Нити Данталли (СИ)

— Я не отрекаюсь от своих слов, — покачал головой Мальстен. — Но ведь ничто не мешает мне при этом помолиться Рорх за справедливое отношение к душам моих… жертв. Колер — тоже умелый кукловод, и эти пятнадцать человек были его марионетками. Опасными для нас, но марионетками. Почти подневольными. Они слепо выполняли его приказ, и мне пришлось бы защищаться от них в любом случае. Способ я выбрал сам. Уверен, Колер не станет молиться об их душах, они ему безразличны, но кто-то ведь должен это сделать.

Аэлин тяжело вздохнула.

— Говорят, что каждой такой молитвой ты отдаешь частичку своей души за успокоение чужой.

— Я отдал бы ее всю, если б мог, — усмехнулся Мальстен. — К тому же Культ верит, что у таких, как я, ее в принципе нет.

Охотница скептически нахмурилась. Данталли вновь посмотрел на алтарь и повторил ритуал. Каждый раз он произносил одни и те же слова, но каждый раз они звучали по-разному. Аэлин чувствовала: Мальстен и впрямь воскрешает в памяти образ каждого убитого жреца. Управляя ими вчерашним утром, он отчасти был каждым из них и пережил вместе с ними пятнадцать маленьких смертей.

— Я не знаю твоего имени… — голос данталли чуть дрогнул, — но молюсь, чтобы Рорх выступила в твою защиту на Суде Богов и позволила тебе переродиться.

Подождав несколько секунд, Мальстен прерывисто вздохнул, сжимая кулак.

— У него были дети. Двое. Последней его мыслью была мысль о них, — с горечью произнес он. Аэлин сочувственно сдвинула брови. Еще вчера днем она бы после этих слов сочла бы своего спутника чудовищем, но сейчас, — не могла. Как молодая женщина ни старалась, у нее не получалось посмотреть на него по-прежнему после того, что она видела этой ночью. Никогда прежде Аэлин Дэвери не испытывала такого искреннего сочувствия к палачу. К убийце. К демону. После того, что данталли сделали с Филиппом, охотница не верила, что когда-либо сумеет испытать к этим существам что-то кроме ненависти и презрения…

— Я не знаю твоего имени, но молюсь, чтобы Рорх выступила в твою защиту на Суде Богов и позволила тебе переродиться, — успел уже несколько раз произнести кукловод. Голос его предательски подрагивал, словно незамысловатый ритуал действительно по кусочку вытягивал из него душу.

— Мальстен…

— Проклятье, — выдохнул данталли, опуская сжатую в кулак руку на алтарь.

В памяти воскресали лица солдат Кровавой Сотни. Лица родителей и учѝтеля. Лицо Эленор Крейт. Петера Адони.

Женщина поджала губы, накрыв сжатый кулак данталли своей ладонью.

— Мальстен, — мягко обратилась она и дождалась, пока он посмотрит ей в глаза, — я не могу сказать, что ты ни в чем не виноват, не могу убедить тебя, что все эти смерти не на твоей совести, это будет ложью.

— Да. Будет, — с невеселой улыбкой подтвердил Мальстен.

— Хочу лишь оговориться, что убийство пятнадцати жрецов изначально было моей идеей. Это ведь я сказала, что нужно избавиться от них. Ты предложил вариант, и я его приняла, так что, если уж говорить о монстрах, то сейчас их здесь двое.

Данталли удивленно посмотрел в глаза спутницы. Она кивнула в подтверждение своих слов и продолжила.

— Поэтому я не могу спокойно смотреть, как ты коришь себя за эти смерти, ведь я и сама к ним причастна.

— Аэлин…

— Самобичевание заразно, да, — усмехнулась она. — Поэтому я хочу хоть как-то помочь тебе, так что… возможно, это не боги весть какая помощь, но имя последнего жреца я тебе назову. Ты ведь не вознес еще только одну молитву из пятнадцати?

Ответом ей было молчание и напряженный взгляд, трактовать который женщина не смогла. Она лишь кивнула и договорила:

— Дарбер Ваймс. Он погиб последним.

Данталли внимательно вгляделся в глаза охотницы и долго не отводил взгляда.

Молчание продлилось почти минуту.

