День рождения мира

. С виду это был бесцветный и непримечательный человечек; к женщинам он, как и многие ангелы-мужчины, относился отчужденно, выстраивая защитную стену из улыбок - манера, которую Синь полагала отвратительной. И она не только здорово удивилась, но и расстроилась, узнав, что Рамон был одним из десяти - теперь уже одиннадцати - людей, знавших, что корабль тормозит, приближаясь к неожиданно близкой Цели.

- Значит, ты сделал запись, не говоря этим людям, что их записывают? спросила она, не сдерживая презрения и недоверия.

- Да, - бесстрастно ответил Рамон.

У Рамона случился, по выражению Хироси, кризис совести. 5-Чаттерджи Ума объяснила Синь, что это значит. Умой Синь восхищалась, и любила ее - эту стройную и изящную умницу, четыре года подряд избиравшуюся главой административного совета; к ней нельзя было не прислушаться. Рамон, как рассказала Ума, был допущен в круг приближенных Пателя Воблаге, в архангелы; и то, что он там узнал и услышал, потрясло его до такой степени, что Рамон, нарушив данную им клятву хранить все в тайне, записал, о чем беседуют меж собой архангелы, и передал запись Уме. Та, в свою очередь, поделилась с Канавалем и прочими. Те потребовали от Рамона подтвердить свои обвинения, и тот втайне протащил магнитофон на архангельское собрание.

- Как можно доверять такому человеку? - потребовала ответа Синь.

- Иначе он не мог добыть для нас улики. - Ума сочувственно глянула на девушку. - Сколько мы уже наслушались параноидального бреда - заговоры с целью захватить рубку, вмешаться в генокод человека, подпустить неопробованных медикаментов в водопровод! Для Рамона это был единственный способ убедить нас, что он не бредит и не бесится со зла.

- Записи легко подделать.

- Подделки легко распознать, - с улыбкой возразил 4-Гарсия Тео, могучий, грубоватый, добродушный инженер, которому Синь доверяла, как ни хотелось ей лишить своего доверия всех собравшихся. - Все правда.

- Послушай, Синь, - сказал Канаваль, и девушка кивнула, хоть и с тяжелым сердцем. Она ненавидела всю эту таинственность, ложь, заговоры. Она не хотела иметь с этим ничего общего, не хотела видеть этих людей, и быть одной из них, и разделять их сокровенную власть - власть, захваченную, говорили они, поневоле; но никто не заставлял их лгать. Никто не имел права на то, чем занимались они - без спросу направлять чужие судьбы.

Голоса из динамиков ничего ей не говорили. Мужские голоса, обсуждавшие что-то, ей непонятное, и в любом случае - ненужное. Пусть ангелы подавятся своими тайнами, а Канаваль и Ума - своими, только выпустите меня!

Но тут ее захватил голос Пателя Воблаге, тихий, старческий, стально-мягкий, с детства знакомый. Сквозь ее неохоту, отвращение, порожденное нуждой подслушивать, сквозь неверие прорвалось:

- Канаваля следует дискредитировать, прежде чем мы сможем положиться на Рубку. И Чаттерджи.

- И Транха, - добавил другой голос, на что 5-Транх Голо, тоже член совета, скорчил гримасу - мол, спасибо-вам-большое.

- Какова