Камин-аут (СИ)

И в таком духе всё письмо. На обратной стороне, в самом низу листка – фамилия прописными буквами: «ИКИГОМИССКЕ». Этот человек словно преследует её, или же, наоборот, уводит за собой. Она так и не научится никогда доверять людям с обаятельной внешностью.

Сквозь стекло Фрэя различила Икигомисске, в уголках его губ притаилась миротворная улыбка. Наверняка за внешностью там нет ничего хорошего.

*

В комнате Фрэи было душновато, или это оттого, что сверху на Маю навалили два ватных одеяла. Рядом сидела Тахоми, прикладывая к раскаленному лбу смоченное прохладной водой полотенце.

– Ну и как мы оставим тебя с температурой? Тебе нужна сиделка, – не желала с ним соглашаться тетя. Не Маю затевал этот спор – на сегодня для него уже хватит переживаний, он лишь хотел, чтобы его оставили одного в комнате, в доме, во вселенной.

– Эваллё скоро приедет, я ему сообщила, – донеслось до слуха замечание сестры.

Маю приподнял тяжелые веки. Во время болезни, если случалось тяжело заболеть, он всегда чувствовал себя раздраженным и обиженным на весь белый свет.

– Эй… – прохрипел, едва раздвигая губы, подросток, – не надо было.

– Сколько полок видишь?

На противоположной стене висели полки из светлого дерева с книгами, дисками, мягкими игрушками, тетрадками и многим-многим другим.

– Двадцать пять.

Маю слабо пошевелился под слоем одеял, стремясь выпутать свою руку и смахнуть ладонь Тахоми со лба.

– Кстати, ты не хочешь рассказать, что с тобой произошло, пока нас с Фрэей не было? Почему нам пришлось забирать тебе из церкви практически раздетого?

– Ты права – не хочу, – насупился Маю.

На выручку пришла сестра. Умница.

– Перестань его теребить, Маю бегал трусцой для оздоровления. Мы все равно уже собрали чемоданы, – настаивала девушка. – Нельзя давать билетам пропасть.

– Билеты можно сдать, – отмела Тахоми, поднимаясь с края постели. А потом склонилась к Маю. – Бедный ты мой… Это я виновата, что ты у меня бегаешь по городу в мороз. Нам удалось согнать температуру на несколько делений, к утру тебе должно стать лучше. Засыпай. Если брат тебя разбудит, скажи потом мне, я ему устрою…

Маю чувствовал себя как рыба, жаренная на сковородке, но не подавал вида. Только грела мысль, что скоро вернется брат, и Янке не посмеет сунуться сюда, пока он болеет. А там и Сатин с Рабией вернутся, и это сумасшествие последних дней тут же закончится. После чего наступит Новый год. Маю уверен был, что готов уснуть.

– Мы вернемся через пару дней. Ты уверен, что всё в порядке? – Тахоми направилась к двери, на которой висели пестрые плакаты.

– Да, – Маю воспрял духом. Наконец-то его решили оставить в покое.

– Ладно, если что, звоните с Эваллё.

– Я смочу, – пробормотала Фрэя, убирая полотенце, и мальчик сразу почувствовал неприятное давление в голове, опять этот жар…

Тахоми запнулась у порога:

– Только не забывай, пока нас не будет, продолжать заниматься.

– Тахо-оми, – подросток вымученно закатил глаза. – Как будто ты веришь, что я буду вычислять эти идиотские уравнения? У меня от них мозг тупеет.

После длиной реплики в горле словно провернулась точилка. Фрэя поднесла к его губам пузатую чашку – из такой удобней всего пить, лежа на постели – и дала напиться.

– Можешь ничего не учить, я разрешаю, – улыбнулась девушка, следя, чтобы он не облился молоком.

Сменяя полотенце время от времени, сестра пробыла рядом еще некоторое время, пока Маю не погрузился в неприятный суматошный сон.

Когда подросток открыл глаза, за окнами стемнело. Занавески были опущены. На подносе, помимо чайника с чашкой, лежало еще что-то. Мальчик вглядывался в темноту, но тут заметил брата, сидящего поодаль. Эваллё уместился в изножье постели, сев по-турецки. В комнате пахло чем-то потрясающим, как горячим шоколадным молоком со специями и одновременно сдобными булками. Похоже, Эваллё даже процесс лечения хотел сделать приятным.

