Царская руна (СИ)

Филиппо прошел и сел за грубо сколоченный деревянный стол. Жирная капля воды, оторвавшись с потолка с противным шмяком шлепнулась о стол. Ганьери сморщился и вытер обрызганные руки. Ничего не поделаешь, приходилось ждать. Он здесь ничего не решал. За проводником постоянно следил хранитель, он и сейчас был здесь. Мрачный, здоровенный мужик, тоже Ганьери, хоть и седьмая вода на киселе. Томазо предпочитал, чтобы тайна не выходила из круга семьи. Хранитель ухаживал за проводником, поскольку уже после первого сеанса крыша у человека прилично съезжала. Два, три вхождения и он уже полный овощ, но пока еще пригодный для использования. Меняли проводника, только когда нервная система полностью отказывала. Он переставал управлять частями тела и понять, что он говорит, было совершенно невозможно. Пока проводник функционировал, хранитель следил за ним и когда тот начинал нервничать, закатывать зрачки, пускать пену, это значило – начинается вхождение.

Проводник забился в цепях, он дергал оковы с такой силой, что казалось, неминуемо повредит себе руки. Голова упала на грудь и билась в такт его рывков. Филиппо старался не смотреть в его сторону, но это было невозможно. Камера была очень маленькой, куда ни взглянешь всюду безумное лицо с текущими изо рта слюнями и мутно-белые, без зрачков глаза. Страшное, нечеловеческое лицо мученика притягивало, и это было неприятно и пугающе. Наконец изувеченный человек поднял голову. Стеклянные глаза уставились, куда-то чуть выше Ганьери. Рот приоткрылся. Послышался голос больше похожий на завывание ветра в печной трубе.

- Купец… Городе… Парастидис… Помоги ему. – Голос скрежетал. О смысле скорее можно было догадаться, чем услышать. – Сам Данациус… До весны… В Саргосе…

Проводник замолчал, его голова снова упала на грудь. Сеанс закончился. Ганьери выдохнул с облегчением, и сверился со своими ощущениями. Вроде бы он все понял. Не все слова, но смысл он уловил точно. Всего несколько мгновений, а вымотали до полного нервного истощения. За это жуткое напряжение, кто-то должен ответить, и он даже знал кто.

- Проводника поменяй. – Филиппо злобно посмотрел на хранителя. – Сеанс прошел чудом. Благодари бога, если я понял все верно. Из-за твоего скопидомства чуть было не провалили все. Помни, что не так, ты будешь висеть на его месте.

Ганьери встал и направился к выходу. Постучал в дверь, стража загремела засовами. Он прошел по коридору до следующей двери. Процедура повторилась. Глава совета абсолютно точно знал до выхода еще сто сорок две ступени, два коридора, три двери. И так каждый раз. Столько предосторожностей и охраны выставлялось потому, что магистр братства пятого уровня Томазо Ганьери осуществлял переход только в эту камеру. Точнее в конкретную точку в этой камере. Сознание магистра шло в эту точку и сжигало мозги любому человеку, который в ней находился.

В общем случае, переход осуществлялся либо в конкретного человека, которого магистр знал и хорошо представлял, либо в определенную досконально изученную им географическую точку. В первом случае, он должен очень хорошо знать человека, во втором место. Томазо Ганьери был недоучкой и выскочкой, он не имел права на переход, но делал это пользуясь безнаказанностью момента. Он не мог сохранить проводника, поэтому пользовался переходом сознания в пространство. Это было очень опасно для него самого. В случае отсутствия на месте проводника в момент перехода, сознание теряло ориентацию и могло не вернуться к инициатору, если же проводник был мертв, то войти в него было можно, а вот выйти нет. В обоих случаях сеанс очень плохо заканчивался для магистра. Поэтому камера очень тщательно охранялась, и что в ней происходит, знало только два человека Филипо и хранитель. Оба были Ганьери, и обоих Томазо держал за горло.

-

Дури Однорукий и пять его головорезов шли мимо стапеля. Фарлан и Ольгерд не стали прятаться, они вышли вперед, и встречали своих врагов глаза в глаза. Дури не подавал виду, что узнал их, только взгляд его застыл, и рука на кинжале напряглась.

Фарлан жестко придержал Ольгерда, если бы не это, то кровь уже пролилась. Враги расходились, провожая друг друга взглядом. Такое внимание не укрылось от Щуки.

- Старые знакомые? – Он кивнул в сторону уходящих.

- Да, было дело. – Фарлан не стал уточнять.

Аргун еще раз посмотрел в сторону ругаландцев и перевел взгляд на Фарлана.

