Край ветров. (СИ)

И все еще остается вопрос - ему-то самому каково? Нравится ли? Или его заставляют? А что, если в процессе втянулся? Или... а если нет? Может, она тут хочет его лишить лучшего приключения в жизни. Наконец бабы голые вокруг и все его хотят. А то вот это ходи, Вьюгу буди, от проклятия себя избавляй... а тут такая красота, бери - не хочу, и все бесплатно и без долгих нудных ухаживаний.

Она заставила себя перестать. Перестать ерничать. Здравый смысл подсказывал ей, что вряд ли бы Рейнхард хотел, чтобы его так использовали. Да, у него было множество... контактов в свое время. Но, наверное, ни одна из тех девушек не обладала даром зачарования.

Дева, у которой потом еще долго будут краснеть коленки, вытерла рот, отходя в сторону.

Рин сделал шаг вперед, впиваясь пальцами в бедра лежащей на алтаре жрицы.

Да, это был алтарь, и дева была жрицей - Кей как-то вдруг это осознала. Никакой это не гроб. Самый настоящий алталь.

И жертва принесена.

Рейнхард обошелся без всяких прелюдий. Плавное движение, маятник раскачивается, маятник идет вперед и возвращается назад. Амплитуда увеличивается, выгибаются белые ягодицы, Рейнхард склоняется над распростертым на алтаре телом, не прекращая уверенных, точных движений - ни одной осечки. Дева царапает ему лопатки - ну что за животное? Он продожает, не отвлекаясь. Его спина уже блестит от пота, волосы слиплись, скоро они начнут виться большими тугими кольцами.

Пот смоет кровь с его лица.

Если хотела эта лесная ведьма любви - то вот она ей. Этот, даже на пределе сил, залюбит мертвого. Он действует, кажется, на автомате, движется точно в такт барабанов, не сбиваясь, не останавливаясь. Ему, очевидно, неведомо, что это - ритуал, и тут не надо переворачивать ритуальный сосуд, не надо ставить его поудобнее, опираться на алтарь коленом или помогать сосуду сбросить свое божественное напряжение, используя умело длинные проворные пальцы.

В торжественной тишине слышится шепот воды, ритмичные шлепки и сдерживаемые стоны жрицы.

Целовать ее с языком, притянув за волосы, ему тоже, наверное, не стоило, а то ж не всякая ведьма выдержит такое глубокое проникновение целых двух его частей в одну несчастную неё. А, может быть, и трех - если ведьма не против, пальцам второй руки можно найти еще какое-нибудь применение.

Вот на поцелуе Кей и перестала смотреть.

Она оставла все эмоции на потом.

Медленно, тихо скользнула назад, сразу же пригибаясь. Она надеялась, что, оставшиеся в темноте, увлеченные жаркой сценой, люди не обратят на нее внимания.

Надежда оправдалась.

Жрица начала стонать в голос - ну надо же. Неужели настолько все хорошо?

Кей, никем не остановленная, словно призрак пронеслась через ряд и, метнувшись вперед и вверх, подхватила лежащую на земле винтовку.

Она забилась подо мной, прерывисто постанывая, выгнулась дугой и - отпустила. Я успел выйти из нее прежде чем резкая, болезненная разрядка отключила и мой разум тоже.

Когда отзвенел белый шум в глазах, дурные мысли промелькнули, словно поезд метро: это не бытовой секс - никто не побежит за салфетками - белые капли стекают по пышным грудям - что я наделал?

- Так, а теперь срочно отпустила его, - говорит Кей. Ее глаза горят черным и злым огнем, в ее голосе сталь. Дуло штурмовой винтовки - откуда я это знаю? - наставлено на висок жрицы. Та тяжело дышит и улыбается.

- Если все это было для того, чтобы ты смогла хорошенько потрахаться на публике, то поздравляю, - продолжает Кей. - А теперь отпусти его.

- Он свободен, - проговорила жрица, взмахнув ресницами в сантиметр. - Теперь он полностью освобожден.

Кей хмурится. Она не понимает.

Я тоже понимаю не до конца, но начинаю догадываться.

