Пронзая ветер (СИ)

— Уо ааоо?

Тот миролюбиво поднял руки:

— Не нервничай, друг. Мы никого не обидим!

— Уо? — угрожающе переспросил «друг», играя мускулатурой.

— Успокойся, Ужик. Они на нас не нападают, — успокоил его мужчина.

Он извиняюще улыбнулся Ланетте и обратился к Шуту:

— А что вы можете делать?

— Чуть свет будить добрых людей, потом ездить им по ушам, затем, обирать до нитки. Я угадала ваши профессиональные навыки? — сморщив чуть вздернутый носик, поинтересовалась чернявая насмешница.

Но если она думала смутить Линнока, то напрасно.

— Ах, милая барышня, — запылал он искренним возмущением, — грешно огульно обвинять добрых людей. Меня зовут Линь. Я могу веселить толпу. А моя сестра Лани умеет метать кинжалы. Если вам нужны артисты — проверьте нас, нет — так гоните. Но мошенниками и ворами попросил бы не обзывать.

Брюнетка смутилась. Вслед за старым циркачом она соскочила с повозки. Пышная юбка алым куполом взвилась вверх, но была ловко сбита маленькими ручками. По сравнению с юбкой Ланетты, она выглядела коротко и не скрывала изящных лодыжек. Черная замшевая жилетка была расшита бисером, а из-под нее выглядывали пышные фонарики-рукава почти белой блузы.

Старый циркач заправил выбившуюся клетчатую рубашку в провисшие на коленках холщевые штаны, огладил пятерней растрепавшуюся после сна седую шевелюру и скептично поджал губы.

— Ну, показывайте, что умеете, — изрек он.

Шут тот час разыграл пантомиму: поочередно изобразил присутствующих здесь циркачей. Он умудрился в точности скопировать повадки и ужимки каждого из них. Но мастерство заключалось даже не в этом. Каждый разыгрываемый им персонаж свершал какие-то мелкие действия, которые прототип и не делал, но всем было ясно: это обязательно случилось бы, представься такой случай. Выглядело это все очень смешно и совсем не обидно. А вот навыки Ланетты присутствующими воспринялись более скептично.

— Ты сгодишься, — заявил циркач Шуту, — а вот с девушкой придется поработать. Таким народ особо не заинтересуешь. Нужно что-то эдакое, что душу цепляет. В нашем деле ловкости да сноровки недостаточно.

— Она способная, — заверил его Шут и, подмигнув Ланетте, добавил. — Вот научиться, да так цепанет — никому мало не покажется.

— Не знаю, — протянул глава труппы, потирая подбородок. — Просто не знаю. Конкуренция большая, живем впроголодь. Колесить приходится по всей стране. Лошадки еле-еле с нагрузкой справляются…

— Папаша, давай их возьмем, — заступилась за них девушка. — Веселее будет. Что мы все втроем — не цирк, а просто срам какой-то! Да и скучно в дороге. С Ужиком разве поговоришь? Ему бы только народ пугать. А с тобой весело лишь бюджет обсуждать!

— Ртуть, да что ты вечно суешь нос не в свое дело! — рассердился Папаша. — Молчи, пока старшие разговаривают.

Шут сразу сделался солиднее, бросив снисходительный взгляд на девушку. Та в ответ язвительно ухмыльнулась. Ланетта тоже не сдержала улыбки: как циркач не пытался, ему не удавалось выглядеть дельцом. Каким, к примеру, был отец Ланетты.

Папаша не заметил этих быстрых переглядываний. Он важно изрек, обращаясь к Линноку:

— Я буду платить тебе десять процентов с выручки, а с нее (он пальцем показал на Ланетту) каждый месяц брать за обучение серебряную монету.

— Двадцать процентов для меня и никакой платы за девушку, — непреклонно заявил Шут и, заметив возражение на лице Папаши, отрезал. — Я не торгуюсь.

— Ладно, — покладисто и с каким-то облегчением отозвался тот, — по рукам.

Ртуть расхохоталась:

— Папаша Мот, право, ты самый удивительный глава труппы, когда дело касается денежных вопросов!

Тот смутился и излишне суровым тоном приказал своим подчиненным поменьше болтать, а лучше заняться приготовлением завтрака.

Новоиспеченные циркачи мгновенно были включены в процесс. Линнок занялся починкой упряжи, а Ланетте досталось чистить котелок. Ртуть и Ужик отправились в лес: девушка за травами и кореньями, полезными в походной жизни, Ужик — за дровами для костра. Папаша Мот занялся инвентаризацией продуктов, вывалив их у ручья.