— Спасибо, — наконец, произнес Мальстен, и Аэлин поняла, что все это время не дышала. Она встрепенулась, убирая руку с ладони данталли. Он прикрыл глаза, взял один из засушенных лепестков и несколько секунд всматривался в него, словно видел на нем портрет убитого человека. Затем повторил простой ритуал, произнеся едва слышным голосом:

— Я обращаюсь к Рорх с молитвой за душу Дарбера Ваймса. Великая богиня смерти, прошу тебя, стань на сторону этого человека на Суде Богов и помоги ему переродиться.

Аэлин ощутила дуновение прохладного ветра, залетевшего в помещение, и по спине ее побежал холодок. Пламя алтарной свечи жалобно задрожало и погасло, когда Мальстен раскрошил над ним остатки лепестка.

Данталли замер, беззащитно глядя на тонкую струйку дыма, поднимающуюся от фитиля. Охотница напряженно огляделась, словно почувствовав в этом небольшом храме чье-то незримое присутствие.

— Твоя молитва… услышана? — спросила она.

— Хочется верить, что хотя бы одна, — печально отозвался Мальстен с тяжелым вздохом, затем попятился от алтаря и неспешно направился к выходу. Аэлин последовала за ним.

Некоторое время спутники провели в молчании и задумчивости. Первой тишину, разбавляемую лишь звуками леса, нарушила Аэлин.

— Мальстен, — обратилась она.

— Да?

— Я должна попросить прощения. У меня ведь тоже было время подумать обо всем, что случилось. После смерти жрецов некоторое время я желала, чтобы ты расплатился. Но твоя расплата… она…

— Я сам ее таковой сделал, — невесело усмехнулся данталли. — Уверен, Тео достаточно рассказал тебе о Бэстифаре и о моей работе с ним во время войны. Помощь аркала тоже имеет свою цену.

Аэлин кивнула.

— Да, знаю. Если воспользоваться помощью аркала, в следующий раз боль, пришедшая из того же источника, будет сильнее. Теодор убежден, что именно поэтому данталли для пожирателей боли — это кладезь силы. Опасные существа…

— И очень хрупкие, — пожал плечами Мальстен. Охотница приподняла бровь, и данталли пояснил, — аркалы ведь не чувствуют боли. Вообще никакой, никогда. На первый взгляд это может показаться заманчивой перспективой, но на деле это совсем не так. Для любого живого существа боль является сигналом об опасности. Аркалы не чувствуют этой опасности. Они могут не заметить серьезного ранения и продержаться долго на поле боя, но в итоге точно так же могут умереть от заражения крови, потому что вовремя не обработали рану. Могут не заметить воспаления, не почувствовать боли от яда, проникшего в тело, а ведь действие яда на органы это не отменяет. Убить аркала — проще простого, достаточно лишь отвлечь его внимание от опасности. Им приходится всегда быть бдительными и с крайним трепетом относиться к себе. А Бэс в силу характера к этому не привык, поэтому…

Мальстен не договорил, лишь пожал плечами и махнул рукой. Аэлин внимательно посмотрела на него.

— Ты ведь и из-за него тоже хочешь отправиться в Малагорию, верно? — невесело улыбнулась охотница. — Мне трудно представить, каково тебе было устраивать эти цирковые представления, после которых следовала расплата, а рядом всегда находился аркал, который мог эти мучения прекратить. Но каждый раз поддаваться соблазну избежать расплаты значило приумножить ее в будущем. Я так понимаю, поэтому ты и покинул Малагорию?

— Дело не в том, — Мальстен отвел глаза. — Не в соблазне избавиться от расплаты. Мой учитель еще в детстве научил меня терпеть, я мог справиться с нею самостоятельно. Но Бэстифар… умел убеждать принять свою помощь. Он ведь аркал, Аэлин, мастер пытки. Эта суть его проявлялась во всем, что он делал. В частности в попытках избавить от боли.

— В смысле? — непонимающе качнула головой охотница.

— Он ее попросту придерживал, — криво ухмыльнулся данталли. — На время. Давал передышку, а в какой-то момент отпускал, и расплата начиналась с новой силой. Боль ведь проще терпеть, когда она постоянна. С короткими передышками намного труднее. Я много раз пытался объяснить это Бэстифару, но он просто не видел схожести между своей помощью и пыткой. С теми, кто попадал в его руки… — Мальстен запнулся, невольно вспомнив, как сам привел к аркалу Грэга Дэвери, — с теми, кто попадал в его руки, он действовал по тому же принципу.