Откуда-то из глубин естества приходит волна тошноты. Я сгибаюсь в четыре погибели, не успеваю сделать буквально ничего - из моего нутра выплескиваются какие-то жалкие остатки непереваренной пищи напополам с жедудочным соком.

- Теперь! - голос жрицы взвиватся до самых черных небес.

- Что ты с ним сделала?! - кричит Кей.

- Убери свою пукалку, дура, - шипит жрица, - если тебе дорога его жизнь. Не мешай торжеству. Раз уж ты здесь - смотри. Запоминай.

Голые женщины подносят чашу к моему рту - вода? Мне приходится пить, и вкус у этой воды какой-то странный... она горчит, но в то же время кажется пряным топленым мёдом. В ней будто бы утонули звезды. Постепенно она белеет, затем вся разгорается серебром, словно я пью из чаши не воду, но светящуюся ртуть.

Мир вокруг начинает тускнеть. Последнее, что я вижу - Кей. Она смотрит растерянно, но я никак не могу помочь. Я растворяюсь во тьме.

Кафе "Пилигрим" располагалось возле лестницы, спускающейся к городской набережной. Недавний ремонт и глубинный ребрендинг изменили облик "Пилигрима". Старое здание снесли почти полностью, оставив только несколько комнат, в которых располагались технические помещения, кухня и склад. Зал остеклили, заменили мебель, устроили столики-стойки возле стен, смотрящих на море, снабдив их высокими крутящимися стульями.

Из кафе окрывался прекрасный вид на набережную, парки и скверы, крыши исторически значимых зданий. А еще из него, но уже с другой стороны, можно было увидеть уголок частного сектора - той его оконечности, что сохранилась близко к центру города несмотря ни на что. Может, тому способствовала потенциально-опасная зона, славящаяся внезапными оползнями. Может, и нет.

Марьян закончил протирать стол, высушил руки полотенцем и, склонив голову набок, тоскливо взглянул на одинокого посетителя, расположившегося как раз возле этой самой стены, смотрящей на частный сектор.

В правилах заведения было четко прописано, что выгонять или торопить клиентов, явно засидевшихся и давно уже выпивших свой кофе без ничего, строго возбороняется. Хотя чисто по-дружески Экса стоило бы погнать. Нет, стоило бы отвесить ему подзатыльник, взять за грудки и хорошенько встряхнуть.

Потому что то, чем он занимается, переходит уже все границы.

Экс, жуя хлебную палочку, снова следил в бинокль за своей "особенной", уткнув линзы в стекло. Это был большой хороший бинокль, дающий достаточное увеличение. В его окулярах вполне можно было бы разглядеть, что именно происходит в доме, выстроенном на обрыве над самым морем. Чем, собственно, Экс и занимался.

Марьян, вздохнув, спросил у него, как, кажется, спрашивал уже не раз:

- Ну? Что показывают?

Экс на секунду оторвался от бинокля:

- Еще не пришла.

Марьян налил себе газировки и, тоже подойдя к стойке у стеклянной стены, уселся на крутящийся стул рядом. Подпер голову ладонью, привычно разглядывая Эксов профиль.

Экс, как его называли друзья, или Александр Берса, как значилось в его документах, был худ, длинноволос, не слишком ухожен, в одежде предпочитал простоту и легкий налет неформата. Его дурацкая манечка следить за владелицей дома на обрыве была, с одной стороны, хорошо объяснима внешностью этой самой владелицы, а с другой стороны, профессиональной неудачей самого Экса.

В боевой резерв поглощающих его не взяли из-за здоровья, а в архивах он сам не продержался. Впрочем, крест на нем, вроде бы, никто не ставил, и какие-то шансы получить работу в офисе у него были... но он почему-то упорно хотел в поле, а пока не взяли - подрабатывал продавцом в книжном.

- О! Идет! - воскликнул Экс, оживляясь. - Сейчас котов кормить будет!

- Все-таки она странная, - заметил Марьян, лениво потягиваясь. - Вот сам посуди. На те деньги, что она их кормит, она могла бы их по одному возить на кастрацию. Ну или там... уколы от бешенства, противоблошиная обработка, вот это все.

- Да ну, кормить дешевле, - отмахнулся Экс. - Плюс не все там коты бездомные.

- Согласен, вопрос тяжелый и спорный, но все же...