Кажется, видеть брата было сверх его сил, и Маю зарылся носом в подушку. Дикий постельный комплект цвета спелого лимона, который Фрэя долгое время берегла для особых случаев, возможно, подарить кому-то хотела, теперь грел Маю сердце.

Валька скорей всего заметил, что его заботу и участие оставили без внимания. Тут как тут уже, с дымящейся чашкой. Маю вдохнул аромат напитка и отобрал чашку у брата. Язык и нёбо обожгло. Не отнимая ту от лица, чтобы вдоволь насладиться запахом, мальчик игнорировал присутствие Эваллё. Тогда тот просунул ноги под одеяло, решив согреть ступни Маю своими. Подросток делал вид, что его ни сколечко не волнует происходящее. Наверняка, если бы Аулис заболела, Валька бы обхаживал её ничуть не меньше. Джинсы тот намеренно подогнул, а кожа ног была очень теплой и совершенно гладкой. Маю шевельнул ступней, потом медленней, прижался пальцами, но тут вспомнил, что они с Валькой ведут непонятную игру в упрямство, и насупился.

– Теперь я убедился, что ты ненормальный, – резюмировал мальчик.

– Спать.

– Да, конечно, мамочка.

– Почему мамочка, а не папочка?

– Эй ты, не цепляйся к словам, – уперся ступней в лодыжку Эваллё, налегая ему на ногу пяткой. – Мы одни?

– Нет, в гостиной Янке.

– Ты же мужчина, прогони её.

– Мужчина… Что я слышу? Я же ненормальный.

В буквальном смысле перетягивая одеяло на себя, Валька оставлял его в невыгодном положении, как будто брат мог пробраться к нему в постель, тогда Маю перебрался вверх, так и не выпуская горячей чашки из рук, прижался спиной к подушке.

– Я не могу выставить человека ночью на холод, – не сразу ответил парень. – Даже если этот человек – Янке.

Пальцы мелко дрожали, и сил не было, Маю чуть не выплеснул шоколадное молоко себе на рубашку. Эваллё в тот же момент дернулся вперед. Мгновенная реакция.

– Ты зачем вылез из-под одеяла? Тебя всё еще лихорадит, – прохладная ладонь легка на лоб, когда Маю справился с руками и удержал чашку. Маленькими глотками, обжигаясь, он докончил молоко. Глотать стало легче, но теперь лицо стало влажным от пота.

– Меня сегодня спас от обморожения японец, – заплетаясь языком, промычал Маю.

– О твоей глупости мы поговорим после. Один момент… Кто, ты говоришь – японец? Здесь?

– Да, такой хороший человек…

– Тахоми, конечно, не упустила шанса познакомиться с этим хорошим человеком?

– Валенька, не расстраивайся, в следующий раз ты меня спасешь, когда мне приспичит носиться по городу и шарахаться ото всех.

Брат мелодично рассмеялся, и, заметив, как Маю на него смотрит, поджал тонкие губы.

– Прости за еще одно сорванное по моей вине свидание, – пробормотал мальчик, утопая во взгляде Эваллё. – Я исправлюсь когда-нибудь и перестану портить твои отношения с этой девушкой, – вторую часть предложения он говорить не собирался, но с братом хотелось быть предельно откровенным.

Тот пересел ближе, поджимая под себя левую ногу. Эваллё, не отрываясь, смотрел на него. Прохладная ладонь переместилась на щеку, и Маю готов уже был извиниться еще раз. Пускай не убирает руку…

– Ты уедешь с ней, как и обещал? К бабушке в Лапландию?

Маю жаждал этого прикосновения. Постепенно веки наливались тяжестью, по телу растекалось покалывающее тепло, словно Эваллё исцелял больную душу одним касанием. Поглаживая, тот провел по шее и некрепко сжал плечо брата.

– Завтра?

Во взгляде Эваллё был и полыхающий костер, и холодный, усмиряющий жар поток. Взяв с подноса – ах вот что там лежало! – упаковку носовых платочков, парень утер Маю лоб и вновь приложил свою ладонь.

Держать что-либо стало труднее, и рука с чашкой безвольно опустилась на колени.

– Мы порвали, – подтягивая на нем одеяло, сказал брат коротко.

– Как это? – Маю ни разу не поверил. Да Валька снова над ним прикалывается – хочет проверить, как он отреагирует.

– А как люди расстаются?

– Не знаю, меня еще никто не бросал.