Пронзая ветер (СИ)

Ртуть и Ужик обернулись и замерли, не сводя глаз с Ланетты.

— Да ладно вам, — воскликнул Шут. — Лучше бы пожалели несчастную девушку. Если хотите знать, она — жертва группового изнасилования. Мы продали все свое имущество, чтобы наскрести денег на услуги Скета из Кросса — известного специалиста по срамным болезням. Папаша Мот, я так надеюсь на твое доброе сердце! Неужели вы откажите бедной девушке в приюте? Артистический труд отвлечет Лани и даст возможность залечить свои душевные раны.

— Что за бред он несет? — потрясенно прошептала Ланетта.

В голосе Коросса послышался с трудом сдерживаемый смех:

— В Митриле женщина никогда не наденет мужской костюм по доброй воле. Это означает, что у нее позорная болезнь, а сокрытие от общества подобного недуга карается здесь очень жестоко. Митрильские лекари принципиально не занимаются такими больными, а кросские — стоят совсем недешево. Слухи о заразности этой болезни сильно преувеличены, поэтому митрильцы шарахаются от таких дам, как от чумы. Вот Шут и предложил тебе надеть штаны. Ты сразу превратилась в пугало для всех мужчин Миотополя. Даже стража сбежала, когда увидела тебя.

Ланетта начала задыхаться от охватившего ее гнева, но мягкая волна безмятежности опять пронеслась по телу.

— Лани, идея с мужским платьем была, на самом деле, хороша. Просто Линнок не ожидал, что артисты не спят и увидят тебя. Теперь он выкручивается по мере своих шутовских возможностей.

А между тем пререкания продолжались.

— Я к ней прикасалась!!! Мы с ней вместе сидели в повозке! — взвизгнула Ртуть. — Да вас обоих за такое на Арену нужно!

Ужик подошел к Ланетте и ласково погладил ей руку, утешая. Слезы навернулись у нее на глазах от острого чувства признательности.

— Да не болеет она, — принялся оправдываться Шут. — Я просто решил снова сделать бедняжку девицей. Иначе кто ее замуж возьмет? А вы сами знаете, метаморфоз у нас преступление. Узнает кто: и лекарю не жить, и нам. Вот и обрядил Лани в мужскую одежду как заразную. Я продал дом, договорился со Скетом, и мы пошли к нему ночью, чтобы лишних вопросов никто не задавал.

— А это еще кто такой? — уже спокойнее спросил Папаша Мод.

Мужчина, не побоявшийся стоять рядом с девушкой, успокоил его сильнее слов Шута.

— Это Корн, — уверенно заявил Шут. — Он — тоже артист. Ты ведь порадуешь нас своим искусством, Корн?

Коросс невозмутимо кивнул.

— Если одолжишь свой кошель и ножи.

Зачерпнув из кожаного мешочка горсть монет, он подбросил их в воздух. Весело ударяясь друг об друга, желтые кругляши принялись выделывать круги и восьмерки. А затем к ним присоединились обнаженные клинки. В свете факелов все это превратилось в причудливо извивающиеся огненные сполохи, издающие мелодичный перезвон.

Коросс мельком взглянул на ошеломленную Ланетту.

— Держи кошель шире, — попросил он, кидая ей теперь пустой мешочек.

И монетки послушно, одна за другой отправились туда, откуда были извлечены. Затем к Шуту вернулись два его клинка, возвращаясь в ножны. Ртуть восторженно зааплодировала, а Ужик издал протяжное ауканье.

— Здорово! К нам в труппу перейти не желаете? — воскликнул Папаша Мот, позволивший себе, наконец, расслабиться и улыбнуться.

— Я подумаю, — пообещал Коросс.

— Где вы такому научились? Никогда не видела такой техники, — спросила Ртуть. — Работать с такими мелкими предметами — это уже нечто, а комбинировать при этом с клинками…

— Жаль, публика не поймет, — пробормотал Папаша. — Ей ведь нужны…

Ланетта не стала слушать разговор Коросса с обступившими его циркачами. Она юркнула в повозку и поспешила натянуть на себя юбку. Когда она выглянула наружу, ее поджидал Линнок.

— Лани, прости, — покаянно произнес он. — Но это, правда, был хороший способ развеять все сомнения.

— Ты о групповом изнасиловании? — холодно осведомилась она.

