Игры с Вечностью (СИ)

- Не знаю. Может быть, твой астролог не такой уж и еретик. - Он пожал плечами. - Может я жил там когда-то давно?

- Может. - Анна прижалась к нему. - Что же, пусть будет Калье Роса. Я тебя непременно узнаю, и через тысячу лет. Клянусь.

- Я тоже. - Он погладил ее спину. Вино брало верх над скованностью, и он страстно поцеловал ее. Она не менее страстно ответила, и через минуту в зале их уже не было.

Так понеслись дни и ночи, и ничего больше не имело значения, кроме их встреч в домике посреди фруктового сада. Днем серость, будничность и работа для Викторио, скука и однообразие для Анны, но все обрывалось с покровом ночи. Они срывались в домик при первой удобной возможности, как только муж Анны уезжал по делам, или уходил в загул. И в том, и в другом случае, его не бывало дома по двое - трое суток, что вполне устраивало жену. Вскоре Анна поняла, что не представляет своей жизни без Викторио. К тому времени прошел всего месяц с ночи в домике, когда они были впервые близки. Ее не раз посещало ощущение дежавю при совместных вечерах с Викторио, и она понимала, что их знакомство все-таки не случайно, обещая продолжение в будущем. Она успела привыкнуть к нему, привязаться. Ей нравилось в нем все - от веселого характера до пылкости во всем. Что еще? Это было смешение чувств, от материнской нежности до страсти последней любви. Последней? Вся ирония в том, что Анна прекрасно понимала: эта любовь первая настоящая в ее жизни. Смешно и грустно полюбить впервые в тридцать пять лет. Поистине - любовь это вирус, и у Анны иммунитета против нее не было. Поэтому следовало ожидать осложнений. Да, первоначально она ко всему подходила как к мелкой интрижке, думая, что, утолив свою страсть, ее разум успокоится, но все оказалось куда серьезней и с каждой новой встречей ее чувства только усиливались. А что Викторио? Он был неизменен в своих чувствах, и их глубина день ото дня только усиливалась. Так всегда бывает, когда платоническая, еще немного детская любовь перерастает в настоящий накал страстей, во взрослое пылкое и безжалостное чувство, неразделимое с постелью. Такая любовь, какая была у него, не горит, а пылает, не греет, а сжигает дотла. В ее огне пропадает все, как в печи крематория. Слава Богу, что такая сильная любовь бывает нечасто, иначе весь мир походил бы на одну большую психиатрическую больницу, в которой все были бы счастливы, но безумны. Глупо так любить: ты не видишь жизни без этого человека, потому что вне встреч с объектом любви ты не живешь, а существуешь, а наедине перестаешь быть личностью, подавляясь влиянием. Но тогда на их счастье никто никого не думал подавлять, подчинять или использовать. Безумие было обоюдным, и они ловили свои крупицы счастья зимними холодными ночами. Анну, кстати, очаровывали перемены, произошедшие с ее возлюбленным. Он стал смелее, мужественней, в нем проснулся природный темперамент. Так бывает, когда недавний мальчишка становится мужчиной. Главное, он ее обожал.

Итак, прошел месяц. В одну из ночей, когда по голым веткам сада скользила снежной ватой вьюга, они лежали, отдыхая, наслаждаясь теплом от печки. Викторио повернул голову к Анне, и задумчиво произнес:

- Что же с нами-то дальше будет?

Анна вздохнула, глубоко и печально. Она и сама понимала, что подобный разговор уже давно должен был произойти, накипело. Попытки его завести уже были, не целенаправленно, просто к этой мысли приводила тема разговоров, и тогда Анна глушила подобное на корню. Она просто сама боялась думать: "А что же дальше?". Это было очень странно для взрослой женщины, живущей до того исключительно разумом, а не чувствами, но это было так. А что же дальше-то? Она понимала, что ничего хорошего. Вроде все было просто, если бы не чувства. У большинства богатых и знаменитых флорентиек были молодые красивые любовники, и иногда даже мужья, зная об этом, закрывали глаза, потому что сами были не без греха. С виду крепкие и мирные семьи вмещали в себя такие страсти и пороки, что инквизиторы могли только мечтать об их телах. Но все знали одну простую истину - любовники долго не задерживались. Дамы, натешившись за пару месяцев, благополучно их бросали и заводили новых. Это было правило, и именно поэтому мужья могли спокойно относиться к своим подозрениям. В случае Анны так просто не могло закончиться. Она лучше бы лишилась своей души, чем Викторио. В этом и заключалась загвоздка. И потому задумываться о будущем ей не хотелось. Как же не повезло ей в том, что Викторио не родился в богатой и влиятельной семье. Тогда муж ничего не смог бы сделать в случае чего, и долгая связь не считалась бы грехом в глазах остальных. Впервые в жизни ей приходилось задумываться, что она мать троих детей, и скандал навредит сыновьям. Они были от нелюбимого мужчины, но это были ее дети, и она желала им только хорошего. Поэтому ее интересовало мнение окружающих. Почему она не родилась простой прачкой? Это было бы замечательно. Все было бы проще, главное, чтобы с ней рядом находился Викторио.

