Солнечный змей (СИ)

- Ты один прилетел? – спросил он, в последний раз оглянувшись, и принялся заделывать ниши. – Это камни Кейденса-Некроманта, я их узнал… Он сам не захотел прийти?

- Кейденс ранен, – нехотя ответил Гедимин, высыпая в нишу последние кристаллы мориона. – Он… просит прощения, что не смог прибыть.

- Кто его обидел? – вскинулся Йизгар, чуть не выронив ведро. – Сейчас очень неспокойно в степи, но это не значит, что мы спустим такое с рук. Если нужна помощь, я ещё до рассвета соберу отряд. Весь квартал пойдёт со мной!

- Ни к чему, Йизгар, – покосился на него Древний. – Это был несчастный случай… Ты не закончил свой рассказ. Какой эксперимент вы задумали?

- Да ну, какой эксперимент… – вспыхнул сиригн и полез в карман. – Один дальний-дальний родич из Мертагула сболтнул недавно, что знает некромантскую присадку – ту, из-за которой к их железу ржавчина не липнет. Наврал, понятно, однако мы подумали вшестером – и кое-что вышло. Делали вчера пробную плавку, три бруска оставили на погляд. Я со вчерашнего дня носил вот это в мокрой тряпке. Взгляни-ка!

Что-то небольшое, но увесистое полетело в Гедимина, ударилось в плечо и отскочило с глухим стуком, упав в чёрную траву. Древний сквозь гул в ушах различил испуганный крик сиригна, скрежет фрила по металлу и шипение перегретой и внезапно охлаждённой плазменной спирали.

Он стиснул зубы и медленно, с трудом разжал пальцы, вцепившиеся в сфалт. Оружие упало на траву, сармат опустился следом, жмурясь и стискивая кулаки. Броня тихо похрустывала, багровый туман перед глазами нехотя рассеивался, но кровь ещё гудела в ушах, разрывая виски. «Не прикасаться к нему. Не прикасаться. Это не враг. Спокойно, Гедимин, спокойно…»

- Бездна и все её отродья! – выдохнул над его головой сиригн, испуганно наклоняясь над сарматом и неловко гладя броню. – Гедимин, что же ты молчал весь вечер?! Что с плечом? Там, под бронёй, небось, мясо наружу и кость пополам, а ты молчишь… Если бы я знал, я бы и не подумал… Ты сиди тут, не двигайся, я мигом лекаря найду!

Сармат поднял голову и изумлённо мигнул, растерянно ощупывая собственное плечо. Кусок металла не оставил и щербинки на броневой пластине. Древний мигнул ещё раз и еле успел поймать убегающего сиригна за пояс.

- Йизгар, не надо ничего. Я не ранен, ты… не пугайся, Йизгар. Это моя оплошность, – он поднялся с земли, закидывая за плечи сфалт и на всякий случай спуская его за спину так, чтобы наверняка не дотянуться. Кусок серого металла лежал на его ладони, тряпка с него слетела, но следы жидкости и маленькие пятна ржавчины сохранились. Древний, не глядя на сиригна, сомкнул на бруске «усы» анализатора. Шум в ушах унимался, но слишком медленно, и скафандр снова стал тесен в груди. Дозиметр показывал что-то странное – зыбкую пляску показателей на самой грани нормы, чуть-чуть повыше обычного местного фона…

- Ты смотри, Гедимин, – недоверчиво покачал головой сиригн. – Представить не могу, как у тебя должно болеть, чтобы ты так вскинулся. Лекарь взаправду не нужен?

Он стоял совсем рядом – если что, не успел бы и дёрнуться.

- Что-то в воздухе носится, – продолжил он, не дождавшись ответа. – Я в голову не брал, но… Вчера мои повздорили прямо у печи, замешкайся я немного – одного бы в жерло затолкали. А позавчера… стыдно сказать – самого за руки оттаскивали. Ведь сломал бы я шею этому треплу, а на что?! Он с рождения такой, раньше же никто его за болтовню не калечил… Мертагульские, они через одного…

Сармат на мгновение оцепенел, потом очень медленно и осторожно развернулся к Йизгару.

- Давно у вас нелады с Мертагулом?

Тот растерянно мигнул.

- Да нет, какие нелады… – промямлил он, отводя взгляд. – Мы же не знорки безголовые – друг на друга кидаться. Так, мелочь всякая… то тут, то там. Это из-за жары, наверное. Похолодает – все уймутся.

Гедимин порадовался, что сиригн смотрит в сторону – прятать темноту, залившую глаза, Древний не умел.

- Да, лето жаркое, – кивнул он. – Скажи, Йизгар, вам часто снятся кошмары?..

