто подобное. А большую часть времени молчали (особенно в присутствии других людей). Халик и дядя Мансур легко могли их высмеять, а перед Сафир было неудобно.

-- Никогда не пойму, зачем Абу Кабил дал тебе этот меч, -- тем временем сказал Адель, умывавшийся в медном тазике у входа. Хадир он снял, чтоб не мешался, и положил рядом на подушку; длинные волосы рассыпались по плечам. -- Ты же им зарежешь сам себя когда-нибудь.

-- Что, хочешь такой же? -- хмыкнул Острон; лезвие ятагана сверкнуло в свете, падавшем из окна. -- Иди поклянчи у Абу, вдруг он даст тебе какой-нибудь оплавок.

-- Я мог бы купить такой меч, если бы хотел, -- вскинулся сердитый Адель. -- У меня-то, в отличие от некоторых, водится золото.

-- Что ж ты до сих пор не купил? Только ходишь и на мой ятаган заришься?

-- Ничего я не зарюсь. Мне Сафир жалко, -- носатый скорчил рожу. -- Ей же тебя придется перевязывать, в случае чего.

-- Не беспокойся, я знаю, с какого конца за ятаган берутся, -- раздулся Острон. Адель громко презрительно фыркнул.

-- Ну-ну. Поэтому, значит, Сафир уже не в первый раз тебя перевязывает.

-- Может, тебя ни разу не доводилось перевязывать потому, что ты все по безопасным северным хамадам бродишь?

-- Не думай, что моему отряду ни разу не приходилось драться! Только вчера мы завалили пустынного льва!

-- ...Вдесятером. Конечно, -- протянул Острон. -- Или вас там двадцать было? Молодец, Адель, ты такой герой.

-- Мы, между прочим, делимся и ходим в разведку по двое, -- оскорбился тот.

-- Рассказывай, ага. Тебя ведь не проверишь. Может, ты и с толпой маридов дрался?

-- Нет, -- носатый побагровел. -- Но я встречал маридов. Мой лучший друг погиб от клинка этой твари!

-- И ты, конечно, ничего не смог сделать, стоял и смотрел.

-- Что ты вообще знаешь!

-- Я знаю, как драться с маридами.

-- Если тебе однажды повезло, это еще не означает, что повезет и в другой раз!

-- Мне все время везло до сегодняшнего дня, -- невозмутимо сказал Острон, чувствуя, что выигрывает: он нашел слабое место Аделя. -- Все мои друзья живы, отчасти благодаря моему везению. Жаль, что ты не можешь сказать о себе того же.

-- Ублюдок, -- прошипел Адель, хватаясь за рукоять ятагана. -- Сейчас тебе очень не повезет, слышишь?

-- Давай, попробуй, -- ответил Острон и поднялся. -- Убийца пустынных львов и котят.

Дважды приглашать носатого было не нужно; Острон еще не успел до конца выпрямиться, как Адель кинулся на него, одним огромным прыжком одолел расстояние от двери до соперника и обрушил ятаган.

Силы ему было не занимать; Острон с тревогой почувствовал, как немеет рука, удерживавшая меч в неудобном положении. Ему пришлось спешно отскочить в сторону, едва не потеряв равновесие. Адель впал в ярость и сразу же бросился во второй раз, и его движения были быстрыми, как взмахи птичьих крыльев. Острон с трудом успевал отбивать удары, в груди прочно поселилась паника: до сегодняшнего дня он не встречал по-настоящему сильного соперника, который бы сражался с ним всерьез. Адель был силен. Может быть, он действительно большую часть времени бродил по северным землям, изредка сталкиваясь лишь с хищниками, но за его плечами был опыт, которого не было у Острона, тот опыт, который можно получить лишь в множестве смертельных схваток.

-- Что же ты, а? -- орал Адель, перепрыгивая через пуфики; Острон пытался уйти от него, перевернул стол, опрокинул тазик и расплескал воду. -- Мариды -- куда более сильные мечники! Давай, ударь меня хоть раз, герой!