Тот, кто не спит

Он вернулся в коридор. Наверху, в потолке - открытый люк, ход на чердак, а лестницы нет. Не вводить сорванцов во искушение, в его школе было так же. Метра четыре высота, не допрыгнуть, не кузнечик.

Припасенная кошка зацепилась прочно, и Петров, подтягиваясь на руках, полез вверх по узловатому шнуру. Человек-паук, смертелен для мух.

Да, чердачок - что глупая голова. Пустой-пустой. В его школе чердак был забит - старые тетради для контрольных работ, учительские планы, отмененные учебники, стенные газеты, колченогие стулья, творчество юных техников - и не перечислить. А здесь - одна пыль. Нет даже птичьего помета, а окошечко на крышу открыто.

Он устроился на балке. Не осыпать потолок ненароком.

Высокий писклявый голос доносился снаружи:

- Одет инспектором, сразу и не отличишь, умывается с мылом! - Петров начал привыкать к местному говору.

Из рощи в окружении двух десятков разновеликих детишек шагала сухонькая старушка. Учительница?

- Ты его хорошо рассмотрел, Витя? - она спрашивала спокойно, неторопливо, как и шла -

классная дама, выгуливающая младых институток.

- Вот словно вас, Ниниванна! Выхожу из школы, а он стоит, высматривает и карту рисует (а и соврал, малец!), меня увидел - с расспросами подкатываться стал, под простачка подделывается, сколько, мол, лет, не хочу ли сахару (ай, вруша!).

- Наверное, это и не шпион вовсе! - перебила Витю девочка, первая ученица, видно - тон больно уверенный, непререкаемый, - ты ведь известный обманщик!

- Брехло он! - поддакнул подлиза.

- Как же, не шпион! Скажите ей, Ниниванна! Пароля не назвал - раз, борода растет - два, и спрашивал, в каком классе учусь - три! Не шпион…

- Борода и у наших людей бывает, вон, у Толькиного отца, - не сдавалась отличница.

- Не спорьте, - уняла страсти учительница. - Витя поступил правильно, каждый должен брать с него пример. А сейчас марш в класс.

Заскрипели половицы, захлопали крышки парт.

- Тишина! - приказала старушка. Дисциплина - римская, муравей проползет - услышишь. Петров застыл на балке. Замри-умри-воскресни.

- Витя, Семен, и ты, Валентин! Отнесете записку в правление, вахтенному. Старшим назначаю Валентина. Ясно?

- Ясно, Ниниванна! - и три пары босых ног прошлепали по невысохшему коридору.

- Короткая перемена, - объявила учительница, и словно включили звук:

- Васильчиковым разрешили силки ставить неделю, повезло Сеньке!.. Приходи вечером, в шашечки поиграем… Не завидуй, из рогатки настрелять можно - будь-будь!.. (Неправда! Я лопухи не трогал! Это Венькина сестра их выкопала, даром дура. Я и заявить могу!.. Глупый! От детей на детей заявления не принимают… Не, хитренькая! За мелок перышко давай!..) Зачем Маньке лопухи копать? Ихняя мамка юрода родила, два куля муки получат, счастливые!.. Значит, надерешь у Звездочки из хвоста волос и принесешь. Я лесу сплету, рыбалка пойдет мировая!.. Юрода-то держат еще?.. Не-а, сразу в больницу взяли, а оттуда в Москву. Там их в человеков вырастят… Вечером шли они с дальнего поля, темь непроглядная, все раньше ушли, а они за старое полнормы отрабатывали и припозднились. Обещал кормилец встретить, да передумал, станет он ночами блукать. Идут, значит, и вдруг у Черной Аллеи слышат - догоняют их. Поперва обрадовались, окликнули, кто мол, - гул в классе затих, заслушались, - а в ответ плач, жалкий-жалкий. Хотели было подойти, да Дуняша Моталина догадалась спичку запалить. Глянь, а из кустов глаза загорелись, красные, огромные! Поняли бабы - Навьин сын их подманивает, бросились бежать, а он… - закашлялся кто-то и смолк, ошиканный, - подбежит ближе, и опять плакать. Бабы друг дружки держатся, он и не может какую схватить. На счастье, разъезд навстречу попался, стрелять начали, отогнали… Вернулась учительница:

- Вечерней линейки не будет. День окончен, дети, ступайте. Завтра нам доверена уборка главного убежища, утром по дороге каждый нарвет веник.

- Активу задержаться, Ниниванна? - первая ученица ластилась кошечкой.