— Ну, насчет «группового изнасилования» это был действительно высокий полет фантазии, — признался Шут. — Я бы даже сказал, меня сильно занесло. Я был в шоке, увидев в такой поздний час труппу в состоянии повышенной бодрости. Вот и понес околесицу. Что касается причины посещения кросского лекаря, особо и выбирать было не из чего. Еще я мог заявить, что ты идешь делать аборт. Но первый вариант мне показался более достойным. Так что, можно сказать, я постарался позаботиться о твоем добром имени.

— Спасибо большое, Линь, — саркастически заметила Ланетта, отвергая его попытку помочь спуститься с повозки. — Ты представить себе не можешь, какую благодарность я испытываю к тебе.

Поняв, что примирение откладывается, Шут направился к циркачам. Коросс, увидев Ланетту, махнул рукой. Девушка подошла, и вместе они принялись смотреть за тренировкой.

Пока Ужик развлекался, перебрасывая своими сильными руками тяжелые гири, Шут шептался с Ртутью, обсуждая будущий совместный номер. Ланетта, отойдя от шока, теперь с изумлением разглядывала рабочее облачение митрильской циркачки. Она никак не могла постичь логику увиденного. Мужской костюм Ланетты был гораздо целомудреннее обтягивающего трико артистки. Когда она высказала свое недоумение, Коросс негромко засмеялся:

— Представь, как бы выглядела Ртуть, если бы свершала свои трюки в пышной юбке… На таких как она митрильское общество смотрит сквозь пальцы. Циркачек здесь воспринимают как обиженных судьбой девушек, которых обстоятельства вынудили зарабатывать на пропитание лицедейством и умением владеть собственным телом. По социальному статусу Ртуть стоит лишь немного выше продажных женщин. А некоторые особо ханжески настроенные люди, вообще, не видят никакой разницы. Поэтому жизнь Ртути легкой не назовешь. Она полна превратностей. На твоем месте, я бы крепко подумал, прежде чем идти на поводу детский мечтаний Шута… Лани, — прервал он себя, — ты бы шла спать. Твой организм подвергся сильной встряске, а сон — лучшее лекарство.

Ей так уютно было рядом с ним, и покидать совсем-совсем не хотелось.

— Еще немножечко, — попросила она. — Все равно сейчас уснуть не смогу.

— Я бы мог помочь, — тихо предложил Коросс.

Девушка помотала головой:

— Пожалуйста, не надо. Я хочу сама быть себе хозяйкой.

Он притянул ее к себе, и они принялись смотреть, как тренируются Ртуть и Шут.

То, что принялась вытворять эта парочка на площадке, вызывало искреннее восхищение. Казалось, что они могли делать со своими телами все, что им вздумается: изгибаться причудливым образом, взвиваться в небо, застывать в самых необычных позах. Они быстро подстроились друг под друга и их движения к концу репетиции поражали своей согласованностью.

Шуту за это время так и не представилось возможности поговорить с Короссом. Папаша Мот, как и обещала Ртуть, был суров и непреклонен, заставляя Шута по полной программе отрабатывать будущий гонорар. Ланетта, временно отстраненная от разработки собственного циркового номера в связи с «тяжелыми жизненными потрясениями», попыталась завести разговор с Короссом о том, что он намерен делать дальше. Но молодой человек лишь грустно покачал головой:

— Пожалуйста, Лани, не сейчас. Мне надо обо всем хорошенько подумать.

Ближе к утру, все устали настолько, что желания на разговоры ни у кого больше не возникало. Ланетта устроилась вместе с Ртутью и папашей Мотом в повозке, а Ужик и Коросс уснули на земле под толстым ворохом одеял. Шут был единственным, кто ночевал со всеми удобствами. Он ловко пробрался по раскидистому дереву к полуоткрытому окну на втором этаже.

На рассвете Ланетта проснулась от вспышки отчаяния, ворвавшейся в ее сон. Пробравшись через сладко посапывающие тела Ртути и Папаши Мота, она выбралась из повозки. На земле лежал только один сверток, который отчаянно громко храпел.

— Коросс? — с тревогой тихонько окликнула его девушка.

Из валявшегося одеяла выползла серая крыса и быстро юркнула в повозку, забившись в ворохе вещей.

Миотополь

Трапезная выглядела просто, но чистенько: вверху — низкие потолки с решеткой из деревянных балок, внизу — выкрашенные светло-бежевой краской столы и стулья. Несмотря на ранний для подобных заведений час, здесь царило оживление. Почти все места были заняты. Слышался энергичный стук ложек, а в воздухе витал умопомрачительный запах свежей выпечки.