П.Филатов. Рассказы (СИ)

— Глидер за нами придется часа через полтора-два. Решили к вам зайти. Попрощаться.

Один из начальников, глава медицинской службы, высунулся из палатки и махнул рукой. Тут же два солдатика, втащили внутрь пару ящиков водки, и закусь. Весь этот драгоценный груз они сгрузили на стол.

— Ну что, присядем, на дорожку? — весело подмигнул прапорщик Ерыпаев, который нам всем стал как родной.

Заскрипели сдвигаемые столы. Практически все сели вместе. На кроватях остались лишь те, кому сбыло совсем плохо, или, по медицинским показателям, нельзя было не капли. Но и те, подложили себе подушки под локти, и с интересом наблюдали, за начинающимся застольем.

— Ну что, вздрогнули? — поднял рюмку Евсеев.

Дружно выдохнули, и дружно выпили. Закусывать никто не стал.

— Степаныч, летели бы вы отсюда, а? — предложил я.

— Спасибо за заботу, но мы еще пока с вами посидим.

— Зачем? Всему чему могли, вы нас уже и так научили. А слова какие-то говорить, только впустую воздух сотрясать. Мы и так знаем, что нас ждет, знаем, на что идем. Взрослые же люди — уже сто раз все обдумали, и все для себя решили.

— Вас никто и не собирается отговаривать, — пожал плечами майор. — Нам просто хочется понять — зачем это вам? Вы мне в прошлый раз пытались объяснить, но я из событий того вечера мало, что помню, — Евсеев рассмеялся, но быстро посерьезнел. — Достойные же все люди — ученые, врачи, писатели, инженеры, юристы, преподаватели. Почему не хотите быть с семьей? Зачем смерти ищете?

— Мы не ищем, и не стремимся, — тут же возразили ему.

— От лица офисного планктона, к каковому я сам себя отношу, — сказал господин Емельянов, — могу сказать следующее. Мужиками себя хочется почувствовать. Не добытчиками, не крепкими профессионалами, а мужиками, в обиходном значении этого слова! Воинами, защитниками — хоть однажды!

— Прадеды с фашистами воевали, а мы чужим наваляем!

— Это точно.

— Дело говорит! — согласились с ним.

— А я просто не хотел умирать один, в одиночестве, в своей маленькой квартирке, — сказал Михаил Евграфович. — Решил сделать правильное, нужное дело, на старости лет. А тут еще компания подходящая собралась.

— Точно. Меня не прельщает перспектива угасать под сочувствующие взгляды близких, и пренебрежительные — прохожих! — Поддержал его бородач. Хоть мы и узнали его фамилию — Самойлов — все равно продолжали именовать просто, Байкер. — Хочется почувствовать себя человеком, который способен на что-то. Если не на подвиг, то на поступок!

— А у меня дети уроды. Ненавидят меня, и дождаться не могут моей смерти. Решил сам выбрать себе смерть.

Не чокаясь, выпили, и закусили понемногу.

— Не охота в койке умирать. Не дай Бог парализует, сколько детям придется со мной мучаться? Если повезет не очень долго, но ведь может и на годы затянуться. Так уйти, как-то лучше, достойней.

— Это достойно, умереть в бою!

— Точно, как эти… как их… вирусы! Нет, не так! Витуды? Виндолсы? Вурдалаки?

— Может быть, викинги?

— Во! Доцент дело говорит. Мы как викинги!

— Я не доцент, а профессор, — мягко поправил его Бондарев. — Заслуженный преподаватель.

— Ну и я и говорю — Доцент!

— За Викингов!

Снова выпили.

— Дело не только в каком-то чувстве собственного достоинства, праве самим выбрать свою смерть, а не загнуться от болячек. Пришельцы, как не крути, и сколько про них слов не говори, величина неизвестная. Пускай нас не станет, но появится дополнительная информация, лишний шанс, возможность спасти как можно больше молодежи. Меньше боев, больше выживших.

— У нас дети там, близкие остались. Сделать для них хоть что-то, в последний раз. Может быть немногое, но внести свой вклад в победу, — поддержал меня Доцент.

— Ну и пришельцам навешать охота! — гоготнул Байкер.

— Смерть чужим!

— Смерть чужим!!! — подхватили все и выпили.

— Основное, конечно, наши дети.

