Холодок (СИ)

Я ахнул, почувствовав Антошкину руку на своём члене, а Антошка, вредина, не отрываясь от моих губ, стал ритмично ею двигать. И это тоже было приятно. Моя рука, словно сама собой, накрыла пах Антошки и стала совершать идентичные действия, лаская его. Антошка застонал, я ответил таким же стоном, и на некоторое время мы словно выпали из реальности. А потом меня словно вышибло из собственного тела – так вдруг стало хорошо. От собственных ласк мне никогда не было так приятно.

Некоторое время мы смотрели в глаза друг другу, тяжело дыша, как спринтеры, после стометровки. А потом Антошка выдал:

- С ума сойти. Холодок, если ты не против, пускай это будет моим хобби.

- Нашим, - хмыкнул я. – Нашим хобби.

А потом, кое-как приведя себя в порядок, мы повалились на тёплый песок и уснули.

***

Проснулся я от громкого страшенного треска и вскочил, как подброшенный. Чёрное ночное небо прочерчивали огромные яркие молнии, а море… Привычное нам ласковое море бушевало, вздымая огромные волны, грозившие захлестнуть островок. Начался шторм – явление, в общем-то, совершенно понятное и нередкое. Перепуганный Антошка тоже вскочил на ноги, и тут с неба хлынул хлёсткий проливной дождь. Гром продолжал грохотать, и Антошка спросил, перейдя на мысленную речь:

- «Что делать будем?»

- «Как что? – переспросил я. – Ныряем, конечно же. На глубине спокойно».

Антошка кивнул, и мы ловко прыгнули в штормовые волны, сразу уходя на глубину. Там и вправду не чувствовалось ада, бушевавшего наверху – огромные водоросли лишь слегка колыхались, в них продолжали сновать маленькие юркие рыбки. Мир и покой. Мы отыскали себе убежище под огромным обломком скалы, выгнав оттуда предварительно уютно устроившуюся там толстую рыбину, которая вовремя сообразила, что лучше сделать ноги, то есть плавники, чем стать для нас вкусным и питательным завтраком, и решили ещё немного подремать. Но вдруг внимание Антошки привлёк какой-то хаотично двигающийся предмет, явно опускающийся с поверхности моря.

Предмет дёргался, извивался, и мы не сразу сообразили, что это такое. А когда поняли – то похолодели. Это был никакой не предмет. Это был связанный человек в богатых одеждах, с привязанным к ногам огромным камнем. И он был ещё жив.

========== Глава 9. Спасённый ==========

Предмет, плавно опускающийся на дно, дёргался, извивался, и мы не сразу сообразили, что это такое. А когда поняли – то похолодели. Это был никакой не предмет. Это был связанный человек в богатых одеждах, с привязанным к ногам огромным камнем. И он был ещё жив.

В наших дурных головушках даже мысли не возникло, что с незнакомцем могли расправиться… ну, скажем, за дело. Что он мог оказаться мерзавцем, негодяем и убийцей, сто раз заслужившим свою смерть – даже такую отвратительную. Нет, на наших глазах погибал живой человек, а мы были, несмотря ни на что, всё-таки не в средние века воспитаны, и слова учителей о гуманности и ценности человеческой жизни засели в нас крепко.

Поэтому, едва мы поняли, что опускается на дно, то торопливо бросились к утопающему, на ходу вытаскивая ножи, подаренные нам на прощание морскими девушками. Кто ж знал, что они пригодятся нам так скоро…

Увидев нас, утопающий задёргался ещё сильнее, в глазах его отразился прямо-таки животный ужас, и тут я его понимал. Узрей я под водой парочку голубокожих парней с ножами в руках, рванувшихся к утопающему, как Ксюша Собчак к импортным устрицам, я бы тоже охренел. Но надо было действовать незамедлительно, парень явно пытался задерживать дыхание, но надолго его не хватит. Нахлебается воды – не откачаем.

К счастью, он понял, что мы не замышляем худого, когда мы с Антошкой в два взмаха перерезали верёвки, связывавшие его и привязывавшие камень, и не сопротивлялся, когда мы, подхватив его под руки, рванули на поверхность.

