Гарпии визжат (СИ)

Кузнецов Бронислав

Гарпии визжат 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7

Глава 1. Дорога привела к храму

- О, желтомазая явилась! - зашелестели старческие смешки по углам кафедрального собора во имя Вечнотраурной Смерти.

И охота же дряхлым чернильницам языки чесать! Словечко какое нашли - "желтомазая"... Да не будь царевна Оксоляна выше всяких мелочных дрязг, уж она бы им так ответила, что захлопнули бы свои жалкие пастишки да язычата зубьями поприкусывали, а слово "желтомазая" запихнули далеко в свои призрачные шкатулки, туда его, поглубже, к теням их собачьим - неловким, хилым да мешковатым!..

Злющие чернильницы завидуют - оно и дурочке понятно. Уж больно сами они несвежи. Мертвечихи, опоздавшие умереть, не прощают свежести чужого раннего посмертия. Им только бы побольнее уколоть соперницу, вот и цепляются к второстепенным деталям. Ну, "желтомазая", и что?

Можно подумать, особо модный в этом году оттенок 'кровь с молоком' кого-то из насмешниц украсил! Так ведь любому ясно, что внутри мертвецов не бывает ни крови, ни молока, только бальзамы с красителями, зачем же своим внешним видом так очевидно врать?

Конечно, и Оксоляна с лимонным цветом кожи перемудрила - он очень на любителя, но за вычетом этой особенности уземфская царевна выглядела весьма хорошенькой мертвечихой. Подобранный в тон бледный цвет волос, сизые тени, малиновые румяна, массивные бирюзовые серьги и нежно-купоросное платье с ярко-рыжими выточками под чуть зауженным лифом, право же, исправляют картину. Ведь чудо как хороша!

Ах, ну да, платье, выбранное ею по приезде в Циг - не из самых скромных, но скажите на милость, кого в этом мире украшает скромность? Одних чернильниц и украшает. А если ты - само очарование, то позволено тебе намного больше. Ведь так?

Ну, не совсем так. Чернильницы позволять не хотят - что ж, они такие. К ним бы надеть коралловое платье, оно поспокойнее. Однако в коралловом её уже видели, наденешь второй раз - будут хихикать над нищей царевной.

Да, скалятся всё равно. Но если к тому же тебе важно именно броситься в глаза? Не остаться незамеченной беглянкой из провинциальной восточной земли, а обеспечить себе признание и поддержку, чтобы в самом скором времени, пока не истаяли прихваченные в оазисе Гур-Гулуз фамильные драгоценности, подготовить своё триумфальное возвращение в неблагодарный Уземф... Тогда тебе подойдёт далеко не всякое из здешних правил поведения для молодых женщин.

В чём Оксоляна сегодня поскромничала - так это не стала привлекать к себе внимания нарочито бестактным поведением. Незачем, когда всё это и так за тебя выполняет яркое платье. Да и уземфское воспитание не спрячешь: не готовят там царевен к западному непринуждённому стилю светского времяпрепровождения. Чуть перестараешься - будешь выглядеть, как дура провинциальная, и от этого позора сама же и оробеешь.

В общем, Оксоляна не стала подниматься на хоры по парадной лестнице собора, как положено полномочным представителям своей земли ("...не сегодня; ещё представится случай", - решила про себя), а чинно выстояла в очереди на неприметную винтовую лестницу сбоку, какой и пользовались почти все присутствующие на службе. Пока стояла, напоказ рассматривала причудливый орнамент на тяжёлом своде, как бы говоря: "Я не стесняюсь показать, что я здесь впервые, но я зато тонкая ценительница красоты, примите сие к сведению, будьте любезны!".

На верхнем уровне собора царевна смиренно проследовала в пустующую гостевую ложу "для принцесс", откуда всё шестилучевое внутреннее пространство здания предстало как на ладони. Но будет ли здесь видна она сама? Что ж, место не ахти, но купоросное платье справится: на него всяк не избежит покоситься, то есть в безвестности не пропадём.