Ланетта, пристроившись рядом с циркачом, принялась отчищать прокопченную посудину травой и песком. Корн шуршал где-то невдалеке в траве, и девушка остро ощущала его присутствие. Пока она старательно отдирала с чугунных стенок грязь, то спросила про Ужика. Его внешность разительно отличалась от тех, кого Ланетте уже довелось повстречать в этой стране.

Оказалось, он не урод. Просто родом с Обезьяньего архипелага, где все такие. Рабовладельцы часто устраивали туда набеги, так как их мужчины славились непомерной силой и живучестью. А Ужиком парня сам Папаша Мот прозвал, потому что тот в детстве чуть живой умудрился преодолеть пустыню. Что с ним приключилось, Папаша не знал. У мальчика были перебиты ноги и отрезан язык. Папаша его выходил. Только ноги у парня до сих пор в непогоду болят. И говорить он не может.

Ланетта сочувственно улыбнулась Ужику, успевшему вернуться с леса. И вздрогнула, когда он оскалился ей в ответ. Папаша Мот поспешил уверить, что парень так улыбается. Девушке оставалось только поверить этому. Между тем Ужик свалил огромную охапку толстенных сучьев на землю и принялся голыми руками переламывать их, бросая в кострище.

Потом на треногу был установлен отчищенный котелок с водой, куда были брошены ароматные травки. А когда явилась Ртуть, все приступили к завтраку. И хоть мясо оказалось пересоленным и жестким, сыр слишком мягким и с горчинкой, а хлеб черствым, это не мешало уплетать все вышеперечисленное за обе щеки.

— Ой, а это что за мерзость? — взвизгнула Ртуть, когда Ланетте на колени вскарабкалась крыса и потянулась к протянутому Ланеттой кусочку сыра.

— О! — протянул Шут, загадочно оглядываясь по сторонам. — Тут, такая история получилась!

И принялся на ходу сочинять сказку. Они с Лани оказались детьми богатого судовладельца. Когда он женился повторно на злой ведьме, она превратила его в крысу, а детей выгнала на улицу. И теперь они вынуждены вести жизнь артистов, чтобы не умереть от голоду. Шут не просто говорил, он лицедействовал. Да так складно, что Ланетта сама почти поверила. Когда он изображал мачеху, его лицо приобретало надменное и какое-то хищное выражение, а в голосе появлялась томная женская хрипотца. Отец в его исполнении выглядел беззлобным тюфяком, почему-то сильно напоминавшим Папашу Мота. В робкой и постоянно смущающейся дочери судовладельца, Ланетта сначала себя не узнала, но, судя по лукавым взглядам, которые бросали на нее циркачи, сходство Шут передал довольно точно. Лишь себя он явно приукрасил, превратив в благородного и очень рассудительного молодого человека. Когда Линнок перешел к той части рассказа, где мачеха, воспылав непозволительными чувствами к пасынку, превращает несчастного супруга в крысу, все притихли. Ужик, преисполненный сочувствия, попытался погладить зверька, но тот проворно юркнул в рюкзак, уклонившись от ласки. А когда Шут принялся прочувствовано и с подробностями описывать процесс обольщения благородного его стареющей женщиной, Ланетта покраснела, Папаша Мот и Ужик раскрыли рты, забыв о еде, а Ртуть, не выдержав, заливисто расхохоталась:

— Все! Хорош, Линь, врать!

— А зачем вам скучная правда жизни? — широко улыбнулся он ей в ответ.

Новые знакомые оказались добродушными и приветливыми людьми. Ртуть рассказала, что она владеет некоторыми акробатическими трюками, умеет жонглировать и ходить по канату. Ужик занимался силовыми упражнениями и борьбой. Папаша Мот раньше был гимнастом, но повредил спину и стал директором.

— Какой Папаша замечательный казначей вы уже сами убедились. Но на тренировках — берегитесь! Он с бедных артистов готов три шкуры спустить, — весело щебетала девушка.

Папаша Мот прервал легкомысленную болтовню, строго приказав быстро сворачивать лагерь.

— Сегодня у нас ответственный день. Надо застолбить у градоначальника Миотополя место и время для завтрашнего выступления. Если не поспешим, все лучшее расхватают другие труппы. Поэтому, когда въедем в город, вы ищите приличную (в смысле недорогую) гостиницу, а я сразу же отправлюсь в Ратушу. Там, Ртуть, ты меня и найдешь, после того как определитесь с местом. Когда я вернусь, мы вместе подумаем, как провести репетицию.