Данэя (СИ)

– Интересно было бы услышать их самих. Устрой это как-нибудь.

– Ты этого хочешь?

– Очень, как ни странно.

– Дан появляется время от времени у нас на репетициях. Попрошу Поля, чтобы разрешил провести тебя в зал. Но только – в самом конце репетиции.

– Можно – завтра?

– Я не уверена, что Дан прилетит.

– Достаточно для начала послушать Лейли. А то боюсь: снова зароюсь в работу – у меня опять материал на подходе.

И она согласилась. Поль разрешил – чувствовал себя обязанным ей.

Рита посадила Милана в заднем ряду, чтобы его присутствие не мешало. Репетиция вот-вот должна была закончиться. Отрабатывалась какая-то второстепенная сцена: ничего интересного он не увидел. Лейли в ней не участвовала, сидела впереди, – был виден её затылок. Дана не было, – это его устраивало.

Ему пришлось ждать не долго. Все встали и начали расходиться. Рита подвела его к Лейли и Полю, представила как своего друга.

– Мне необходимо срочно исчезнуть: Цой ждет. Ты дождись меня, – сказал Поль Лейли. – Полетим вместе, мне надо кое о чем посоветоваться с Даном. Риточка, ты побудь с Лейли, чтобы она не скучала. – И он ушел.

– И я с вами, если позволишь, сеньора, – попросил Милан.

– Конечно! Пожалуйста.

Они заняли свободную уборную.

– Очень хотелось поговорить с тобой, сеньора. Рита мне столько рассказывала.

– Буду рада ответить на твои вопросы.

Робот привез сок, фрукты, сырые овощи.

– Мне надо сейчас больше витаминов, – пояснила Лейли.

Он кивнул. Ясно! Так же, как и беременным роженицам. А то, что она беременна – очень, очень заметно: выпирают, хоть пока и не слишком, живот и грудь; изменилось даже её лицо. Он разглядывал её, стараясь делать это достаточно незаметно.

Разговор быстро свернул на то, что ему пришлось слышать от Риты.

– Всё это слишком необычно. Поэтому прости, сеньора, если мои вопросы могут показаться тебе чересчур прямыми.

– Пока не очень понятно, что ты имеешь в виду. Но ты стремишься понять, и это заранее извиняет тебя.

– Надеюсь.

Он старался поначалу быть осторожным, чтобы расположить её к себе и заставить быть как можно более откровенной. Рита почти не вмешивалась, слушая их, явно довольная проявляемым им интересом.

... – Но существующий порядок вещей дает множество преимуществ.

– Упрощение личной жизни обедняет жизнь. Просто, во время кризиса людям было не до этого: почти исчезло то, что совершенно необходимо было сохранить. Сейчас ещё не поздно вернуться к тому, что мы утратили.

– Если это действительно можно назвать возвратом. Я не совсем уверен.

– Что вызывает твои сомнения?

“Пора!” – подумал он про себя.

– Я не знаю, захочешь ли ты, всё-таки, ответить. Потому, что тебе может оказаться так же трудно ответить на некоторые вопросы, как мне задавать их.

– Я постараюсь.

– Я сравниваю идеи, о которых слышу, и факты, которые узнал. И, кроме того, то, что знаю из книг того времени, когда существовали вещи, к которым ты предлагаешь вернуться.

– И что же?

– Сеньора, я буду вынужден говорить о тебе самой, о твоей личной жизни. Об этом говорить не принято.

– Пусть! Я разрешаю.

– В литературе времен существования семьи говорится следующее: для семьи, основанной на любви, идеал и приближающаяся к нему норма – одна семья на всю жизнь. И потому возраст супругов отличался незначительно. Большая разница в их возрасте считалась отклонением от нормы: она чаще всего была следствием материальных интересов, а не любви. – Он видел, что Лейли насторожилась: значит, угадал, где должно быть её уязвимое место.

– Ты имеешь в виду меня и Лала?

– Да, сеньора. И я вижу разницу между тем, что считалось нормой, и тем, что есть в данном случае.

– Разве разница в возрасте не ощущалась тогда значительно сильней? Продолжительность жизни была меньше чуть ли не втрое, и молодость быстро проходила, – ответила Лейли, стараясь оставаться спокойной. Вопрос, который он задал, жил всё время в глубине её сознания, и немалых усилий стоило сдерживать его там, уйти от него до поры до времени.

