Астронавты

а внизу простиралась неподвижная белая как снег полоса туч. В свободное от дежурства время я видел несколько раз Арсеньева: он мрачно расхаживал по центральному коридору, заложив руки за спину. Я пытался заговорить с ним, но он не ответил и исчез в кабине "Маракса". Над дверью кабины горел красный огонь. Потом я увидел Райнера, несущего из лаборатории кассеты с пленками. Проходя мимо, он окинул меня невидящим взглядом.

Спустя час, проходя мимо лаборатории, я услышал музыку и заглянул туда. Из рупора неслись торжественные звуки "Пятой симфонии" Бетховена. Чандрасекар неподвижно стоял у аппарата. Я ждал у двери, пока кончится музыка. Математик стоял поодаль, слегка приподняв голову, словно вслушиваясь в тишину.

- Профессор... - сказал я.

Только теперь он меня заметил.

- Я вас слушаю.

- Я хотел... я хотел узнать, что вы сейчас делаете?

- Он играет с нами, как кошка с мышью, - пробормотал Чандрасекар и направился мимо меня к двери.

- Кто, Арсеньев? - не понял я.

- Да нет! "Маракс"!

Больше мне ничего не удалось узнать, и я пошел в Централь. Была черная ночь: лампочки всех указателей пульсировали, бросая на стены тусклые блики. Контрольные приборы "Маракса" выделялись на их фоне яркими огнями, словно он один бодрствовал в недрах уснувшего корабля. Но это спокойствие было кажущимся. Вернувшись в коридор, я услышал, как ученые о чем-то горячо спорят. Загудел баритон Арсеньева, потом тихим, бесстрастным голосом ему ответил Лао Цзу. До дежурства у меня оставалось еще четыре часа, но идти в каюту не хотелось. Я вернулся в Централь. Солтык сидел около "Маракса" и при сильном свете, падавшем с его панели, всматривался в огромный лист бумаги. Это был, как мне показалось, план какого-то города.

- Что это? - спросил я.

- Варшава, - ответил он, не поднимая головы. Он продолжал медленно водить пальцем по плану, ошибаясь и возвращаясь обратно, словно в воображаемом путешествии по улицам города.

- Это ваш родной город? Расскажите мне о нем, я никогда его не видел.

Солтык рассеянно взглянул на меня, потом вернулся к плану.

- Вы никогда не были в Варшаве? - спросил он таким тоном, словно говорил: "Вы никогда не видели солнца?"

Я сел в кресло и через его плечо взглянул на цветные многоугольники. Солтык медленно складывал лист.

- Когда я думаю о Земле, - сказал он, - то всегда вспоминаю Варшаву. Он приостановился. - Есть много городов. Лучше и более красивых... - Он опять замялся. - Но она... она прекрасна!

Это было признание. Робкое, нуждающееся в поддержке. Мы оба замолчали. Каким-то непонятным образом я увидел вдруг белые стрельчатые стены над зеленью деревьев.

Раздался громкий сигнальный звонок. Я вздрогнул.

Солтык взглянул на указатели "Маракса".

- Видите?.. Он остановился... впервые за шестнадцать часов! - и взял телефонную трубку: звонил Арсеньев.

Он просил меня прийти с инструментом в кабину, так как холодильные устройства "Маракса" испортились.

В кабине, кроме астронома, были