Слово Говорящего [Авторский сборник]

Олег Котенко

СЛОВО ГОВОРЯЩЕГО

Чертовка Жизнь! Как же изысканны и затейливы твои игры! И каждый раз, созерцая результаты твоей очередной проказы, я удивляюсь и сгораю от нетерпения. А ты, о Безжалостная Жизнь, каждый раз только чуть-чуть приоткрываешь завесу своей тайны. Правильно, так я буду знать, что на свете есть хоть кто-то, кто умеет хранить секреты. Не прятать их за сомнительными обещаниями, а хранить по-настоящему. Как ты, о Всевидящая Жизнь!

И каждый раз я умоляю тебя дать мне шанс разгадать твою загадку. Но твоя скала неприступна, как небеса. Ведь невозможно вскарабкаться на небеса? Ты все, конечно, знаешь, о Многоликая Жизнь, но сама подумай: если бы человек мог взобраться на самое небо, разве упустил бы он эту возможность? Разве упустил бы он возможность, прости, о Ужасная Жизнь, нагадить там? Я в этом сомневаюсь. А я могу делать подобные утверждения, ты уж мне поверь, о Огнеподобная Жизнь, потому что я прошел если не все, как я считаю по простоте душевной, то многие из твоих дорог.

А помнишь, о Светлоликая Жизнь, как ты заигрывала со мной, а уже через минуту я барахтался в собственной крови? Помнишь, какую шутку ты, ты учинила, ты сыграла со мной? Нет, о Златотканноодетая Жизнь, этого я тебе никогда не прощу! И даже не надейся заговорить мне зубы, как делаешь обычно! В этот раз не выйдет. Я уже не тот глупый дикарь, которого ты, о Сладкоголосая Жизнь, нашла на голом, как перст, уступе. И даже повидал я козни твоей сестрички, Каменноокой Смерти. А они, поверь, гораздо изощреннее твоих.

Как видишь — я все еще в твоих руках. Не странно ли это? И для чего, спрашивается, ты, о Златовласая Жизнь, провела меня всеми этими тропами? Что ты хотела показать мне? Я ведь знаю, что ты никогда ничего не делаешь зря. Скажи хоть сейчас, какую цель ты преследовала, ведя меня туда, куда даже тебе входить запрещено?

Странная ты подруга, Жизнь: то тараторишь без умолку, то слова из тебя не вытянешь. Будто и не женщина.

Что говоришь? Все зря? Ошибаешься. Случилось то, чего даже ты не могла предусмотреть. Я научился обманывать тебя, о Лиловоокая Жизнь. Как тебе, нравится это? Сомневаюсь. А мне нравится. Я наконец-то получил хоть какую-то свободу, оборвал ниточки, которые и по сей день волокутся за мной при ходьбе. Гляди, это ведь вы со своей сестричкой привязали их к моим рукам, ногам и языку. Правда, Смерть я обманывать еще не научился.

Наверное, для этого нужна еще одна жизнь. Да, о Серебряноголосая?

Книга первая

Глава первая

Они сидели и молча смотрели в огонь. Никто не знал, как начать. Наконец поднялся Дзюбэй, седовласый крепкий старик.

— Надо решать, — сказал он слабым, уже дребезжащим голосом. — От нашего сидения толку будет немного. Твоя дочь, Дзакуро…

Тот, кого звали Дзакуро, оторвал неподвижный взгляд от пламени. Видно было, как шевелятся его губы, шепча неизвестно какие проклятья.

— Твоя дочь, Дзакуро, сошлась с тем, чей отец убивал наших жен и детей много лет назад.

— Наказывайте ее, как хотите, — произнес Дзакуро. — А я ухожу.

И он встал, а уже через мгновение скрылся из виду. Ночная темнота скрыла его. Снова воцарилось молчание. Оранжевые блики плясали на лицах людей, и от этого их волосы казались еще более черными, чем были на самом деле.

— Вот в этом и вся загвоздка, — Дзюбэй потер подбородок. — Как наказать?

— Палками ее, палками!

