Игры с Вечностью (СИ)

- Неужели ты думаешь, что Создатель так жесток, что дает нам трудности и беды, а мы уже должны справляться с ними. Справился - победил, в рай. Не справился - проиграл, в ад. А он в это время наблюдает за нами, как за букашками, ставит опыты? - В Анне проснулся темперамент и она говорила это так эмоционально, что Викторио заворожено слушал, ловя каждое слово. - Вряд ли это так. У меня другая позиция, я ее расскажу сейчас. Но скажи, ответь на вопрос, зачем ты живешь на этой земле? Ради чего?

- Я не знаю, белла донна, я не знаю. - Видит Бог, он, с таким счастьем и горечью сказал "белла донна", в переводе означающее "прекрасная дама", что у Анны Доменико проскользнуло нечто похожее на подозрение. Уж не она ли причина этой боли и радости? Нужно быть аккуратней с ним, и спасти его душу, не от греха, а от фанатичной веры, которая лишает человека рассудка и личности.

- Все, что ты говорил до этого, были слова твоего наставника. А ты включи свой разум и подумай теперь. Я буду говорить. Если что-то не понравится, говори, перебивай. Я не против. Слушай же. Я прожила вдвое больше тебя, и видела много больше, чем ты в своем монастыре. Мне есть, из какого опыта исходить в своих суждениях. Всю эту жизнь я была зависима от кого-то, но жила своей головой. На нее ни у кого прав нет, и мой разум остается моим в любом случае. Ты говоришь, что Бог ставит над нами эксперимент. Но это не так. Даже церковь называет нас всех его детьми, его творением. Мы все братья и сестры по библии. Неужели ему приятно смотреть на наши мучения? Нет. Спаситель учил любви, добру и радости. Если у каждого с сердце появится это, то не будет в мире преступлений и бед. Запомни это. Он создал этот мир чистым, отдав его нам, чтобы мы жили здесь и заселяли его. Все зло исходит от людей. Мы сами творим его и грешим. Ни Бог и не дьявол не виноваты в этом. Именно человек убивает и ворует, и не под действием высших сил, а по своей порочности. Искушение, ты говоришь? Так не следуй искушениям и не будет греха. Все просто. Но нет, как же сложно отказаться от вкусной еды или от красивых женщин. Человек это все объясняет своей слабостью и несовершенностью. Так легко уходить от ответственности. Это на счет греха, но не все, что мы совершаем, является грехом. Любить - это первая обязанность человека, хотя бы, чтобы продолжить свой род, и в любви греха нет. Прелюбодеяние. Это такое страшное и громкое слово, что наводит дрожь. А что есть прелюбодеяние?

- Это порочная близость двух людей... - Викторио говорил уже не так уверенно как в начале разговора о грехе и душе.

- А она всегда порочна?

- Если вне брака. - Он посмотрел на нее.

- А если она по любви? Нужен ли любви штамп в документах бургомистра, или запись в церковной книге? Или без этого люди любить перестают? Я, например, никогда не любила своего мужа, за которого меня выдали почти насильно. Я понимала, что откажись я от брака, моя мачеха меня тогда просто отравит или подстроит несчастный случай, и инстинкт самосохранения привел меня под венец. В первую брачную ночь мужу пришлось меня изнасиловать, потому что я не хотела близости. И что? Это угодно церкви и не считается грехом, потому что совершено в брачном союзе? Скажи мне. Насилие тогда перестает быть грехом?

- Нет. Я согласен, что насилие есть грех при любых обстоятельствах. Но есть же гулящие грешницы...

- Ой, про шлюх я не говорю. - Анна улыбнулась. - Это грешницы, бесспорно. Я обсуждаю с тобой честный союз, близость двух любящих друг друга людей. Хотя, с другой стороны некоторые уличные девки намного честнее "порядочных" богатых матрон, хотя бы тем, что спят с мужчинами, чтобы выжить, в то время как знатные спят ради удовольствия и со всеми подряд. Но это отдельная тема для обсуждения. И еще о прелюбодеянии. Это наш основной инстинкт, и природа сильнее морали. Или воровство, например. Если маленький мальчик украдет кусок хлеба, чтобы выжить. Он один, ни денег, ни возможности их заработать, у него нет. Не укради, он умрет. Это тоже грех? Или Богу будет угодна смерть мальчишки?

- Нет, вряд ли он хотел бы смерти ему. - Викторио кивнул.

