Гарпии визжат (СИ)

Почему Бларп запросил гарантий на то, что Чичеро не мог ему гарантировать, в сущности, понятно. Ему, как разумному человеку, нужен был повод, чтобы выпустить товарища. Чтобы не 'ни с того ни с сего'.

Повод требовался, чтобы убедить себя, что появились хоть какие-то новые основания для этого акта милосердия. А заодно, быть может, и для того, чтобы подтвердить: прежние причины не выпускать мёртвого рыцаря из сундука были достаточно вескими. Мол, посланник Смерти посидел в сундуке, поразмыслил и - достаточно 'перевоспитался', чтобы захотеть понадёжнее прежнего контролировать своего демонического попутчика.

В такой позиции Бларпа легко заметить изрядную долю слабости. Лживая, по сути, позиция. Закрывающая истину от себя, от Чичеро, да и от всего горного Ярала. С чем-то важным Эйуой не готов встретиться, вот и уходит, как только может.

Получается, хитроумный разведчик предложил Чичеро поучаствовать в своей хитроумной игре, тот же, как рыцарь, исполненный истинного благородства, с негодованием отверг сию сомнительную основу для своего освобождения. То есть...

То есть, обиделся, что ли?

Нет, уж для чего-чего, а для обиды у Чичеро, конечно, было крепкое основание, проверенное долгим сроком заточения в сундуке. Но: вот так обидеться и отказаться выходить? Когда тебя ждут - какие-никакие, а дела, когда тебя, наконец, ждёт любимая женщина?

Нет уж, такая обиженная реакция посланника в картину мира Марципарины никак не укладывалась. Пусть ты даже трижды негодуешь на произвол заточителя, дело-то понятное, но к чему же оно должно подтолкнуть? Доказать Эйуою его лживую неправоту - раз. Если не удаётся доказать - обругать его, ударить, а то и схватиться в честном поединке на мечах - вот в чём проявилось бы подлинное рыцарство. Да, условием такого поединка была бы тактическая хитрость: согласиться с Бларпом понарошку, а потом... Этак и для Чичеро вопрос бы разрешился, и несправедливым обидчикам был бы преподан хлёсткий и красивый урок.

Но - вовсе отказаться выходить? Да чем ты тогда лучше?

Кто не выходит из сундука, когда его готовы уже выпустить - всё равно с каким объяснением - тот или полный дурак, или индюк напыщенный.

Чичеро не дурак, во всяком случае, не полный - Марципарине.ли не знать? Да, он мёртв, он разрушен и много чем обделён, однако понять, к чему приведёт отказ контролировать демона - уж это ему под силу.

А значит, упёрся из принципа. Не подумал о тех, кто во встрече с ним очень нуждается. Не подумал даже о троих карликах, без которых его нет. И о любви своей не подумал - только бы поставить на место Эйуоя. Так какой же отсюда следует вывод?

Напрашивался неутешительный для Марципарины ответ. Похоже, она рыцарю в сундуке вообще не нужна. Это от неё он прячется.

* * *

Иной раз думается: а не зря прячется. Кто прогневил дракона, тому бы и на глаза ему не попадаться, а уж драконицу - ту сердить опасно втройне. И не в том дело, как она выглядит, а в тех силах, которые бурлят внутри. Что с того, что миру не предъявлена огнедышащая пасть? Пасть для драконов - что труба для печи. Служит для отвода излишка внутреннего жара.

Человек ты, или драконица - кто разберёт? Вроде, больше похожа на человека, и самую протяжённую часть жизни причисляла себя к ним. Но люди не несут драконьих яиц. Кто бы чего ни говорил - не несут. Обычно вовсе того и не хотят, но ведь и не могут. Желания соригинальничать здесь мало: нужна подходящая наследственность.

Лулу Марципарина Бианка - из рода породнившегося с людьми дракона Драеладра. Смешно, но истинную свою родословную ей пришлось обнаружить совсем недавно. По дороге в Ярал и в самом Ярале.

А прежде-то думала... Ой, какую ерунду с самого раннего детства ей выдавали за её родовую историю. Внебрачная дочь высокопоставленного мертвеца - в таком происхождении её убеждали с младенчества. Или не внебрачная, а от тайного брака. Или не дочь, а внучка. Но мертвец... О, мертвец поставлен столь высоко, что даже имя его долгое время не называлось. Чтобы верней удивить при первой встрече, когда 'всё откроется'.

