Оружие возмездия

Гном-арбалетчик, свесившийся с боевой площадки штурмовой башни, торжествующе вскинул оружие над головой, радуясь удачному выстрелу. Он понял, что смог сразить не простого воина, а одного из командиров, о чем говорили инкрустированные благородным серебром латы эльфа, но торжествовать подгорному воителю довелось совсем недолго — длинная стрела, сверкнув белыми перьями, в следующий миг вонзилась ему в грудь, легко пронзив чешуйчатую броню на груди гнома и отбросив его назад. А Фелара, закусившего нижнюю губу, дабы сдержать крик боли, в это время уже тащили в укрытие, ибо его рана оказалась слишком серьезна, чтобы продолжать бой.

Эльфийский князь видел, как из нутра башни появлялись все новые противники, и уже казалось, что Перворожденные сейчас, несмотря на все их отчаянные усилия и огромные жертвы, будут отброшены, когда один из златовласых воинов, уже раненый, бросился вперед, подхватывая глиняный горшок, наполненный огненной смесью.

Гномы любили метать такие снаряды вручную, расчищая себе путь перед атакой, и одна из подобных гранат, вероятно, выпала из рук метателя. И вот эльф, подхватив такой снаряд, изо всех сил метнул его в сумрак недр осадной башни, туда, откуда появлялись все новые враги, вот-вот готовые опрокинуть немногочисленных защитников бастиона.

Горшок ударил точно в грудь могучего гнома, из-за спины которого были видны лица людей, использовавших башню как лестницу, по которой они взбирались с земли на бастион. Волшебная смесь, результат многовекового труда подгорных мастеров-алхимиков, которые нередко платили своими жизнями за неудачные опыты, не нуждалась в фитиле или ином запале, воспламеняясь лишь от соприкосновения с воздухом. Тонкостенный сосуд ударил точно в грудь одного из гномов, расколовшись от столкновения с литым нагрудником его лат, вязкая смесь растеклась по доспехам подгорного воителя, а затем вспыхнула нестерпимо ярким пламенем.

Гном, взревев, завертелся на месте, руками пытаясь сбить пламя, а позади в огне также метались вперемежку люди и гномы, сотрясая воздух криками боли. Крохотные брызги огненной смеси попали им в смотровые прорези шлемов, в сочленения тяжелых доспехов, прожигая кожу до кости, иным повезло еще меньше, и они сейчас походили на живые факелы.

Король Эльтиниар, не отрываясь наблюдавший за битвой из своих покоев, видел, как огонь охватил сначала одну башню, а чуть позже вспыхнули и остальные. В это же время подошли резервы, и на головы подступивших к бастионам людей обрушился дождь стрел и нарочито утяжеленных дротиков, которые, будучи пущены почти отвесно, легко пронзали любые щиты и доспехи. К стрелам также добавились тяжелые камни, зачастую — обломки разрушенных строений, буквально сплющивавшие головы тех, кому не посчастливилось оказаться близко к стенам. Силы сражавшихся, наконец, сравнялись, и еще несколько мгновений спустя люди дрогнули.

Фолгеркские арбалетчики отстреливались, прикрывая своих товарищей, катапульты также не стояли без дела, посылая в сторону эльфов все новые снаряды, но боевой порыв людей иссякал. Воины, увидев, как откатились назад гномы, оказавшиеся бессильными против своих давних врагов, также начали все чаще оглядываться на свой лагерь, и вот уже отдельные отряды двинулись обратно к бивуаку, туда, где ждал их король Ирван. Это не было бегство, вовсе нет, то был спокойный отход после неудачного штурма. Люди не спеша отступали, укрываясь щитами, ни на миг не ломая строя и постоянно огрызаясь арбалетными залпами. Эльфы, понимая, что этот бой остался за ними, лишь для вида продолжали вести вялый обстрел пятившихся людей, более заботясь, как бы не оказаться сраженными вражескими болтами, которые часто пускали арбалетчики с земли.