- Я не знаю милый, что же с нами будет. - Она перевернулась на живот и легла ему на грудь. - Я не знаю.

- Я люблю тебя и не представляю жизни без наших свиданий. Я понимаю, что ты рискуешь всем, когда вот так, со мной. Но ничего поделать не могу. Отказаться от тебя я не в силах. Это сильнее.

- Я знаю. Но я - ладно. Ты понимаешь, чем ты рискуешь?

- Понимаю. В случае чего моим делом напрямую займется святой суд инквизиции, как клятвопреступником. Я на костре гореть не буду. Скорее всего, это будет казнь на дыбе, но не прилюдно, а в каком-нибудь подвале. Ну, а если захотят устроить показную смерть, то повесят на площади, чтобы потом даже на кладбище не хоронить, не отпевать и не служить панихиды.

- Ты так спокойно об этом говоришь. - Анна удивилась. - Не пугает тебя судьба?

- Смерть? Нет. Муки ада? Да. Боль пыток? Пугает. Но это все не важно, если тебя не будет рядом - это только избавление от мук сердца. Я, быть может, говорю слишком напыщенно, но я верю своим словам, и говорю как есть на душе. Главное, чтобы ты была рядом. Ты, я уверен, знаешь, чем тебе это грозит.

- Знаю. Но не инквизицией. Герцоги Тосканские хорошие хозяева, и богатых флорентийцев в обиду не дают церковникам.

- Хоть это хорошо. Рано или поздно, не смотря на то, что мы с тобой умело конспирируемся, все станет явным. Кто-то что-то заметит, заподозрит и проверит. Да и твоему мужу кто-то может доложить, что мы часто бываем в отлучке в одно и то же время.

- Мне нечего возразить. У нас с тобой как функция самоуничтожения включилась, и отменить это мы не можем. Да, можно что-то придумать. Отлучаться в разное время, и сократить количество встреч; мне подкупить молчание слуг; отравить мужа, в конце-то концов... - она грустно улыбнулась этой мысли. - Но это все не вариант. Слуги, подстегиваемые алчностью, почуяв деньги, тем вернее доложат мужу в надежде получить куш. Травить мужа я не хочу. Да и ни я, ни ты, не согласимся сократить количество встреч, чего бы это не стоило. Разве нет?

- Конечно. Мне и ночи с тобой мало, и разлука будет похуже дыбы.

- И я так считаю. И поэтому мы ничего придумать не сможем. Ты веришь в судьбу?

- Я не знаю. - Викторио стушевался. - А что это подразумевает?

- Вера в предопределенность всего происходящего. Чему быть, того не миновать, как говорит поговорка.

- Верю. Я не знаю, это противоречит догмам или нет, но верю.

- И я верю. Если нам суждено с тобой пропасть, то мы пропадем. И наоборот.

Викторио глубоко вздохнул. Ему нечего было добавить.

- Не грусти и не думай о том, что будет. - На ее глазах выступили слезы. - Понимаешь, я всю жизнь что-то рассчитывала. Сопоставляла и анализировала. Просчитывала варианты. Я устала от этого. Так жить невозможно. И тут ты. Ну откуда ты взялся на мою голову? Мое счастье и мое горе. Моя любовь. Я уже стала раздумывать о том, что моя молодость почти что прошла, и тут ты даришь то, чего у меня никогда не было. Я люблю впервые. И так никогда не полюбить больше. Я много думала о своих чувствах, и я в них уверена. Как и в твоих. Впервые в жизни я не хочу ни о чем думать, я хочу просто быть любима и любить. Наслаждайся тем, что есть. Толку размышлять, если будущего не изменить. Что сделано, то сделано. Что бы не случилось, я рада, что ты у меня есть. Спасибо тебе за это. После этого и умирать не страшно. - Она заплакала. - Вся моя жизнь была серостью и никчемным убийством времени. А теперь я живу. Так это не стоит разве любой расплаты? Платить за все надо, это истина. Так что не отравляй меня вопросами о будущем, и забудь об этом. Потом - это потом. А сейчас - это сейчас. Хорошо?