Воспитывалась маленькая Лулу в городе Цанц, в сообщающейся с Подземным ярусом мира пещерной его части. Воспитанием заведовали мертвецы, более того - некроманты. Некроманты часто были умны, попадались среди них и настоящие мудрецы, а кое-кто из подлинных светил некрософии даже мог отнестись к девочке вполне доброжелательно. Из самых авторитетных и самых доброжелательных воспитателей Лулу выделяла некромейстера Гны. Его-то в детских фантазиях она и признала своим отцом.

Гны её не разубеждал, но и не давал подтверждений. Влияние на девчушку ему льстило, но он же и находил причины слишком близко не подходить. Много позже Бианка выяснила, что драконическое начало, жившее в ней, несовместимо с началом мертвецким, разрушительно действует на бальзамированные тела. Но в детстве её посещало лишь смутное ощущение своей инаковости, которое легко было отнести на счёт разницы между ещё живым ребёнком - и взрослыми, ответственно перешедшими в посмертие. Драконы же... О них ей избегали рассказывать и даже слугам велели подальше прятать иллюстрированные книги.

Что до летящих по небесам драконьих замков - ну так Смерть с ними, с атмосферными явлениями: какой уважающий себя мертвец вздумает их всерьёз обсуждать?

В самом раннем детстве драконическое начало в Лулу Марципарине либо никак себя не проявляло, либо проявления не очень-то ей запомнились. Не зря ведь её опекали некроманты - какую-то часть готовых проявиться стихийных сил её природы они могли прикрыть своими заклинаниями. Именно прикрыть, а не обуздать - на последнее мертвецкая магия неспособна. Ибо 'иноприродна', говоря подходящим словечком из хитрого лексикона некромейстера Гны...

Кстати, а как сейчас поживают могучие силы драконической природы в маленьком крылатом сынишке Марципарины? Молодая мать чутко прислушалась, проницая вниманием ночной мрак. Силы спали.

* * *

Драконы сильны, драконы могучи, но прежде того, как усилиться, их могущество тихо дремлет, незаметное для внешнего глаза. В этот ранний период, ключевой для становления всей дальнейшей судьбы драконов, они спокойны, доверчивы и очень уязвимы.

Уязвим и малютка Драеладрик. Но не просто уязвим, а недоверчив и беспокоен. А это не лучшее настроение, чтобы успеть ему быстро развиться в могучую и неуязвимую с земли воздушную крепость.

Ранние треволнения ослабляют. И множат незащищённые зоны на теле, в чувствах, воле и уме. Иной раз, пытаясь разобраться в переживаниях маленького Драеладра, Бианка сталкивается с такими сильными всплесками беспокойства, каких сама доселе не ведала.

Может, это её собственное беспокойство за малыша? Нет. Собственное было бы другим. Лулу Марципарина достаточно хорошо разбирается в своих чувствах, чтобы не путать их с чувствами, приходящими извне. Своё от чужого тонко различается благодаря многим уникальным особенностям, таким, например, как высота звона, качество запаха, вкуса и цвета. Переживания Драеладра для неё - милые, трогательные, совсем не чужие, но притом и далеко не свои.

Отчего Драеладр тревожится? Может, именно оттого, что его будущая драконица-мать в свой период ранней безмятежности была жестоко обманута. Введена в заблуждение о мире и о себе. Хитроумно уязвлена.

Когда-то малышка Лулу, а скорее - просто малышка, мирно спала в драконьем гнезде и была похищена мертвецами. Внешне дракона она ничуть не напоминала, но похитители, уж наверное, знали, кого забрали с собой. Если даже не знал тот из них, кто первым взял ребёнка на руки (исполнителей редко посвящают в неявные детали задачи), то уж наверняка догадывался тот, кто его послал.

Кто же послал? Некромейстер Гны? Может, и не он, но именно в его кураторство малышка затем попала. И в её отношении некромейстер имел какие-то планы, которыми предусматривалось сокрытие её драконьей сути как от её самой, так и от дальнего круга. Сколько мертвецов было посвящено? Теперь уже и не важно: говорят, некромантская гильдия Цанца была полностью разгромлена и вырезана в краткий период захвата города отшибинскими карликами, а Гны тогда же ударился в бега.