Единственный принцип - 1 (СИ)

Может все дело в том, что, оказавшись между жизнью и смертью, я избавился от всего лишнего и придуманного, что накопилось во мне с момента моего рождения благодаря стараниям других людей, да и моим тоже. Наверное, и это можно отнести к везению, вот только стоит оно слишком дорого. Кому как не мне знать, что там, где кончается жизнь, но смерть еще не вступает в свои законные права, есть на что посмотреть, но только если ты сам не стал частью всего этого.

ГЛОРИЯ.

Никто толком не мог ответить на вопрос, когда именно Глория появилась в городе. Наверное, первыми обратили внимание на появление столь необычной женщины праздношатающиеся городские бездельники. Впервые они собрались возле старого небольшого особняка, долго пустовавшего из–за отъезда прежних хозяев, как на праздник. Перешептываясь с важным всезнающим видом, ротозеи долго ждали, пока появится новая обитательница дома. В конце концов, их терпение было вознаграждено, и стройная красивая женщина лет тридцати вышла на порог дома и долго стояла, как будто кого–то ждала. Этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы все желающие могли оценить ее необычную для здешних мест внешность, недвусмысленно указывавшую на ее южное происхождение. Заостренные черты лица и раскосые глаза естественно дополнялись смуглой бархатной кожей, а фигура вскоре вызвала завистливые взгляды большинства городских женщин. Но даже не ее внешние данные производили самое сильное впечатление, а манера поведения. Так естественно и непринужденно в городе не умел держаться никто: ни женщины, ни мужчины. Ничуть не смущаясь разглядывающих ее зевак, женщина дожидалась чьего–то появления, но так и не дождалась. Наконец, изобразив на лице некое подобие разочарования и так и не обратив внимания на собравшихся мужчин, она вернулась в дом, и к огромному неудовольствию бездельников, численность которых постоянно увеличивалась, больше в тот день не показывалась. С этого дня у ее дома постоянно дежурила группа ротозеев, многие из которых повадились приходить сюда как на работу.

Не было ничего удивительного в том, что весть о ней быстро распространилась по всему городу, а вслед за этим, как грибы после дождя, стали появляться и самые нелепые слухи, связанные с ее особой. И чем глупее был каждый следующий из них, тем популярнее становилась незнакомка. Способствовало этому и то, что сама она не спешила появляться в обществе, совершая лишь непродолжительные прогулки в компании своей чернокожей служанки.

Отсутствие каких–либо достоверных сведений о ее личности привело к тому, что никто из видных горожан не спешил завести с ней знакомство, боясь какого–либо подвоха. Но любопытство было настолько велико, что вскоре местные дамы на своих посиделках решили все–таки выяснить, кто же она такая. Для этой цели они задействовали самого градоначальника, чему немало поспособствовала его супруга, первая сплетница в городе. На следующий день глава магистрата под благовидным предлогом посетил особняк и провел там что–то около часа. Судя по довольному выражению его лица при выходе, результат визита вполне его устроил. Вскоре с визитами вежливости к незнакомке потянулись и другие известные в городе особы. Никто и не заметил, как ее дом постепенно превратился в центр светской жизни города. Званые вечера стали обыденным явлением, а постоянное присутствие на них считалось признаком хорошего тона. Причиной тому служило разнообразие устраиваемых мероприятий и неслыханная и вместе с тем не выставляемая на показ роскошь, непривычная даже для самых состоятельных семейств города, тем более что прижимистость была общей для всех горожан чертой. Но одновременно и попользоваться дармовщиной никто из них не гнушался. Что еще обратило на себя внимание жителей города, так это то, что сама хозяйка, которую звали Глория, в других домах практически не появлялась, каждый раз находя благовидный предлог для отказа от приглашения. Можно сказать, что это, а заодно и отсутствие каких–либо скандалов, связанных с ее персоной, вскоре расположило к ней всех, кому посчастливилось завести с ней знакомство, исключая, конечно же, самых неисправимых завистников и просто подлецов. Тут дело было еще и в том, что Глория очень хорошо разбиралась в людях, почти ко всем находя индивидуальный подход, если было к чему подойти. А вот общения с самыми неприятными личностями она очень тактично избегала, что, однако не оставалось ими незамеченным. Кое–кто готов был ждать хоть целую вечность, чтобы использовать подходящий случай и устроить ей неприятности. Их беда была лишь в том, что, глядя на эту уверенную в себе женщину, было очень трудно предположить, что такая возможность вообще когда–нибудь представится. Если и было что–то, вызывающее у других определенные сомнения, так это тесное знакомство с одним из самых известных городских гуляк Карлом Кранцом. Да и то, лишь немногочисленные недоброжелатели могли увидеть в их связи что–то большее, чем дружба. К тому же и сам Кранц, не отличавшийся изысканными манерами, при ней обычно вел себя очень смирно, предпочитая в основном помалкивать. Это давало возможность симпатикам Глории даже дружбу с Кранцом занести ей в актив, отмечая при этом, что если между ними и существует нечто большее, то в умении скрывать личную жизнь от чужого взгляда ей также не откажешь. Вскоре эта тема, не получая должной подпитки, была исчерпана, тогда как отношения Глории и Кранца наоборот развивались по восходящей.