— Женщина она, — возразил Дзюбэй.

— Ну так что, что женщина? Выпороть! И прилюдно.

Дзюбэй помрачнел и взглянул на говорящего. Молодой еще, нет и двадцати, а уже такая смелость в суждениях. И непозволительная дерзость.

— Когда твоя будущая жена продаст свое тело за сумку риса, вот тогда я и прикажу выпороть ее… — процедил Дзюбэй, — Кэнсин-тян.

Кэнсин побагровел, выпучил глаза и уже готов был сорваться с места, но на плечо ему легла тяжелая ладонь сидящего рядом.

— Ну хорошо, Дзюбэй-сан, — ответил он, задыхаясь.

И тоже ушел. Дзюбэй с сожалением посмотрел ему вслед. «Сан» насквозь было пропитано презрением и звучало, скорее, как оскорбление, но… Любой в случае чего подтвердит, что Кэнсин обратился к Дзюбэю уважительно даже после нанесенного оскорбления.

— Какое наказание выбрать?

— А сами-то вы, Дзюбэй-сан, разве ничего не предложите?

— Нет! Не хочу я потом… — Дзюбэй чуть не плюнул. Думать, думать надо, потом говорить! Впрочем, за прямоту его и уважают. Вокруг костра побежал шепот.

— Я знаю, — послышался внезапно уверенный голос. И надежда Дзюбэя, что именно этот голос он сегодня не услышит, с треском рухнула.

— Что ты хочешь сказать, Кагэро-кун?

Кагэро в деревне был единственным пришлым.

Жил на отшибе, но людей не чурался. Только жена его почти никогда не приходила в деревню, все больше крутилась у дома, что стоял на холме за деревней. Впрочем, объявился он давно, так что уже все привыкли к нему.

— Я знаю, — повторил Кагэро, — какое наказание можно применить. Но позвольте мне не раскрывать своего замысла. Вы разрешаете мне, Дзюбэй-сан, самому все сделать?

Кагэро так посмотрел на Дзюбэя, что тому пришлось отвести глаза. Старик боялся молодого пришельца, но ведь его голос не имел большого значения. Дзюбэй с самого начала был против Кагэро. Впрочем, старик так и не смог подавить в себе невольное уважение к этому человеку.

— Погоди, Кагэро-кун. Что ты говоришь? Как же я могу позволить, если не знаю, что ты удумал?

— Верьте мне, я придумал достойное наказание для той, кто сошлась с врагом.

— Времена открытой вражды прошли, — неуверенно сказал Дзюбэй, озираясь по сторонам.

Тут же десятки глаз вонзились в него острыми кинжалами.

— Враг остается врагом навсегда, — все так же твердо ответствовал Кагэро. — Я не нанесу ни единой царапины дочери Дзакуро-сан. Если же я причиню ей хоть какой-то вред — варэ во васурэтэ, — буду служить ей до конца дней.

Дзюбэй до хруста в суставах сжал пальцы. Отвечать ему: он позволил, он мог не допустить, он, он, он… Но остальные прячут глаза и прикрывают рот рукой, а Кагэро смотрит уверенно и спокойно.

— Делай, — выдохнул Дзюбэй. — Делай, как знаешь, Кагэро-кун, но помни свое обещание. Нарушишь его — сам изобью тебя палкой.

— Спасибо, Дзюбэй-доно, вы не пожалеете.

Вскоре у костра уже никого не было, кроме Дзюбэя. Он смотрел в угасающее пламя и думал.

Камари опустила ладони в воду, пошевелила пальцами — холод упруго скользил по коже. Она села на маленькую скамеечку и стала наблюдать за танцем песчинок на дне миниатюрного водоема. Еще очень давно, когда Камари была маленькой девочкой, рядом с домом пробился на поверхность родник. И Дзакуро, отец, раскопал ямку и усыпал ее песком.

Камари водила кончиками пальцев по поверхности воды, и в хрустальных разводах… ей казалось, что она видит его лицо — лицо любимого Дакуана. Он улыбался и говорил что-то, наверное, приятное для ее слуха.