День рождения мира

Тазу понурился, но богиня настояла:

- Попроси ее, сынок?

Тазу что-то пробурчал Киг, а та пала на колени и коснулась лба большими пальцами, но все - с улыбкой. Я позавидовала тому, какая она храбрая, и шепнула Хагхаг:

- Если я забыла, о чем хотела спросить, можно спросить сейчас?

- Может быть, - отозвалась Хагхаг, и коснулась пальцами лба, испрашивая дозволения заговорить, а, когда богиня кивнула, сказала:

- Дщерь Божия испрашивает разрешения задать вопрос.

- Лучше бы в положенное время, - нахмурилась богиня, - но спрашивай, дочка.

Я так торопилась, чтобы не забыть снова, что даже не поблагодарила ее.

- Я хотела знать, почему не могу выйти замуж и за Тазу, и за Омимо они ведь оба мои братья?

Все разом обернулись к богине и, заметив, что та чуть улыбнулась, расхохотались, иные - очень громко. У меня уши запылали, и затрепетало сердце.

- Ты желаешь выйти замуж за всех своих братьев, дитя?

- Нет, только Тазу и Омимо.

- А одного Тазу тебе не хватит?

И снова все посмеялись, особенно мужчины. Руавей смотрела на нас, точно все мы посходили с ума.

- Хватит, госпожа моя мать, но Омимо старше и сильнее.

Смех стал еще громче, но я махнула рукой - богиня же не разгневалась!

- Пойми, дщерь моя, - проговорила Она задумчиво, оглядывая меня. - Наш старший сын будет солдатом. В день его рождения великая волна разрушила города на океанском берегу. Потому зовут его - Бабам Омимо, Господь Потоп. Беда служит Господу, но богом быть не может.

Я поняла, что другого ответа не будет, и послушно ткнула большими пальцами в лоб. Даже когда богиня ушла, я все размышляла над ее словами. Они многое объясняли для меня, и все равно - Омимо, даже родившийся под дурным знамением, был красив и почти мужчина, а Тазу - просто капризный малыш. Я порадовалась тогда, что нам долго еще не жениться.

Тот день рождения мира я запомнила из-за вопроса и ответа. А другой из-за Руавей. Это было год или два спустя. Я забежала помочиться в водяную палату и увидала, что варварка прячется, съежившись, за большим чаном.

- Ты что там делаешь? - спросила я громко и сурово, потому что сама испугалась.

Руавей шарахнулась, но смолчала. Я заметила, что одежды ее порваны, а в волосах запеклась кровь.

- Ты порвала одежду, - укорила я ее, а, когда она снова не ответила, потеряла терпение и закричала на нее:

- Отвечай! Почему ты молчишь?

- Смилуся, - прошептала Руавей так тихо, что я едва разобрала слова.

- А когда говоришь, и то все не так! Что с тобой такое? Или ты из зверей родом? Ты говоришь, как животное - врр-грр, вар-вар! Или ты просто дурочка?

Когда Руавей и в этот раз смолчала, я пнула ее. Тогда она подняла ко мне лицо, и в глазах ее я увидала не страх, но ярость. Тогда она мне понравилась - я ненавидела тех, кто боится меня.

- Говори! - приказала я. - Никто не обидит тебя. Бог, отец мой, вонзил в тебя свой уд, когда завоевывал твои края, так что ты - святая. Так говорила мне Госпожа Облака. Так от чего