— Дети у вас уже взрослые и вполне могут позаботиться о себе сами, — сказал майор. — Не правильно вам идти в бой вместо них. К тому же, многим из них на вас просто плевать! Они забыли и ценят то, что вы для них сделали, и продолжаете делать.

— Э, нет, майор, вот тут ты не прав! — возразил ему я. Водка уже играла в крови, потому и решил вступить в этот спор. — Мы свое пожили, и пожили хорошо. А дети, есть дети. Как бы они к нам не относились — это не отменяет наших к ним чувств. Я прав, мужики?

— Конечно!

— А то!

— Базаришь!

— Сразу видно, Алексей Степанович, что ты волк одиночка, — сказал я, закусив новую порцию водки, бутербродом. — Не понимаешь ты нас, но надеюсь, что однажды поймешь. Ты рассуждаешь о вещах, в которых надо полагаться на чувства, а не на разум. Мы должны им помогать, всегда и во всем. Не требуя ничего взамен. У всех сложилось по-разному. Кто-то в старости получает уважение и помощь, другие вынуждены пытаться выжить в одиночку. Но мы не можем бросить наших родных, даже если они предали нас. Пускай пафосно и мелодраматично, но иначе я сказать не могу. Есть вещи, ради которых стоит жить, а есть такие, ради которых не страшно и умереть. И возраст тут совсем не причем.

— За детей!

Евсеев выпил и крякнул. Он уже изрядно порозовел. Пили мы не рюмками, а по-фронтовому, стаканами.

— Скоро за нами прибудет транспорт. Один глидер пустой. Все, кто захочет, может отправляться с нами. Это не ваша война. Теперь мы должны защищать вас, хотя в благодарность за то, что вы для нас сделали.

— Правильные слова, — сказал Евграфович. — Но наша правда сильнее! Мы все уже сами для себя решили.

— Точно!

— Правда!

Нестройный хор голосов, из которого можно было вычленить одну простую мысль — никуда мы не полетим. Завтра — наш бой.

— Ладно, мы пойдем тогда. Нужно с остальными бойцами проститься, — сказал прапорщик.

— Это правильная идея! — одобрил Байкер. — Только водку мы вам не отдадим!

— Ничего страшного, у нас еще есть, — рассмеялся прапорщик. Нет, если они и с остальными будут так же прощаться, то в глидеры их придется грузить. Причем грузить именно нам, потому что инструкторы уже благополучно эвакуировались.

— Только давай без обниманий и долгих речей?

— Удачи вам завтра.

Военные отдали нам честь, и вышли из палатки.

— Хороший он все же мужик, хоть и еврей, — задумчиво сказал Евграфович.

— Не самый плохой, — согласились все.

— Чего он хотел-то?! — поинтересовался Музыкант.

— Проститься.

— Чего?!

— Да твою-то мать! ПРОСТИТЬСЯ!

— А-а-а. Хрена ли прощаться? Командир, блин. Отец родной, — с иронией, говорил Музыкант. — И без его напутственных речей, как-нибудь бы обошлись!

— Ты слуховой аппарат, где опять потерял?

— Чего?

Про аппарат крикнули все дружно.

— Не потерял, а выменял, — пояснил Музыкант. — Я там хреновеньку одну от орудия посеял где-то, вот и махнулся с соседним взводом. У них, как раз, запасная была…

Все сочувственно покачали головами и посмеялись.

— Ну, чего, на боковую?

— Сдурел, что ли? Время детское! И водки хоть залейся. Давай хоть пару часиков посидим еще.

— Чтобы завтра похмелье и тремор?

— Так и на завтра малясь оставим. Подлечимся и в бой! Нормально все будет.

— Точно!

— Наверняка!

— Мы же профессионалы! Ну, почти.

— Где водка?! — удивленно прокричал Музыкант.

— Он еще оказывается и слепой, к тому же! А еще в снайперы рвался! Хорошо, хоть винтовок с оптикой не нашлось.

— Это удивительно, конечно, что при нынешнем уровне медицины, можно так себя запустить.

— Да ладно, я вот тоже боюсь все эти операции по омоложению, и замене органов на клонированные.

— Так ведь технические приспособления есть.

— А они…

— За медицину!!! — провозгласил кто-то, перебив наш разговор. С хрустальным звоном, встретились стаканы над столом.

* * *

Утро выдалось облачным. Небеса хмурились, и вот-вот грозил начаться противный осенний дождик.