- Нет. И ты, Таня, ступай, ступай…

Школа опустела незаметно, расходились чинно, не по-детски сдержанно.

Петров лежал, подложив под голову рюкзак. Избегайте прилива крови к мозгам - и кошмары минуют вас стороной. Также вредно наедаться на ночь. И во всякое другое время суток. Главное - хорошенько расслабиться, дать покой каждому мускулу, связке, косточке, и миг отдыха обернется вечностью, а вечные муки - мигом. Особенно в удобной кровати.

Тяжесть шага чувствовалась и на чердаке. Грузнехонек новый визитер, не пацанва.

- Что, Нина Ивановна, звали?

Вторая часть радиопьесы. Лежи, внимай. Передача по заявкам одинокого радиослушателя.

- Садитесь, сержант. Да, вынуждена побеспокоить: мой мальчик утверждает, что встретил какого-то незнакомца.

- Я уже допросил его, мальчишку, то есть. О возможном проникновении нас предупредили еще ночью. На западной окраине района нашли парашют (ну, этот почище мальца заливает), а днем с парашютистом бригада Зайцевой столкнулась (а, бригада. Думал, звено. Какая разница).

- Его остановили?

- Какое, он через них как нож сквозь воду прошел. С одного удара в землю вбивал, обученный, гад.

Потянуло махорочным дымком. Кто курил? Оба?

- Повезло, выходит, Вите.

- Повезло, - согласился сержант. - Сейчас усиленные посты выставим, а с утра прочешем округу, каждый листик поднимем, перевернем да на свет посмотрим. Нас, кадровых, мало, а ополченцы ночью трусят. Ждем подкрепления.

- Собак по следу пускали?

- Нельзя, Он дрянь специальную применяет.

Собаки бесятся, проводников грызут насмерть, не оттащишь (что верно, то верно. Информирован сержант).

- Будете здесь что-нибудь осматривать? - казалось, учительница спрашивает заданный урок.

- Думаю, незачем. Силы распылять, это он и ждет. Искать надо организованно, массово. Конечно, он тут был - вода у колодца на земле мыльная, и описание мальчика совпадает с имеющимися. Возьмем.

Снова задрожала балка.

- Я пойду. Заявление ваше мы приобщили, мальчонку поощрят премпайком.

- Не это главное, - сухо ответила учительница, но сержант успел покинуть класс.

Полчаса спустя и учительница задвигала стулом, потом звякнул замок в петлях.

Опустел рассадник знаний. Можно встать, потянуться, спуститься вниз. Время вечернее, солнце на закате, красиво. Усталые поселяне вернулись с трудов и вкушают плоды нив и пажитей своих. Самое время подкрепиться. Окошки хоть и не широкие, да уж не застрянет.

4

- Кто идет? Кто идет, спрашиваю? - выставив перед собой винтовку, мосинскую, с беспощадным трехгранным штыком, мужичок настороженно вертел головой. - Стрелять ведь буду!

- Погоди стрелять, - небрежно отвел ствол к земле другой, старший секрета. - В кого стрелять собрался?

- Ну… Шуршит… - неуверенно ответил первый.

- Где шуршит?

- В овраге… - мах руки лукавил градусов на тридцать. Ополченец, охранничек…

Петров стоял у дерева, выжидая, когда очередная туча спрячет месяц.

- Ты сегодня не дури, забудь про бабьи страхи. Человека стережем, ясно? Увидишь его - и стреляй, разве жалко, а попусту шуметь не моги. Понял?

- Понял, - уныло согласился первый. - Я вижу слабо, куриная слепота.

- Зря не колготись, стой смирно, - выговаривал старший. - Раскрываешь секрет, дурак.

Петров оставил пост далеко за спиной, а старший, войдя в раж, все отчитывал бедолагу. Везде одно и то же.

В бараках тьма, окошечки смоляные. Лишь в конторе жгут керосин, густой желтый свет нехотя выползал из-за занавесок. Кумекает правление, бдит. Часовые контору, как елку, обхаживают, хоровод водят. Славно.

Он прошел дальше, вспоминая примечания к аэрофотосъемке. Напротив каждого объекта - вопросительный знак. Или два. Догадайся, мол, сама.

Подземное сооружение - в левом верхнем углу карты. Квадрат А-девять. Попал.

А ну, как не угадал? Блукай ночью, шпион несчастный. Вход - что в овощехранилище. Уходящий под землю спуск, каменные ступени, а дверь железная, банковская. Вторая - потоньше, но отпирается той же отмычкой. Двойной тамбур, очень мило. Воздух застоявшийся, сырой.