– А ты неплохо разбираешься в таких вещах! – сказала она.

“Ещё бы! Знаешь, как я готовился? В сторону ты не уйдешь! Не дам. Рита молодец: молчит. Напрасно я, видимо, ставил на ней крест”. Удар достиг цели – это было видно. Теперь ещё!

– Существующее положение вещей не ставит подобных проблем.

– Только сводит всё к голой физической страсти. Но мы не животные и не первобытные дикари. Бесчеловечно лишать высоко интеллектуально развитых людей прекраснейшего из чувств. Или ты судишь иначе, потому что сам не имеешь об этом никакого представления? – невольно она нанесла ему неплохой ответный удар, хотя даже не подозревала обо всех его трудностях и мучительных мыслях, вызванных тем непонятным, что появилось у него по отношению к Рите. Это разозлило его.

– А что человечней? Создавать мучительные трудности, которые будут мешать жить? Ты ведь можешь сказать о себе самой: что будет делать твой Лал, когда, к сожалению, старость придет к тебе намного раньше, чем к нему? – резко ударил он. – А потом – когда тебя уже не станет, а он ещё будет продолжать жить? – повторил он удар. – Что тогда? Он же – по-вашему – должен любить одну женщину в течение всей жизни, иначе это будет изменой идеалу. И не знать других. Тогда, когда он ещё будет испытывать естественную физическую потребность, которую ты считаешь не столь возвышенной, – продолжал он наносить он удары по больному месту. – Неужели самое возвышенное и прекрасное из чувств допускает тебя обрекать его на это?

Он бил умело – откуда только это умение взялось. Лейли почувствовала, как начинает терять силы, и лишь огромным усилием воли сумела сохранить сознание. Смертельная бледность покрыла её лицо, и тут она увидела, как не мгновение злорадно сверкнули глаза Милана.

Но больше он не успел сказать ни слова – Рита, словно вдруг очнувшись, бросилась к нему:

– Ты!!! Не смей! Уходи! Сейчас же! – она была как бешенная. – Уходи! – кричала, толкая его к двери. – Как ты посмел? Не желаю больше знать тебя! – она сорвала с браслета его пластинку, сунула ему.

– Вот как? Что ж, запомни: я – не меняю так легко свои убеждения, как ты. – Он удалился, нарочито неторопливо.

... – Тебе плохо, Лейли? Плохо, да? Выпей, выпей воды!

Зубы Лейли стучали о край стакана.

– Кто: он?

– Генетик. Ученик Йорга, – Рита не смотрела ей в глаза. Лейли кивнула, ничего больше не сказав, и обхватила руками живот.

– Вот что: мы никому ничего не скажем, – тихо произнесла она потом.

Рита низко опустила голову, стараясь сдержать слезы.

Весть об инциденте с универсантами дошла до Йорга гораздо быстрей, чем думал Милан. Доклад по инстанции дежурного сексолога был передан ему через два дня.

Симптом был тревожным. Не менее тревожным являлось то, что Милан ничего ему не сообщил: с ним становилось всё трудней. Надо следить за этим любимым учеником; придется серьезно поговорить, если в течение ближайших дней он не придет и ничего не расскажет.

Так и не дождавшись, Йорг сам послал ему вызов – как раз в тот момент, когда тот выходил из студии: Милан даже вздрогнул.

– Мне надо поговорить с тобой. Жду как можно скорей.

– К сожалению, смогу прибыть в институт примерно через полчаса.

– Ты так далеко находишься?

– Да, уважаемый учитель: я только что вышел из студии Театрального центра.

– Зачем ты там встречаешься с Ритой?

– Я был не из-за нее. Хотел увидеть Лейли и побеседовать с ней.

– С Лейли?

– Да. Уже побеседовали.

– О чем?

– Через полчаса я расскажу тебе об этом подробнейшим образом.

– Не задерживайся, пожалуйста.

– Нет, нет! Не беспокойся, учитель.

... Этот мальчишка становится всё менее управляемым! О чем он говорил с Лейли? Для чего ему это понадобилось?

Но Йорг сделал вид, что не это интересует его: с Милана надо сбить самоуверенность – в первую очередь.