Камин-аут (СИ)

Плевать, пускай всё горит синим пламенем, пускай тетка и этот японец плодят детей.

От губ Эваллё пахло едва уловимо – съеденной на завтрак мармеладной вафлей, острым шашлыком, политым водкой. Запах брата слаще винограда. Наконец, их губы соприкоснулись.

Выбравшись из старого тира, они завернули за стену, где стояли кабинки туалетов, оставленных на бесконечный ремонт. В поисках уединенного места им пришлось подняться в одну из кабинок. Толкнув незапертую дверь, Маю ощутил тяжелый запах земли. Там было грязно, деревянные стены сковали бородатые цепи паутины.

– Здесь грязно, Эваллё…

– Как раз то, что нужно двум братьям, чтобы перепихнуться.

*

Янке услышал смесь забойных словечек и стонов. Судя по офигелому лицу Огнецвета, тот не жаловался на проблемы со слухом. Вдвоем они пересекли поляну и обошли тир, испещренный таинственными символами, выведенными юными очумельцами. Было очень темно, но высоко в небе светила луна. В её болезненном свете в щели между створкой двери и косяком проглядывали контуры двух тел. Тахоми отправилась в машину за теплой одеждой, Фрэя оставалась в павильоне, а Танго курила под навесом. Янке уже догадался по голосам – хмурым пацанским матюгам и успокаивающему баритону – о том, что в одной из кабинок трахаются два парня.

Вдруг Янке стало не по себе. Что-то здесь было не так, или это всё абсурдность ситуации виновата?.. С её невразумительно-белесой луной, грязными древними сортирами, которыми не пользовались лет пятнадцать, с холодным ночным ветром и мятой травой… Он не хотел до последнего верить, что два брата способны на такое, он не хотел об этом даже думать, но ведь всё было не так, что-то изменилось. Какой-то щелчок. Если раньше два брата, два различных заряда плавали в море электричества, то теперь их просто притянуло друг к другу. Вдруг захотелось уйти, повернуть назад и дать деру через поляну, и больше никогда не тревожить их тайну. Он не будет искать на свою задницу приключений. Его только волнует, почему они выбрали на любовь такое грязное место? Разве нельзя было отойти в лес, в конце концов, запереться в долбанной тачке? Целых три долбанных тачки стоят у дороги! Если бы рядом не шелестел травой и песком Огнецвет, близкий друг семьи, Янке бы точно ушел. Да, ему катастрофические не нравилась их затея, ему не нравился Эваллё, но это не означало, что он желает этим ребятам неприятностей, он теперь подключен к ним, как заблудший нейтрон – теперь он нуждался в проницательном высокомерном взгляде Эваллё, теперь ему принципиально важно видеть, как Маю приходит после работы с измазанными черти-чем руками и маслянистыми пятнами на одежде. Они важны для него, эти двое, каждая их шпилька, каждая улыбка. Он не случайно нашел их в целом потоке людей. Не зря. Он никогда не будет жалеть, что знал таких ребят. Он почти любил их.

Огнецвет постучал в дверь.

– Давайте, заканчивайте, парни. Другим тоже охота в сортир.

Янке закурил тонкую коричневую сигарету, рассеивая дым по белому мрамору лунного света.

Братья были одеты, но это ничего не меняло, их застали с поличным.

Музыкант схватил Эваллё за грудки и швырнул на стену тира. Утомленному любовной игрой парню было глубоко пофигу, он лишь изредка прикрывал лицо руками. Маю попытался оттащить друга от своего брата. Янке затянулся.

– Ты что совсем не соображаешь?! Эваллё! Мозгов лишился!! Какого черта ты вытворяешь со своим братом?!

Тяжело дыша, Эваллё отвел челку назад. Воротничок сбился и измялся, волосы взъерошены, под луной они отливали пепельным, в тени – цвета вороного крыла.

– Господи! – Огнецвет ударил кулаком по железу в сантиметре от порозовевшего лица парня. – Я бы дух из тебя вышиб, если бы не уважал твоих родителей! А что ты, Маю? – простонал Огнецвет. – Зачем ты идешь у него на поводу? Теперь вы и меня втянули в это дерьмо!

Эваллё поправил челку и съехал по стене на корточки.

