Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова)

– Бессмысленный труд – срезать свежие ветви, – добавил Имехей. – Они быстро высыхают и меняют цвет. Поэтому мы срезали длинные прутья и пустили по ним плющ.

– Работа ума.

Керрика охватили сильные эмоции. Два самца работали в этой неизвестной окружающей среде, сталкиваясь с трудностями, о которых они не имели ни малейшего представления, когда жили в безопасности ханале. Теперь у них было надежное укрытие над головой, и, конечно, они хорошо питались.

– Как у вас с охотой?

– В охоте мы – профессионалы, – сказал Имехей. – И в рыболовстве тоже. – Он пошел, переваливаясь, к яме, выкопанной в земле и наполненной сырыми листьями. Порывшись в листьях, он нашел то, что хотел, и вернулся с двумя огромными свежими раками.

– Мы выловили их. Хочешь поесть?

– Потом. Я не голоден.

– Это лучше, чем мясо, – сказал Имехей, и одного из раков положил себе в рот, а другого передал Надаске. Он с удовольствием жевал; его острые, конусообразные зубы выполняли быстро свою работу: потом выплюнул изо рта кусочки панциря.

Надаске тоже быстро покончил с едой, выплевывая куски оболочки рака в кусты.

– Без такой еды было бы плохо. Мы же не знаем секретов приготовления мяса, как ты думаешь?

Керрик отрицательно покачал головой.

– Я видел, как йиланы готовили в городе. Мясо только что убитого животного они укладывали в лохани с жидкостью, которая придавала мясу особый вкус. Я понятия не имею, что это была за жидкость.

– Вкусное студенистое мясо, – сказал Имехей; Надаске в знак согласия поменял цвет. – Но, пожалуй, это то, о чем мы ничего не знали в этом городе. Свобода духа и тела делает всю работу стоящей.

– Вы не видели других йилан? Вы знаете что-нибудь о городе? – спросил Керрик.

– Ничего! – сказал Имехей несколько неистово. – Мы стали сильными, свободными и совсем забыли о пляжах, где мы родились.

Последние слова были сказаны им невнятно, потому что он своими неуклюжими большими пальцами вытаскивал застрявший в зубах кусок рака.

– Мы горды тем, что мы сделали; мы часто говорили об этом. Мы до смерти ненавидели устузоу, которые убили город. Благодарность Керрику – устузоу за спасение наших жизней, свободу тел.

Оба самца йилан замолчали, а их тела все еще принимали форму благодарности. После зимы, проведенной Керриком среди парамутан, самцы выглядели большими и ужасными, с их уродливыми ногами и огромными зубами; глазами, которые чаще всего смотрели одновременно в разные стороны. Такими их видели тану. Но он смотрел на них как на старых друзей, умных и благодарных.

– Эфенселе, – произнес вслух Керрик, придавая этому слову окраску благодарности. Они немедленно согласились с ним. Когда он возвращался к тану, то шел медленно, переполненный чувством собственного достоинства.

Но вскоре его мысли снова вернулись к городу и заботе о его дальнейшей судьбе. Он сдерживал свое нетерпение. Он знал, что нельзя было оставлять одних эти две разные группы, пока они не перестанут друг друга бояться. Даррас к этим самцам близко не подходила. С ней была истерика, когда она их увидела, потому что она знала, что подобные им уничтожили ее саммад. Харл, как и Ортнар, был очень осторожен рядом с ними. Только Арнхвит не боялся йилан, как и они его, называя «Маленький – безвредный» или «Недавно – вышедший – из – моря». Они знали, что его связь с Керриком была очень близкой и представляла собой огромную важность, но не могли понять, что это за родство, которое соединяет родителя и ребенка. Им были близки отношения в их эфенбуру: эти отношения формировались вместе с ними в океане. Даже эти воспоминания были очень смутными, потому что их очень рано отделяли от самок. Арнхвит шел вместе с Керриком, когда тому надо было поговорить с йиланами. Он сидел и смотрел на них широко раскрытыми глазами, на их извивающиеся и меняющие цвет тела это было очень забавно для него.

Дни проходили очень быстро, а сближения между двумя группами не наблюдалось. Керрик совершенно отчаялся, не видя никакого прогресса в их отношениях. Когда все спали, он попробовал поговорить с Армун об этом.

– Как я могу полюбить мургу? – сказала она, и он почувствовал, как под его рукой все ее тело напряглось. – Особенно после того, что они сделали с саммадом. Они всех убили.