Косились. Ещё как косились! Правда, в основном она перехватывала довольно-таки злобные взгляды широкозадых чернильниц - их тут было подавляющее большинство. Пылкие обожатели, если и присутствовали, вели себя более скрытно. Не решались бросить тень на Оксоляну и себя.

Царевна слегка небрежным, но исполненным изящества движением поправила причёску. Ноль эффекта.

Покрасовавшись вволю, гостья из Уземфа опустилась на строгую чернокаменную скамью, крытую мягкими подушечками из кожи мёртвого барана: всё ради комфорта мертвецких седалищ и вящего удовольствия от некрократических проповедей и молитв.

Сидя, Оксоляна лишена возможности сиять на весь собор Вечнотраурной Смерти, но кто ей помешает периодически подниматься на ноги и поправлять причёску? Вот чуток ещё посидит, а тогда встанет и поправит. И вновь исчезнет, чтобы возбудить общее любопытство: кто же там мерцает среди тьмы и уродства? Так это я.

Любой, кто причисляет себя к мужескому полу, к её мерцанию не останется безучастным. Таковы не только робкие девичьи надежды, но и сама истина, подтверждаемая опытом женского кокетства. Несколько городов у её лимонно-жёлтых ног уже лёживало. Пользуется ли она громким успехом и у высокопоставленных мертвецов города Цига? Надо полагать!

"Вы ослепительны", - сказал ей при первой встрече впечатлённый банкир Карамуф из Карамца, а его западные деловые партнёры просто не нашли слов. Оксоляна тогда заметила, что не нашли, с недоумением решила: не понравилась, от чего немного огорчилась, но, как оказалось, зря. В тот же вечер в её покои были доставлены пять - по числу встреченных деловых партнёров Карамуфа - букетов из особо ценных мёртвых цветов Подземелья.

Пять! Такое обилие о чём-то да говорит. "Вы жёлтый топаз в моей оправе!" - хихикнул Карамуф, как только перемножил в уме стоимость подаренных цветков на их изрядное общее количество. Так ведь и перемножить сумел не сразу, а где-то с минуту загибал пальцы на обеих руках, мучительно уставившись в потолок. Или он заодно прикидывал и цены на топазы на рынке драгоценностей?

Под "оправой" хитрец имел в виду не только свой особняк в Циге, где царственная беглянка из Уземфа нашла временное убежище, но и свои разветвлённые связи в городских верхах, вплоть до самой Ангелоликой.

Приход Оксоляны на службу в кафедральный храм - тоже итог натяжения связей карамцкого банкира. Без них и на порог бы не пустили. Служба-то, пусть и публичная - но только для своих. В Циге не сильно жалуют посторонних.

Жаль, самого Карамуфа отвлекли дела, не дали поприсутствовать на некрократической службе. Он и сам-то расстроился, что не увидит результата своих действий. Да и царевне, коли начистоту, без него неспокойно. Кто поможет быстрым советом в случае надобности?

Пора показаться! Лимоннокожая уземфка привстала на своём сидении, опершись на балюстрадку ложи для принцесс, кошачьим движением подала бюст вперёд, провела по волосам ладонью, скользнула взором по залу, ловя боковым зрением ответные заинтересованные взгляды. Что, нет?!

Да найдётся ли в этом столь многолюдном соборе хоть один мужчина, который оправдает её старания хорошо выглядеть? Пусть не смельчак, способный на поступок, а обыкновенный мертвец, которому хотя бы по памяти некогда живого тела всё ещё милы тела женские.

Ещё на парочке прошлых светских приёмов у нужных людей Цига, куда её неизменно сопровождал карамцкий банкир, Оксоляна нутром своим набальзамированным почуяла: дамское большинство здешнего высшего света настолько само утратило истинные женские формы, что готово возненавидеть её с полувзгляда. Такие не простят ни пылких взглядов поклонников, ни дороговизны присланных букетов. А уж уземфской выскочке рассчитывать на снисхождение и вовсе глупо. Кто она, и кто они: едва приобщённая к Смерти дикарка с востока - и заслуженные матери западной некрократии, почётные вдовы первосподвижников Владыки!