– Не стоит винить во всем моего брата. Я хотел этого так же сильно! – упорствовал Маю, нагло смотря мужчине в глаза. – Почему наши отношения не имеют право на существование? Разве любовь делает нас виновными?

– Какая мерзость. Ты еще мне будешь говорить такие вещи, сопляк!

– Огнецвет, не надо… Не надо лишней головной боли, им и так несладко приходится, – Янке протянул смуглую руку, практически черную в темноте, и коснулся плеча музыканта.

– Янке прав, кричать здесь без толку. Хорошо, что теперь с вами живет Провада. Он вышибет из вас эту срань.

– Пускай только попробует, – Эваллё сжал пальцы Маю. – Мы соврем про него.

– Мы готовы на всё, – вторил брат.

Эти двое даже тогда держались за руки. Завидное упрямство.

Янке видел, что в братьях еще теплится надежда на личное счастье.

– Огнецвет, не отнимай у меня смысл жизни, – прохрипел Маю. – Пожалуйста, забудь о нас, забудь о том, что мы братья.

Янке уважал людей, у которых был смысл жизни, ведь свой он давно потерял.

– Не говори ребятам… Рокуро… у него есть младшие братья, он за них любому шею скрутит за такое, – мальчик обращался к Огнецвету, но длинными крепкими пальцами гладил щеку Эваллё, блуждал кончиками пальцев по его губам, векам, очерчивал тонкие скулы грязными ногтями.

Эваллё смотрел на брата и улыбался, изредка вздыхая. Сидя на корточках, парень притянул Маю и начал жадно целовать его в лицо, в шею, в подбородок. Мальчик напирал сверху.

– Вы что не можете и минуты потерпеть?! – ужаснулся Огнецвет, потянувшись в их сторону, но Янке резко поднял руку, веля оставаться на месте. – Мой Бог, как же вы живете?!

*

Долгое время она стояла на одном месте, пережевывая слова Тахоми. Казалось, они были сказаны на каком-то непонятном языке. Санскрит? Ждет ребенка? Как это? Фрэя была уверена, что не понимает значения этих слов. Её ждет девять месяцев дедовщины, если к концу срока её еще не выставят за дверь. Понятное дело, Саёри приобретает все права на их квартиру. Тахоми напугана, она просто в ужасе, естественно тетка будет цепляться за него всеми силами. Потом прибавится еще один жадный рот, который будет реветь по ночам и пускать слюни. Фрэя слабо начала приходить в себя, огляделась по сторонам. Над крышей павильона зависла почти идеально-круглая луна. Внутри было светло и, хотя все двери были распахнуты, стоял душный спертый воздух, хранящий человеческий запах.

Гости разбрелись кто куда, она осталась одна, но не надолго. За стол подсел Саёри, этот невзрачный мужичонок… Он принес из машины пластиковую бутылку скотча.

– Хотите выпить со мной? – Провада нашел её стакан, угадав его с третьей попытки по едва заметному следу помады, плеснул ей выпивки.

– Что это?

– Ячменное виски. Тебе нужно развеяться.

Фрэя присела напротив Саёри и приняла у него стакан.

– Зачем вы оставили её одну? – грубо спросила девушка, делая первый большой глоток.

– То есть?.. А это… Она там не одна, заберет кое-какие вещи из машины и вернется. Она не одна, с ней… этот… – видимо, прежде чем донести бутылку досюда, Саёри успел опустошить её наполовину, отпивая по глотку по дороге, и уже плохо соображал. – Велескан, что ли?.. Имя еще такое известное.

– Велескан Д’Арнакк – сексуальная игрушка моего отца, – прямо в лицо бросила Холовора. Сам Провада сжимал в пальцах одноразовый пластиковый стаканчик, не забывая своевременно подливать добавки.

– Как мило, – Саёри буравил её лицо мутным взглядом. Усмехнулся. – Вы всегда там прямолинейны в своих высказываниях? Поверьте мне, это хорошая черта… Велескан… он француз? – решил сменить тему, заметив безразличие собеседницы.

– Откуда мне знать. Поищите в гугле.

– А-а… Я слышал, вы сделали себе большую татуировку на спине… Покажете?

– Где вы были, когда я весь день ходила в купальнике? Пока я лежала с Янке в шезлонгах, вы могли подойти! А вы подошли, когда узнали, что Тахоми залетела.