- И что-то мне подсказывает, вы не рады видеть старых знакомых. – Щука уловил искру ненависти в глазах Ольгерда.

- Тебе бы былины сочинять, а не на веслах сидеть. – Черный пресёк дальнейшие вопросы.

Аргун покрутил ус, усмехнулся и развернулся обратно.

- Если что, обращайтесь. Венды своих не бросают.

Фарлан недоверчиво посмотрел в спину уходящего старше́го. Видно было, что Щука не шутил, он только что пообещал им помощь. Черный удивленно покачал головой.

- Странные люди, эти венды. Знают нас всего неделю, а вписываются. УДури то вояк почти в два раза больше, и они это видели.

- Черный, ты ведь сам венд. – Ольгерд рассмеялся. – Ты мне и объясни.

- Да какой я венд, твой дед меня совсем мальцом забрал. – Фарлан как то грустно взглянул на юношу. – Ладно, пошли работать.

Работу заканчивали с заходом солнца. Затем вся бригада отправлялась в тот самый кабак с которого все началось. Там ели, а потом валились спать, прямо в главном зале. Кто где устроится, на лавках, на полу подстелив под себя, что придется. Еду и ночлег оплачивал Парастидис. Купец не скупился, венды были довольны, хозяин кабака впрочем, тоже был не в накладе. Намахавшись за целый день, народ еле держался на ногах, поэтому со сном не затягивали. В этот день как обычно, опустошив миски, венды начал укладываться. Захрапели довольно быстро. Фарлан занял позицию так, чтобы видеть входную дверь. Ольгерд копошился рядом.

- Думаешь, придут?

- Посмотрим. – Черный отвечал односложно. Говорить не хотелось. Нервы были на пределе.

Парень не унимался.

- Ненавижу ждать. Уж приходили бы сейчас. Сразу бы всё и закончили.

- Запомни, Ольгерд, одну простую истину. Никогда не торопись умирать. – Фарлан свернул и уложил под голову свой плащ. – Всему свой черед.

Под утро. Когда засыпает даже тот, кто боролся со сном всю ночь. Когда темень такая, что не видишь собственных пальцев к входной двери трактира подошел человек. Он аккуратно пошарил по двери пока не нашел ручку, затем потихоньку без скрипа потянул на себя. Дверь подалась. И вдруг раздался страшный грохот. Человек заорал с перепугу, шарахнулся в сторону, поскользнулся, на неизвестно откуда взявшейся луже. Ноги взметнулись от земли, и тучное тело, сотрясая весь дом, приземлилось на пятую точку. Тут уж начался форменный бедлам. Венды вскакивали, хватали оружие, и в темноте неслись в сторону выхода. У двери их ждала засада, невидимый упырь орал и хватал их за ноги. Свалка росла. Теперь уже никто не понимал, кого бьют и кто напал. Все орали как заполошные пока, наконец, не появился свет. Жена хозяина вошла в зал с двумя факелами в руках. Там она нашла своего мужа, едва дышащего под грудой сидящих и охаживающих его кулаками вендов. Женщина пришла в ужас и кинулась вытаскивать своего благоверного, попутно спуская всех собак на каждого попавшегося ей на пути венда. Воины, не менее чем хозяйка, потрясенные всем случившимся предпочитали не пререкаться, а смущенно отходили в угол. Там стоял, Щука и бешено вращал глазами.

- Кто? Узнаю, кто это вытворил, шкуру спущу.

Фарлан. Единственный, кто не кричал и не метался. Он-то сразу догадался, что произошло, и сейчас стоял перед сложной дилеммой. Признаваться или нет. Всю ночь Черный ждал гостей. Под утро, когда стало совсем не в моготу, он решил подстраховаться. Поставил наверх приоткрытой входной двери, глиняный жбан с водой. Тогда эта идея показалась ему превосходной. Сейчас же, слушая истошные вопли хозяйки, и бешеный рык Аргуна, он начал в этом сильно сомневаться.

К счастью, хозяина откачали. Несколько синяков, заплывший глаз, вот, в общем-то, и все. Видимо венды поопасались бить нечисть в полную силу. Это не помешало, однако тому громогласно охать и жаловаться на жизнь, до тех пор, пока Щука не пообещал ему виру. Тут хозяин сразу воскрес и выторговал у венда полновесный серебряный динар. Все это никак не добавило настроения Аргуну. Он с удвоенной энергией начал трясти своих, выясняя кто, из них решился на такое непотребство. Виновных найти не удавалось. Фарлан также решил не высовываться, и дождаться более подходящего случая для признания.