Ожидание

том кукурузы. Ну что же, спасибо Игорь тебе хоть за это! Путем обмана будет спасена честь не только Ники, но и её родных.

Ещё неделю ей пришлось жить в этой маленькой душной квартире. Ника сидела в зале на диване целыми днями и ждала, когда можно будет ей уехать. Но больше всего ей хотелось к тёте Фани. Там мама, там сестры. Ей хотелось к Люсе в Дивногорск, но ни-чего этого ей уже нельзя. Она хотела в Яр! Её душа болела, она видела, что наделала. Ей срочно нужно было попасть в Яр, но её не пускали даже к тёте, ведь теперь она была " мужняя жена". О, как глупы и старомодны все эти словечки, как нелепы и скучны длин-ные нотации Нинель Петровны о том, как должна вести себя молодая жена в доме мужа.

— Ты теперь наша, и должна слушаться нас, а не свою маму! Ты должна подчиняться мужу, и не прекословить ему ни в чем… — монотонно звучал скрипучий голос свекрови, и Ника с досадой отворачивалась к окну.

Пусть Нинель Петровна выговорится, может, когда ей это надоест, она улыбнется по доброму, и тем самым даст шанс полюбить её, или хотя бы назвать её с легкостью "мамой". Но каждый новый день начинался с новых нравоучений, и, наконец, Ника не выдержала и заявила, что ей срочно надо ехать в Крым, на работу, иначе за прогулы её уволят с рабо-ты по статье. И это подействовало.

Перед отъездом, Ника долго сидела с Игорем на скамейке возле дома, подальше от чьих-бы то ни было любопытных глаз, и умоляла мужа приехать в Симферополь.

— Тебя тоже пропишут в общежитии, ты ведь мой муж! — твердила она. — Давай уедем, будем сами строить свою жизнь. Я тебя прошу, уедем!

Она была тогда очень ласкова с Игорем, и о чудо! Её холодный, чопорный муж оттаял, и даже пообещал приехать к ней в скором будущем.

И вот теперь она едет, нет, мчится под звук колес туда, где её ждут, любят как товарища и веселую подружку, где её понимают. Хотя поймут ли её девчонки сейчас?

Ника вздохнула, и, повернувшись на другой бок, закрыла глаза. А вскоре она уже дремала, убаюканная мерным стуком колес. Поезд мчался вперёд, колеса всё стучали и стучали, и в этом стуке ей чудился звук биения сердец. Двух сердец, крепко спаянных между собой, словно цветы чертополоха, которых не разнять, не повредив при этом их шипы и колючки.

— Тук-тук, тук-тук, тук-тук! — стучат колеса.

— Тук — тук, тук-тук… — стучат сердца, слившиеся воедино.

Словно узел, связаны они в один клубок чем-то черным. Толи волосами цвета черной ночи, толи обгорелыми нитями нервов и страстей. А может это нити любви и горечи рас-ставания так оплели эти два сердца. Не важно, что это! Главное, что пока движется поезд, они стучат гулко и монотонно, и в этом вся прелесть, и вся соль этой жизни.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук!

Ника с опаской посмотрела на конверт, который ей подавала тетя Надя- вахтерша, до-родная симпатичная женщина, единственным недостатком которой являлось чрезмерное любопытство к личной жизни девчонок, живущих в общежитие. Заметив неуверенность девушки, тетя Надя хихикнула, и шутливо похлопала Нику по плечу:

— Бери, бери! Тебе же адресовано, не мне!

Всунув в руки девушки тонкий конверт, она опять хихикнула, но тут- же склонилась над раскрытым журналом, в который что-то вписывала. Взглянув на конверт, Ника гус-то покраснела, и, быстро отвернувшись, помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Здесь она внимательно осмотрела конверт. Вроде бы цел. Наконец она вскрыла его и ста-ла читать, бегло перескакивая с одного места на другое. Лицо её то краснело, то бледнело, то покрывалось испариной, но, внимательно прочитав конец письма, девушка зло ском-кала его, и отшвырнула от себя. Белый комочек бумаги стукнулся о противоположную сте-ну, и упал на кровать подружки.

— Маньяк! Извращенец! — прошептала девушка, и, подпершись рукой, задумалась.

