Страна призраков

гонки на Вашингтон-скуэр, но, к своему разочарованию, обнаружил, что Субъект бесследно растворился, а НУ, похожий на маленького чёрного ворона, прогулочным шагом удаляется по Бродвею, перебирая тонкими ножками по рваному покрывалу потемневшего снега. Милгрим наблюдал это своими глазами через окно серого, пропахшего сигарами «Форда Таурус», укрывшись за боевым нейлоновым плечом водителя.

А сейчас переводчик поднялся, разминая затекшие бёдра, заметил расстёгнутую ширинку, застегнул её, потёр глаза и всухомятку принял утреннюю дозу «Райз». Как хорошо: и Браун уже не помешает. Милгрим взглянул сверху вниз на «Блэкберри» на прикроватном столике, рядом с готовым текстом.

Прерванный сон вернулся. Опять эти полувиселицы — полунепонятно что. Они ведь из мира Босха, кажется? Орудия пыток, подпорки для разобранных исполинских органов?

Милгрим взял в руки почтовую бумагу и «Блэкберри» и подошёл к двери, разделяющей комнаты; та, как обычно, была открыта.

— Юнион-скуэр, — сказал он.

— Когда?

Милгрим улыбнулся.

— Сегодня. В час.

Браун тут же вырос перед ним, отобрал электронную записную книжку и лист.

— Это здесь так написано? И что, всё?

— Да, — подтвердил переводчик. — А меня — снова в прачечную?

Собеседник пронзил его взглядом. Раньше пленник не задавал подобных вопросов. Лучше усваивал уроки.

— Со мной пойдёшь. Может, надо будет что-то перевести вживую.

— Думаете, они говорят на волапюке?

— По-русски они говорят, — процедил Браун. — На кубинском китайском. И старик тоже. — Он отвернулся.

Милгрим отправился в душ и включил холодную воду. «Райз» пошёл сегодня не очень гладко. Мужчина посмотрел в зеркало. Не мешало бы подстричься.

Выпив стакан воды, он подумал: наступит ли время, когда можно будет глядеться в отражающие поверхности не только для того, чтобы не запустить свою внешность? В какой-то момент пленник попросту отказался видеть в них себя.

За стенкой Браун кого-то вздрючивал и давал указания по телефону. Милгрим подставил запястья под холодные струи до тех пор, покуда не заломило мышцы. Потом закрыл воду и вытер полотенцем руки. Прижался к мокрой ткани лицом, воображая, как много незнакомых людей проделывали здесь до него то же самое.

— Да не надо мне больше! — донеслось из-за стенки. — Пусть будет меньше, но лучше. Заруби на носу, это не ваши грязные арабы. И здесь тебе не там. Это же операторы, обученные с нуля. Ты его уже упустил на чёртовой Канал-стрит. Если упустишь на Юнион-скуэр, тогда я не знаю, что сделаю. Понял? Не знаю, что сделаю.

Милгрим тоже не хотел бы этого знать, по крайней мере, в том угрожающем смысле, какой прозвучал в последних словах, однако сама ситуация возбудила его любопытство. Что за кубинский китайский? Что за нелегальные упростители, которые изъясняются на русском языке, а переписываются на волапюке, ютятся на безоконных чердаках на окраине Чайнатаун, носят “A.P.C.” и умеют играть на клавишных? К тому же, не грязные арабы, поскольку здесь нам не там?

Каждый раз, когда