Эльтиниар отвернулся от окна, ибо уже не испытывал никаких сомнений относительно исхода этого боя. Но он понимал, что люди все же сумели еще немного приблизить свою победу. Да, их потери были велики, а эльфы лишились не более сотни бойцов, но там, под стенами столицы И’Лиара, была девятитысячная армия, которой противостоял почти впятеро меньший гарнизон. Каждый убитый воин И’Лиара давал людям огромное преимущество, увеличивая их шансы на успех. Вся надежда оставалась на Мидара, который вел с севера свежие отряды на помощь своему королю. Право же, Эльтиниар хотел более всего, чтобы на месте этого полководца оказался Велар, но принц, отличный воин, равно хорошо разбиравшийся в фехтовании и высоком искусстве тактики, пал на юге, прикрыв отступление своих братьев. И казалось уже, что его жертва была почти напрасной, ибо враги все же добрались досюда. Сейчас решался вопрос о том, будет ли жить народ эльфов, ибо Эльтиниар понимал, что падение столицы и его гибель будут означать разгром, а люди едва ли станут щадить своих врагов. Они хотели получить все и сразу, а потому эльфов, если им не хватит стойкости и мужества, ждет истребление, а их земли заселят жадные и грубые варвары с юга.

Владыка Перворожденных опустился на свой трон, ощущая такую усталость, словно это он сам сейчас бился с ордой гномов на бастионах. Он начинал чувствовать приближающееся отчаяние, ибо сейчас был бессилен. Все его планы рушились, гибли лучшие из лучших, его дети, его наследники. Уже пал один из сыновей, а Мелианнэ, единственная дочь, сгинула далеко на севере, быть может, была схвачена прознавшими о ее миссии людьми, или не сумела выстоять перед натиском тварей Р’рога. А королю пока оставалось только ждать, терзаясь собственными бессилием и уповая на удачу, что было так несвойственно эльфам.

Бой, меж тем, кипел не только в волшебных лесах величественного И’Лиара, но и в иной чащобе, много дальше на север. Правда, у этого странного поединка зрителей не было. Только сам древний Р’рог, этот кошмарный шрам на теле природы, давняя загадка и искушение величайших магов всех народов, бесстрастно взирал мириадами глаз на разворачивавшуюся под темными сводами леса схватку. Двое глупцов, надеявшихся на свои мечи, столкнулись с одними из обитателей колдовской чащи и сейчас готовились принять бой.

Ратхар, держа в руках обнаженный меч и топорик, почти точную копию того, что потерял, спасаясь от преследования стражников еще там, в Дьорвике, замер в напряжении, ожидая в любой миг стремительной атаки. Все его чувства были взвинчены до предела, зрение, слух, обоняние, все было напряжено. Казалось, в этот миг он даже кожей мог ощутить движение в зарослях в нескольких десятках ярдов от него.

Наемник был готов встретить нападение таившегося поблизости врага не в одиночестве. Мелианнэ, юная эльфийская принцесса, также пребывала в напряжении, изматывавшем больше, чем бой с самым опасным противником. Перворожденная стояла позади Ратхара, спиной плотно прижавшись к невысокому деревцу, уже сбросившему листву на зиму. В руках она держала взведенный арбалет, мгновенно направляя его на любое малейшее шевеление в кустах, которые хотя также лишились большей части лиственного покрова, служили все еще отличным убежищем.

Могло показаться, что эти двое лишились рассудка, ибо в течение долгих минут ничего, ни единого звука, ни намека на движение, не было заметно. Казалось, человек и эльфийка были единственными живыми существами на много миль окрест, но они точно знали, что это не так. Где-то рядом их подстерегали местные обитатели, учуявшие теплую плоть чужаков, струящуюся в их жилах сладкую кровь, такую желанную, и решившие полакомиться ею перед долгой зимой. Эти твари, которых путники даже не видели толком, были умны и не ринулись в атаку сразу, чтобы напороться на меткие стрелы и закаленную сталь клинка. Бесшумно они кружили по зарослям, взяв поляну, на которой застали путников, в кольцо и грозя теперь нападением со всех сторон.

Слева раздался еле слышный шорох, и Ратхар мгновенно развернулся туда, припав к самой земле и готовясь встретить могучим ударом любого монстра, но в тот же миг затрещали кусты справа, и что-то большое и быстрое метнулось к замершим фигурам в центре поляны. Сухо щелкнул арбалет, и существо, которое наемник принял за большого кабана, упало, едва пробежав половину расстояния, отделявшего его от желанной добычи. Мелианнэ била наверняка, и увесистый болт вошел зверю в глаз. Существо упало, взрыв удлиненным рылом землю, и замерло.