Итак, после свадьбы пошел третий месяц, как она уже здесь. Игорь так и не приехал. Скорей всего он и не собирается ехать. Зато он завалил её письмами со своими любве-обильными песнопениями, и уже полностью отравил её существование. Не одно письмо приходило вскрытым. Видно в общежитие кому-то интересна личная жизнь Ники. Вот по-этому она старается сразу же после прихода почтальона спуститься вниз, на вахту, что-бы тут же перехватить адресованное ей письмо.

И ещё есть одна важная причина, что тут ей оставаться нельзя. Она беременна! Ей не дождаться Игоря, это ясно! Ну, а если "гора не идет к Магомету, то Магомет идёт к горе!"

Так что сегодня всё решилось. Её уже уволили, хотя все, включая даже врачей, чуть ли до слёз не довели, уговаривая, её остаться. Если бы это зависело от неё! Она бы и в мыслях не уехала с Крыма. Она, кажется, полюбила этот край. Но это всё нюансы! Главное то, что она уезжает не одна. Теперь, ей не надо торопиться. Она поедет поездом, заедет погос-тить к маме на Урал, а потом уедет в Казахстан. Сейчас октябрь, в России ещё тепло, так что можно с недельку побыть дома. Неделю назад она отправила багажом, на имя мужа, свой огромный черный чемодан с вещами, книгами, письмами и фотографиями. Пока это всё её приданое. Оставшиеся вещи Ника стала складывать в большую дорожную сумку. Она заканчивала возиться, когда вдруг из кармана старого халата выпало помятое пись-мо. Она подняла его, раскрыла, и медленно прочитала:

— Здравствуй, мой дорогой, любимый Стриж!

Ника закрыла глаза. Она выучила это письмо почти наизусть. Два месяца назад его переслала ей мама. И лишь тогда Ника узнала о себе ещё одну правду. Несмотря ни на что, она остается и будет оставаться в душе той же маленькой босоногой девочкой, что и прежде, и той-же голенастой девушкой-подростком, и той- же восемнадцатилетней девуш-кой, или даже сейчас, замужней женщиной у которой есть муж, но…

Но даже если она когда-то станет старой и некрасивой женщиной, она всегда, всю свою жизнь, всё равно будет ждать этих писем, которые будут начинаться словами:

— Здравствуй, мой дорогой, любимый Стриж!

Я прошу у тебя прощения за всё, что мог сделать во вред твоей судьбе, во вред нашей любви. Но прости меня, я не мог обещать тебе ничего, так как я, прежде всего человек во-енный. Я мог бы жениться на тебе, но ты бы узнала, что я не могу быть рядом с тобой. Я не хотел фальши, ты слишком мне дорога. У нас с тобой могли бы быть дети, но носили бы они моё имя? Вот вторая моя причина…

И я бы много привёл тебе веских аргументов, и ты, в конце концов, согласилась бы со мной…

Нет! Я не тот, кто нужен тебе. Ты говорила мне о еде, носках и постели, которые нуж-ны любой женщине, что бы почувствовать себя именно женщиной! И, прежде всего, люби-мой женщиной!

Ты права! Ты хранительница очага! Прости, я скатываюсь до банальностей, но пойми!

Может, этого ничего не было бы у тебя, если бы я встал на твоем пути! В конце концов, ты просто возненавидела бы меня, а я не могу этого допустить. Я любил тебя всю жизнь, с самого детства! Я люблю тебя сейчас ещё больше. Я знаю, что только с тобой я получил именно то счастье, именуемое этим странным словом — любовь! И это чувство ещё больше укоренилось в моем сердце.

Прощай любимая!

Прости ещё раз, и пойми меня.

Твой навсегда, Володя.

Ника читала, или вернее нашептывала письмо словно поэму, закрыв глаза и раскачи-ваясь в ритм строк. Если он так пишет, значит, он прав. Он тысячу раз прав! Только не прав он в одном! У них будут дети, и пусть чья угодно будет у них фамилия, но это его ре-бенок бьется у неё под сердцем. Она это знает!

И пусть Володя больше никогда не появится в её жизни. Пусть! Видно так уготовано ей судьбой. Но его семя засеяно в благодатную почву, и дай Бог, что бы оно дало прекрасный урожай! Дай то Бог!

Девчонки провожали Нику шумной толпой. Они бежали по перрону вслед за медлен-но движущимся вагоном и что-то кричали, махали руками и показывали пальцами "пи-ши", а в глазах у них стояли слёзы. А может это у Ники на глазах эти непрошенные гос-ти, делающие лица девчат туманными и размытыми.