Нам хватило на это каких-то секунд, но наш спасённый всё-таки успел хлебнуть водички, и когда мы, как пробки из бутылки шампанского, вылетели на поверхность, он стал судорожно выкашливать воду, пытаясь вдохнуть. Добрый Антошка пару раз хлопнул его по спине, после чего незнакомец смог продышаться. Наверху по-прежнему царила кромешная тьма, разрываемая вспышками молний, но ярость грозы уже пошла на убыль. Море успокаивалось, шторм заканчивался. И только благодаря вспышкам молний и моему острому зрению я сумел разглядеть слабые огни улепётывавшего корабля. Уже достаточно далеко, кстати. Интересно-интересно. Это явно не похоже на торжественную казнь. Скорее уж на тайное убийство. Вот гады. Интересно, кого это мы спасли – прямо как Русалочка принца в Андерсеновской сказке.

Однако спасённый парень – именно парень, потому что он был достаточно молод, и, что греха таить, даже в этом состоянии красив, был пока явно не готов удовлетворить наше любопытство. Он тяжело, со всхлипами дышал, и его ощутимо трясло. Явно последствия шока. Его надо вытащить на сушу и согреть. Это нам комфортно в воде, а ему – вряд ли.

Я поделился этим соображением с Антошкой, встретил у него полное понимание, и мы повлекли несопротивляющегося спасённого назад, на островок.

Выбравшись на сушу, мы осторожно пристроили враз потяжелевшее тело подальше от бушующих волн и стали думать, что делать дальше.

С трудом вспомнив нужное заклятие, я прежде всего поставил над спасённым невидимый полог, защищавший его от дождя и морских брызг, а затем жестом показал, что ему не худо бы снять одежду. Клянусь, в эту минуту я сам от стресса позабыл, что вполне могу изъясняться на языке Махароджи. Парень покосился на нас с некоторым испугом, но одежду снял.

- Приготовь тёплое питье, - сказал я Антошке. – Вон тут скорлупок от «орехов» полно валяется, а я попробую одежду просушить.

Антошка кивнул, набрал несколько скорлупок, из которых мы намедни выскребли всю мякоть, наполнил их морской водой и, задумчиво сосредоточившись, стал эту воду превращать во что-нибудь пригодное для снятия стресса.

Я же сложил одежду спасённого парня на песок и несколько раз провёл над ней руками. Для первого раза получилось неплохо – одежда стала сухой и чистой, а несколько появившихся на ней подпалин… ну, что поделаешь… Нет в мире совершенства. Похоже, спасённый рассуждал именно так, постольку он торопливо схватил предложенную мной одежду и стал с солдатской быстротой одеваться, стремясь прикрыть свою наготу. Хм, он что, нас боится?

В это время Антошка тоже не медлил. Он поднёс спасённому половинку ореха, над которой курился ароматный парок с удивительно знакомым запахом. Парень удивлённо принюхался, попробовал, но желание согреться пересилило, и он стал делать маленькие, осторожные глотки из импровизированной чашечки.

Ещё одну половинку ореха Антошка преподнёс мне, и вид у него при этом был довольный-предовольный. Я принюхался, сделал глоток, и…

- С ума сойти! – вырвалось у меня. – Шоколад! Как это у тебя получилось?

Да уж, горячий шоколад я любил, правда, пить его доводилось нечасто. То есть, нечасто после того, как я попал в интернат. А мама его постоянно делала мне на завтрак. Мама… Ох… Не надо мне об этом вспоминать…

- Невкусно? – расстроился Антошка, углядев, как на минутку скривилось моё лицо.

- Что ты, - отозвался я, - замечательно просто. Вспомнилось тут… не к месту. Но как ты всё-таки его наколдовал?

- Да не знаю, - беспечно ответил Антошка, - просто представил, и получилось. Представляешь?

Некоторое время мы просто наслаждались тёплым шоколадом, наблюдая за спасённым. А с ним стало твориться что-то непонятное. С каждым глотком шоколада он словно пьянел, движения его становились неровными, глаза подозрительно заблестели.

- Чего это он? – не понял Антошка, когда парень допил последние капли шоколада, попытался вылизать половинку ореха, а потом наконец-то заговорил. Правда, речь его не была информативной – он, то и дело заикаясь, поблагодарил «прекрасных морских дев», потом попросил «подарить поцелуй, который его согреет», и даже попытался встать на ноги и куртуазно поклониться. К счастью для него, его ноги благополучно подкосились, согревшийся спасённый прилёг на песочек, подложил руки под щёку и почти мгновенно вырубился. Вот и ладно. А то дарить поцелуи мы не намеревались никому, и лично от меня он мог бы получить разве что коленом по яйцам. Да ещё и Антошка добавил бы.