Глава 30. Мвакидживе

- Напрасно ты, Фрисс, не пошёл в гости к родичам Тарикчи, – покачал головой Нецис, оторвавшись ненадолго от созерцания воды и багряных ветвей цветущей Гхольмы, отражённых в тёмной реке. – Угощение было отменным.

- Мрряф, – в знак согласия шевельнул ухом Алсаг. Кот лежал поперёк панциря сонной Двухвостки, свесив хвост и лапы, безвольный и недвижный, как тюк сена. Он не двинулся с места даже тогда, когда Нецис убрал его голову со своего живота и спустился на край плота, к красновато-бурой воде.

- Знаю я, чем там угощают, – поморщился Речник, вытягивая шест из воды и опускаясь на тёплый тростник. Над рекой, почти смыкаясь, свисали широкие ветви, над плотом покачивался на тонких опорах плотный лиственный навес, но лучи солнца всё равно просачивались, и от циновок шло ровное тепло, как и от яркого панциря Флоны. Двухвостка дремала на середине плота, во сне размеренно пережёвывая пучок тростника, и места для людей оставалось немного – края у самой воды или панцирь с привязанными к нему тюками.

Шест был уже не нужен – река расширилась, островки и тростниковые кочки сгинули, и колдовское течение неспешно тащило плот вдоль стремнины. Вода, окрашенная прелой листвой и опадающими лепестками, пахла терпко и горьковато и была тёплой, как нагретый солнцем навес над плотом. Фрисс давно снял доспехи и стянул сапоги, и болтал теперь ногами в медлительной реке, и мысли его были так же неспешны и спокойны. Путь предстоял неблизкий, но куда более приятный, чем прокладывание тропы в Великом Лесу, сквозь все корни, лианы и мхи. И ещё было немного времени до полдня и неистовой солнечной вспышки, от которой Нецис снова сползёт на циновки и будет лежать, судорожно хватая воздух. Фрисс жалел, что Некроманта некуда спрятать – под каменной крышей такие сполохи он переносил не в пример легче… но хорошо и то, что полдень застанет его за отдыхом, а не в бою или с колдовским лезвием, рассекающим корни и стволы, в руках. Так ведь и покалечиться недолго…

- Близится Маджива, время красной воды, – Нецис, вернувшийся на спину Двухвостки, поднял голову и посмотрел на Речника. – Три или четыре дня – и рыбу можно будет вынимать из воды руками. Наверное, Фрисс, у вас на Реке всегда так…

Мимо, поднимая маленькие волны, проплыла вереница больших плоскодонок под тростниковыми парусами, выкрашенными в буровато-красный. Груз, сваленный на их палубы, нельзя было разглядеть – его прикрывали широкие листья – но кислый запах выдержанных плодов Мфенеси реял над кораблями, щекоча ноздри. Даже Двухвостка зашевелилась и громко фыркнула. Гребцы, мерно взмахивая вёслами, глазели на чужеземцев молча, те же южане, кто не был занят делом, столпились у левого борта, указывая на плот Фрисса пальцами. Речник нахмурился и повернулся к ним лицом, так, чтобы видна была костяная рыба на груди. Плоскодонки проплыли мимо, но люди на борту долго ещё толпились на корме, разглядывая диковинных пришельцев. Фрисс различил слово «коатеки» и помянул про себя тёмных богов. Ещё ни один проплывающий мимо южанин не забыл сказать что-нибудь о коатеках. Наверное, в самом глухом углу Великого Леса, куда и солнце не заглядывает, знают, что это за народ…

- Я взаправду похож на коатека? – вполголоса спросил он у задремавшего Некроманта. Нецис вздрогнул и удивлённо на него посмотрел.

- Нээр’иси – народ, сходства с которым не следует стыдиться, – покачал он головой. – Я горжусь тем, что среди моих прародителей были коатланцы. Увы, я на них совершенно не похож…

- Это, должно быть, было очень давно, – хмыкнул Речник, глядя на узкое бледное лицо. Кожа Некроманта под любым солнцем оставалась белой с серебристым отливом и холодной, как вода родника. Фрисс посмотрел на свою бронзовую руку, на смутное отражение в медлительной реке… И верно, похож. Пора, наверное, поймать древесную змею и натыкать в волосы зелёных перьев…

Плот, нагруженный до предела тростниковыми бочками, проседал так, что над его настилом плескалась вода, но южан, устроившихся на бочках, это не смущало. Они свистели, зазывая ветер в причудливый плетёный парус, и плот медленно, но верно взбирался вверх по течению. За первым плотом плыл, вертясь и пытаясь обогнуть его, второй, полегче. С мачты свисали гирлянды из пурпурных лепестков, вода, смешанная с соком, стекала на циновки и красила их багрянцем.