Камин-аут (СИ)

– Зачем ты пришел? – придав своему голосу благотворный тон, Сатин решил начать их неуклюжий разговор сначала.

Уразумев, наконец, что ему здесь не рады, Тео закатил глаза:

– О Господи… Послушай… эта работа мне не подходит. Я её оставил.

– То есть как? Ты не поедешь с дивой на гастроли? – с преувеличенным изумлением вопросил Холовора. К чему этот спектакль? Как только он увидел Тео с чемоданом, сразу обо всем догадался. И глупость парня его нервировала, будто он сам подстегивал Тео на что-либо подобное.

– Я хочу уехать с тобой, Сатин. Позволь мне… – смаргивая яркий свет люстры, Тео шелестел скользкой клеенкой.

– Уходи, – это безобразие надо было пресечь на корню. Сатин отвернулся от взгляда, сулящего заботу, обожание, многие годы тепла и любви, освобождение от вечных исканий, в этом взгляде его спасание от кошмаров, мучающих по ночам… от затхлости коттеджа с окровавленными простынями и пыльным воздухом, от отчаянных метаний в темноте, по пояс в сугробах… – Тео, ты еще можешь вернуться. Твоя группа уезжает только завтра, у тебя еще есть время привести мысли в порядок. И вещи твои уже собраны… возвращайся к своему приятелю, а завтра как ни в чем не бывало вернешься на рабочее место, не вспоминая об этой минуте.

Не отнимая от косяка руки, Сатин уперся спиной в стену.

– Ты всё еще не простил меня? – зашуршала джинсовая ткань, Тео присел на свой чемодан, широко расставляя ноги. Когда парень пошевелился, Сатин ощутил слабый запашок алкоголя, въевшийся в одежду. А гладкие пальцы, наверное, пропитались тяжелым табачным запахом.

– Дело не в этом.

На этот раз Тео не стал ждать, пока он докончит фразу:

– Это ведь ты сказал моей тетке обо всём этом кошмаре. Я даже… – вытаращился в пол, не зная, за что бы уцепиться взглядом, – не могу тебе объяснить, почему я просил, чтобы ей позвонил именно ты.

– Тео, я ни в чем тебя не упрекаю. Тебя это вообще не касается. Хоть ты и пытаешься перетянуть канат на себя, я тебе еще раз повторяю: тебя это не касается. Если тебе от этого станет легче, то я действительно долгое время не мог простить тебя. Но теперь я не хочу выяснять с тобой отношения, уходи.

– Позволь мне остаться рядом с тобой. Прошу тебя. Сатин? Хочешь, я на колени перед тобой встану? Хочешь, чтобы я умолял тебя? – встрепенулся китаец, напрягши голос.

– Мне ничего от тебя не надо. Просто уйди, – последовал холодный ответ.

Изводя себя, Тео помотал головой.

– Сатин… не отворачивайся от меня, – резво поднявшись на ноги, парень протянул ладонь к его подбородку.

Холовора перехватил его руку и вывернул запястье.

– Убирайся, – оттеснив парня в коридор, толкнул от себя, ослабляя хватку, выпустил его руку.

Тео ударился о стену напротив, широкое смуглое лицо скривилось от боли, когда парень с огромной силой хлопнулся спиной о твердую поверхность. Потирая покрасневшую кожу, сжал помятое запястье. Удивлению не было ни конца, ни края. Тео не ожидал от Сатина такой грубости, да что там говорить, Шенг и предположить не мог, что в бывшем любовнике сидит такая ярость. Парень в мгновении ока протрезвел от своих заспиртованных грез. Мечтая о том дне, когда бросится на шею Сатину, пичкал себя разной горькой отравой, пытаясь вернуть себе интерес к жизни, а теперь Тео готов валяться у него в ногах, выспрашивая себе прощение. Как раз этого Холовора и ожидал, надеялся, и он готов был принять Тео назад, а рука… она как-то сама поднялась, но Тео не изменился и, конечно, когда встанет такая необходимость, парень может предать снова.

Покосившись на опасно выпирающий на стыке стен острый угол, от которого его отделяло всего ничего, Тео разжал запястье и пробормотал, смешавшись от переизбытка чувств:

– Совсем необязательно ломать мне руку, чтобы продемонстрировать свою любовь, – глубоко вздохнул и стильным движением оправил длинную рубашку, чересчур большую для его поджарого тела.

