Дитя Плазмы

сь в обычное человеческое. Отчаянно размахивая руками, словно пытаясь уцепиться за несуществующую опору, Гуль падал. В ушах свистело, неприятно холодела грудь. Город под ним, огромный и жаркий, лоснящийся множеством огней, будто раздувался по мере падения. Гуля занесло на огромную высоту и, закрыв глаза, он обреченно думал, что боли не ощутит. Сокрушительный удар обгонит мучения:

Он падал, слыша, как рычат и сигналят внизу автомобили. Скрежетало железо, гомонили люди. Миллионами голосов город нашептывал историю своей нелегкой жизни. Гуль летел к этому шепоту, и губы каменного гиганта близились, спеша сообщить небесному посланнику все последние человеческие новости.

Перед ударом Гуль вновь распахнул глаза. Неожиданно оказалось, что ему суждено упасть на территорию автомобильного кладбища. Не желая пачкать свои тротуары, город в последнюю минуту аккуратно отступил в сторону. Внизу пестрели выпотрошенные корпуса машин, сложенные стопками шины, проржавевший механический хлам: Большего осмыслить не успел. Труба диаметром в мужскую ладонь торчала из груды металла, словно булавка из коллекционной коробки, поджидающая очередную бабочку. Тупым иззубренным концом она вошла ему под ребра, как входит гарпун в неосторожную рыбу, и, соскользнув по ней, лицом, грудью, всем телом. Гуль врезался в искореженное железо.

* * * В полдень он очнулся. С трудом припомнил, что в первый раз ему удалось только освободиться от трубы и доползти до укрытия. Должно быть, прошло немало времени, потому что чувствовал он себя значительно лучше. Голову все еще кружило, в низу живота скребся клешнястый краб, но с этим можно было мириться. Слава Богу, он остался жив!

Тяжело ворочая шеей, Гуль огляделся. Сиденья, облупившаяся краска, таблички с непонятными надписями - он находился в салоне бывшего автобуса. Старый изувеченный каркас успел основательно обветшать. Толстые зеленые мухи с гудением влетали через окна и дыры, с удовольствием садились на ржавчину.

Запрокинув голову, Гуль взглянул на солнце. Как давно он не видел его! Может быть, поэтому и не узнавал. Трудно было понять, в чем дело: Гуль смотрел внимательно, не моргая, но не было ни слез, ни прищура. Солнце казалось бледным, лишенным черт лицом, уныло зависшим над Землей. Оно не слепило, - глаза воспринимали сияние совершенно спокойно:

Послышался рев приближающейся машины. Тяжелая и сияющая, переполненная грохочущим презрением к покалеченным собратьям, она прокатила мимо, не сбавляя скорости. Ей, здоровой, коптящей рокочущими выхлопами, погруженной в ревностное исполнение механического долга, было, конечно, плевать на какой-то затерявшийся средь забытого металлолома автобус.

Перевернувшись на бок. Гуль увидел на полу, прямо под собой, окаменевшую лужицу крови. С изумлением коснулся лужицы пальцем. Бурая застывшая медь. Чуточку прозрачная и потому похожая на янтарь: Вот, значит, как это происходит! Перед внутренним взором промелькнуло перекошенное лицо Пола. Теперь Гуль понимал, о чем говорил тогда