– Эти самцы не делали этого. Они были в городе как заключенные.

– Хорошо. Посади их снова в тюрьму. Или убей их. Я сама сделаю это, если ты не хочешь. Почему ты должен разговаривать с ними, находиться с ними? Издавать все эти ужасные звуки и трястись всем телом? Тебе не следует этого делать.

– Нет, я должен. Они мои друзья.

У него не было никаких сил все это объяснять; он это говорил уже много раз. Керрик погладил волосы Армун в темноте, потом нежно прикоснулся языком к ее выпяченной губе. Она хихикнула. Это было лучше, гораздо лучше. Но было бы совсем хорошо, если бы обе половины, которые так близки его натуре, составляли одно целое.

– Я должен идти в Дейфобен, – сказал он Армун на следующий день. – Я должен узнать, что случилось.

– Я пойду с тобой.

– Нет. Твое место здесь. Меня не будет всего лишь несколько дней: как раз столько, чтобы преодолеть путь туда и обратно.

– Это опасно. Ты мог бы подождать.

– Ничего не изменится. Я обещаю, что не задержусь долго. Я пойду туда осторожно и вернусь как можно быстрее. Здесь с вами будет все хорошо. Здесь много мяса.

Он поймал ее взгляд, осматривающий лагерь.

– И те двое не причинят вам вреда, я обещаю. Эти самцы совсем другие, не такие, как те. Они вас боятся больше, чем вы их.

Он пошел к йиланам сказать, что он уходит. Последовала реакция, которую он и ожидал.

– Верная смерть – конец жизни! – завыл Имехей. Если ты уйдешь, устузоу убьют нас: они всегда убивают.

– Они умрут вместе с нами, уж это я обещаю, – уверенностью ответил Надаске. – Мы не так сильны, как самки. Хоть мы всего-навсего самцы, но мы научились защищаться.

– Хватит! – приказал Керрик сердито, используя в этот момент форму обращения самок к самцам. В этой ситуации, как ему казалось, подходит только повелительный тон. – Больше не будет никаких убийств. Я так приказал!

– Как ты можешь отдавать такой приказ – жалкий самец самке – устузоу? – сказал Имехей. В его голосе слышалось негодование. Гнев Керрика улетучился, и он начал смеяться. Самцы йилан никогда не поймут, что Армун которая для них была просто самкой, никогда никем не командовала, и он никогда не выполнял ее указаний.

– Просто держитесь от них подальше. Я обещаю: они тоже будут от вас держаться на расстоянии. Наконец, вы можете это сделать для меня?

Они оба с большой неохотой выразили согласие.

– Хорошо. Теперь я пойду к устузоу и скажу им то же самое. Но на прощание я бы хотел попросить вас вот о чем. Дайте мне один ваш хесотсан. Те два, которые мы брали с собой на север, умерли от холода.

– Смерть от стрел!

– Голод – недостаток мяса!

– Вы забыли, кто вам дал оружие, научил пользоваться им, дал вам свободу, спас ваши никчемные жизни. И никакой благодарности от несносных самцов.

Сейчас в его поведении преобладали жестокость и непреклонность самок. В конце концов, они неохотно протянули ему один из хесотсанов.

– Похоже, их хорошо кормили? – спросил он, открывая рот животному и осматривая зубы.

– Они были окружены заботой. Мы сначала их кормили, потом сами ели, – сказал Надаске с некоторым недовольством.

– Благодарю. Я его сразу же вам верну, как только вернусь сам. Через несколько дней, не больше.

На следующий день, на рассвете он ушел, взяв с собой немного вяленого мяса. Это мясо и еще хесотсан были его единственной ношей, поэтому идти ему было легко. Тропа была свободной, настроение у него было хорошее. Только когда он приблизился к полям, которые окружали город, он замедлил шаг и дальше продвигался с особой осторожностью. Здесь были границы Альпесака. Животные, которых сюда загоняли, давно вымерли, барьеры были уничтожены. Зато впереди виднелся другой барьер – недавно выращенный, со свежей зеленью и ядовитыми шипами. Более зеленый по сравнению с тем, каким он его запомнил. И когда он подошел ближе, то смог увидеть почему. Теперь эти кусты были покрыты огромными, плоскими, влажными листьями, а на длинных шипах гнили трупы птиц и мелких животных.