Сатин уже пожалел за свою вспышку агрессии. Пальцы легли на дверную ручку и потянули за прохладный гладкий металл. Он хотел свернуть поскорее неприятный разговор и покончить с их размазанными отношениями.

– Я вижу, ты что-то скрываешь, иначе, откуда бы тебе вдруг стать таким. Однако мне плевать, я не отступлюсь, – убеждал его Тео.

Убогая фонограмма. Неужели Шенг это всерьез? Не отступится… Сатин шагнул вглубь прихожей. Ну всё, прощай, Тео.

– В следующий раз я сломаю твою руку, – процедил Холовора, захлопывая дверь и оставляя Тео один на один со своими пожитками.

Такси встало в пробке. Вечером всем вдруг приспичило куда-то ехать. Огромный ослепительно-белый до рези в глазах автомобиль затесался в плотном потоке гудящих иномарок и стареньких драндулетов. Водители высовывались из окон, сигналили, недоуменно вглядывались вперед. Кто был на машинах с открытым верхом – врубал музыку погромче. Стояла непередаваемая какофония, женатая пара в соседнем «Рено» немилосердно перебранивалась; припарковавшийся рядом верзила на крохотном по сравнению с его тушей байке мурлыкал мотивчик какой-то джазовой баллады.

– Извините, мы, кажется, угодили в пробку, – водитель бросил виноватый взгляд через плечо. – Торопитесь?

– Нет, черт… давайте постоим здесь еще пару часов! – оскорбился Холовора. На кого он злился сильнее, на себя или на Тео… Сначала мальчишка, затем эта пробка, теперь он еще может опоздать на свой рейс. Откинувшись на спинку сиденья, постарался не смотреть на шибко говорливых соседей, чтобы еще больше не заводить себя. Внутри клокотала злость: из-за мальчишки пустить псу под хвост все планы, ну уж нет!

– Скоро пробка рассосется, и мы проедем, – обрадовал таксист, наклоняя голову вперед и вглядываясь в лобовое стекло, залитое солнцем. – Сколько у вас еще времени? – сдержанно поинтересовался гаваец, по всей видимости, уже привыкший к неожиданным переменам настроения обнаглевших пассажиров.

Тут Сатин подпрыгнул на сиденье и высунулся в окно. Тыкнув пальцем в господинчика, бритого под бобрик, в отполированном до зеркального блеска «Седане», прикрикнул на нерасторопного водилу, развернувшего свою клячу поперек полосы:

– Эй ты, лягушатник, убирайся с дороги! Гони свой самосвал отсюда, пока тебе не поддали под зад! – выругавшись, он плюхнулся обратно в кресло. – Вот теперь проедем.

Таксист предпринял еще одну попытку смягчить его раздражение разговором:

– Сегодня большой наплыв туристов, да и время отпусков, как раз самый сезон для приезжих.

Отпуска, чудесно… Он не горел желанием поддерживать эту беседу. Приоткрыв дверцу, Сатин выбрался из такси, и, громко хлопнув дверцей, двинулся вдоль громоздкого автомобиля, пересев на переднее сиденье ближе к эпицентру всех главных событий на дороге.

– Проваливай давай! Ты что слепой?! Не видишь, на встречку выехал?! – он уже готов был подняться и броситься с кулаками на водителя, застопорившего движение. Судорожно выпустил воздух из легких. – И чем же вызван такой наплыв? – вернулся к начатой было теме Сатин. – Ну что еще за шальная овца! Кто тебя посадил за руль?! – ударил по бамперу неуклюжей «Тойоты», подъехавшей почти вплотную к такси. Вернее, машина-то была в порядке, но человек, сидящий за рулем, делал всё, чтобы вывести Сатина из равновесия.

– Э-э…– похоже, водитель такси был не в восторге от такой помощи в прокладывании дороги, и всё ждал, когда же господин хороший возьмется за него. – А вы разве не знаете?

Под вечерним небом машины сияли своими металлическими яркими цветами, как с обложек журналов для автолюбителей. Справа поблескивал выхоленный изумрудно-зеленый «Сузуки сплэш», за ним – маслянисто-красная крыша гоночной.

– Не знаю о чем? – резко бросил Холовора.

– У японцев есть традиция в год тигра устраивать молодежные состязания по некоторым видам легкой атлетики. Каждый «золотой» призер получает возможность принимать участие в ежегодных международных соревнованиях. В прошлый раз их порвали в клочья китайцы, в этом году было решено провести соревнования в Гонолулу. У нас тут условия неплохие, да и ехать не так далеко. Сегодня как раз пребывает их посольство.