- Так что мальчик, как я думаю, не грешит воровством. - Анна расправила складку на платье. - Он только выживает. Поэтому не все является грехом, и что есть грех решать Создателю, а не нам. А теперь о женщинах. Скажи, разве ненависть угодна Всевышнему?

- Нет, конечно.

- Разве он не говорил, чтобы мы не судили никого? Как там? Не судите, и не судимы будете. Говорил?

- Так написано в писании... - Кивнул он.

- Так почему же вы, монахи ненавидите женщин? Разве вы не грешите этим? Разве вам дана свобода судить? Ненависть неугодна Ему, значит, вы совершаете ошибку, поддаваясь исключительно вашим внутренним чувствам. Мы все его творения, и как он может, по-твоему, отдавать кому-то предпочтения? Или женщинам рай закрыт?

- Не закрыт. - Он смутился.

- Тогда о чем речь? Пойми, что монахи ненавидят нас, потому что желают. Мы для вас искушение, но не от добра или зла, а от природы. И когда вы не можете бороться с искушением, вы начинаете в бессилии ненавидеть нас. Вы грешите ложью и клеветой, спихивая все на писание, подстраивая его под себя. А если так, то благочестивей вы открыто порочных? Они грешат только похотью, а вы той же похотью, только скрытой, и еще клеветой вдобавок. Как тебе это?

- Я не знаю. Я запутался уже. - Викторио честно смотрел на нее.

- Тогда о жизни. Она нам дана, чтобы мы "плодились и размножались", насколько я помню. Но это только ширма. Она дается нам, извини за каламбур, чтобы мы Жили, а не существовали. Ты понимаешь разницу этих слов?

- Да, я понимаю. Не объясняй.

- А жить можно только в гармонии с собой, и для себя. Нет, само собой, ради наших детей мы идем на все, но не нужно забывать и о себе, ведь эта жизнь одна, и других не будет. Разве не стоит прожить ее так, что будет потом приятно вспоминать? Что мы оставляем после себя на этой земле?

- Ну, вы, миряне, потомство. Деньги и что-то подобное я не беру в расчет.

- И правильно делаешь. Да, детей. Потомство. Но мы не должны жить только ради них. Все наши отпрыски, и сыновья и дочери предают нас, по сути, когда женятся. Они устраивают свою жизнь, забывая про нас, тем самым. Отплачивают нам так за любовь и доброту на протяжении многих лет, за самопожертвование, то, что мы забывали о себе ради их блага. Спроси у любого, кто ему дороже, его родители или его дети? Кто-то промолчит, кто-то поменяет тему, и лишь часть честно заявит: дети. И они будут выращивать детей, чтобы те, в будущем так же предали их и устроили свою жизнь. Разве нет?.. - Но монах молчал, опустив взгляд, и Анна продолжила. - Что получается? Как только дите уходит из дому, оно уже не принадлежит нам, а лучшие годы, потраченные на него, не возвратишь ведь. С появлением семьи человек приходит к родителям все реже и реже, чтобы потом, когда они уже старики, заглядывать раз в месяц, спросить как дела и убежать. Разве нет? Это не предательство? Поэтому нужно жить не ради кого-то, а ради себя. И нам дана эта жизнь, нам самим, чтобы мы ее строили и решали что для нас лучше, а что хуже. Вот она, правда. А ты, - Она протянула руку, схватив Викторио за затылок, и притянув к себе чисто мужским жестом. - Живешь ради отца настоятеля и монашеской братии. Ты предал себя, свою суть. Вот он грех, а не твоя чистая и платоническая любовь. Понял?

- Понял. - Викторио уже не сопротивлялся ее словам, не возражал. С его глаз неожиданно упали шоры, которые висели там долгие годы. - Ты так правильно говоришь...

- Тебе всего семнадцать и ты еще не закостенел в своих взглядах, только поэтому я смогла достучаться до тебя. Будь ты старше лет на десять, ты бы не воспринял меня и проклял как еретичку, потащив на костер. - Но она не знала, что смогла его переубедить только потому, что он любил ее всем сердцем. Без этого он бы и слушать ее не стал.

- Но как мне теперь жить? - Викторио с надеждой и отчаянием посмотрел на нее тогда. - Ты же поломала все, во что я верил и ради чего жил. Я же теперь не смогу пойти в монастырь и проводить часы в молитве... Мне это кажется бессмысленным теперь. Как мне жить? Ради чего?