Их первая встреча сама по себе была довольно пикантной. Карл заявился в дом Глории посреди ночи мертвецки пьяный и возжелал представиться хозяйке. При этом он вел себя настолько нагло, что Глории не оставалось ничего другого, как выйти к нему. Но когда она, одевшись, вышла в гостиную, Кранц уже во всю храпел на софе. И что самое удивительное, по крайней мере, для самого Карла, утром его ждала теплая ванна, завтрак с чашкой кофе и доброжелательное отношение со стороны хозяйки, не преминувшей участливо поинтересоваться его самочувствием. В итоге, желания повторить тоже самое еще раз у Кранца не возникало. Более того, он всеми силами избегал не только встреч с Глорией, но и ничего не значащих разговоров о ней с другими людьми. И все–таки однажды он попался ей на глаза и после тактичных, принятых в таких случаях упреков, был приглашен в гости. Его появление в тот вечер, да еще и в трезвом виде, стало гвоздем программы. Самому Карлу больше всего запомнился разговор с Глорией, когда выяснилось, что она знает о нем больше, чем он сам.

СТАРИК

Карлу все время снился один и тот же сон. В нем он каждый раз заново переживал ту страшную ночь, которая должна была стать закономерным итогом его беспорядочной жизни. Казалось, сама судьба никак не могла смириться с тем, что ему удалось выскользнуть из объятий смерти, и раз за разом, прокручивая в его голове ход событий, пыталась определить, где же она допустила ошибку. А сам Кранц снова и снова просыпался в холодном поту и никак не мог определиться, радоваться ли ему тому, что у него сейчас есть возможность просыпаться в сырой землянке и дышать затхлым могильным воздухом.

Но в этот раз он не стал предаваться грустным размышлениям, а впервые за все время попытался встать на ноги. Хотя и с большим трудом, но у него это получилось. Держась за сырую стену и пригибаясь, Карл выбрался наружу и тяжело опустился на землю, опершись спиной на холодное дерево. Старик тем временем сидел в нескольких шагах от него и не обращал на его появление никакого внимания, увлеченно разглядывая со всех сторон какой–то небольшой предмет в своих руках. Кранц в свою очередь, не имея выбора, стал наблюдать за ним самим. Даже такое времяпровождение показалось ему далеко не самым худшим, и он не спешил что–либо предпринимать. Тем более, что пускай и в полумраке, но у него появилась наконец–то возможность получше рассмотреть своего спасителя. В его внешности по большому счету не было ничего необычного. Карлу и раньше приходилось встречать подобных ему стариков, высушенных прожитыми годами и сопутствовавшими им лишениями. Возможно, только манера поведения в данный момент, когда он увлекся какой–то игрушкой, не вполне соответствовала его возрасту. Карл не видел, но мог поклясться, что от напряжения старик даже совершенно по–детски высунул кончик языка. Вот только когда он начинал говорить или смотрел прямо в глаза собеседнику, обыденность его внешности сразу куда–то улетучивалась. И если мальчишеский голос по большому счету вызывал лишь недоумение, то его глаза холодили кровь собеседника. Встретиться с ним взглядом еще раз не возникало никакого желания. Старик, похоже, знал о такой особенности своего взгляда и старался как можно реже смотреть в сторону Карла. Но в отношении Кранца после всего пережитого это было, пожалуй, излишним, а с другими людьми, судя по всему, ему не выпадало часто общаться.