Украинский гамбит. Война 2015

– Вам сюда нельзя. – И закрыл перед носом Кости тяжелую, бронированную дверь.

Костя заскочил в бронебашенную батарею последним. Здесь воздух был посвежее, чем внизу, в мрачных казематах. Большаков вошел в раж:

– Здесь находится дальномер, здесь наводчик. А заряжаем отсюда. – Он показал на окно, находящееся почти на уровне земли, из которого подавались снаряды. – Вот толкатель, вот затвор. Вот туда стреляем. Примерно так мы им и врезали.

Все снова по очереди стали смотреть в дальномер – длинную поперечную трубу с окуляром посередине, но ничего нового не увидели: все те же сгоревшие танки с уныло опущенными пушками да съежившийся, покалеченный лес по ту сторону реки, дымы от пожарищ, крыши домов и тонкие, как иглы, трубы заводов на фоне терриконов, похожих на египетские пирамиды. Костя уже привык к особенностям Донбасса, к его рукотворным горам и металлургическим заводам, чередующимся с многочисленными городками и поселками. Заселен край был так же плотно, как и Подмосковье.

Костя с сомнением посмотрел на Большакова.

– Есть еще вопросы? – спросил Большаков.

– Есть, – отозвался Костя. – Меня интересует, как вы так далеко стреляли с закрытых позиций? Вы же не видите, что там творится?

– Э-э-э… – добродушно засмеялся Большаков. – Ждал я такого вопроса, ждал, потому что он очевиден.

За спиной у Кости снова хмыкнул Игорь: не любил он оставаться в дураках, и вопрос, собственно, должен был задать он, а не Костя, потому что Игорь считал себя сугубо военным человеком, не то что Костя Сабуров, который в его глазах был не более чем журналистом, скачущим по верхам и не вникающим в суть военных проблем. Ну на что он годен, порой думал Игорь, разве что сочинить пару репортажей. Я тоже такое могу, складно говорить в камеру – много ли ума надо?

– Есть у нас система наводки по координатам. Но об этом тоже не стоит говорить, хотя противник наверняка догадался. Значит, так! Мы стреляем по звуку и по сигналу локатора. Ну и спутники нам помогают.

– А где локаторы? – удивился Сашка, который уже все заснял и готов был заснять еще больше, в том числе и чудные локаторы, о которых много говорили, но которые, естественно, никто не видел.

– Вот это я вам сказать не могу, – еще пуще заулыбался Большаков, – это военная тайна. Но уверяю вас, локаторы есть и смотрят куда надо. Мало того, компьютерная техника обрабатывает результаты всех наблюдений и выдает точные координаты объектов.

– Хм… – произнес Сашка Тулупов, который считал себя знатоком современной вычислительной техники.

– А что вы думали, мы до сих пор лаптем щи хлебаем? – спросил Большаков. – Не те времена. Старыми методами много не навоюешь.

Тулупов снова хмыкнул, хотя и тихо, не с таким беспардонным вызовом, как Игорь, но было ясно, что он не верит Большакову. Вот если бы ему нечто подобное рассказал какой-нибудь ученый с кафедры АСУ, он поверил бы безоговорочно, а здесь огромный вояка, которому больше под стать ходить в атаку во главе полка, а не рассуждать о тонкостях системы управления огнем.

– Понятно. – сказал Костя и незаметно показал Сашке кулак, чтобы тот не дискредитировал телевидение и отечественную оборонку.

Тулупов, сам того не зная, испортил ему всю обедню, потому что Костя как раз хотел расспросить Большакова, кто он, откуда и как дошел до такой жизни, в смысле организации современной обороны, и вообще хотел познакомиться с Александром Васильевичем поближе. Признаться, Костю он тоже удивил. И он сделал для себя вывод, что немецкие бронетанковые части, находящиеся отсюда в трех часах езды, могут быть уничтожены в считанные минуты. С этого мгновения он очень и очень зауважал Большакова, который оказался профессионалом в своем деле.

Большаков между тем сказал:

– А теперь, дорогие гости, приглашаю вас отведать армейского сухпайка.

То, что это была шутка, Костя понял в тот момент, когда они все спустились в чрево форта и попали в просторную белую столовую с арочным сводом и большим дубовым столом в центре. На столе уже стояли алюминиевые миски, полные наваристого борща. В тарелках лежали весенний зеленый лук, ломти черного душистого хлеба и пахучая черемша, которую Костя не ел сто лет.

Сашка и Игорь тут же принялись макать черемшу в соль и заедать черным хлебом. А еще им всем налили не какой-нибудь слабенькой водки, а настоящего медицинского спирта, и пока все выпивали и с жадностью заедали жирным, наваристым борщом, Костя принялся раскручивать Большакова. Конечно, это надо было сделать по-умному, с камерой или диктофоном, но Костя как чувствовал, что сидят они с Большаковым за столом в первый и последний раз. Бывало у Кости такое дурное предчувствие, однако он почему-то ему не особенно верил – мало ли какие бывают предчувствия, за всеми не уследишь.

Александр Васильевич, смущаясь, хихикал в свой огромный кулак величиной с чайник, и единственное, что сумел узнать Костя, да и то из недомолвок собеседника, что он кадровый военный, начинал когда-то именно здесь – в Петрополе, потом служил в Азербайджане, во все том же ПВО. Едва ноги унес с чужой ему войны за Карабах, на которой, похоже, был инструктором у какого-то то ли Гусейнова, то ли Усейнова. Бежал при первой возможности. К счастью, из армии его не демобилизовали, и он попал в Дальневосточный округ. Теперь его специально прислали на Украину защищать Донецк с юга. А кто прислал, нетрудно было догадаться. В общем, Костя понял, что с Большаковым каши не сваришь и репортажа с ним, по большому счету, не получится. Не тот Большаков человек, чтобы особенно распространяться о себе. Как всякий военный, он оглядывался на командование и боялся сказать лишнее или сделать что-то, за что его ругать будут. Родом же Большаков был из Петропавловска-Камчатского. А вот какое у него звание, Костя так и не понял – то ли полковник, то ли генерал. В любом случае Большаков пребывал в своей стихии и дело свое знал даже не на твердую пятерку, а на пятерку с жирным плюсом.

Не успели они выпить по третьей рюмке за победу русского оружия, как к Большакову подбежал сержант и что-то прошептал на ухо.

– Минутку… – нахмурившись, поднялся Александр Васильевич, – сейчас вернусь…

По тому, каким серьезным стало его лицо, Костя понял, что случилось что-то неординарное. Они еще посидели немножко, вяло доедая второе – картошку с мясом. Игорь попробовал было произнести тост за вездесущее телевидение, но напряжение уже висело в воздухе, и никто, кроме него, не потянулся к рюмке, даже Сашка Тулупов, которому ну очень понравилось пить спирт, и он то и дело вопросительно поглядывал на Костю, который великодушно и благосклонно помалкивал. Но напиваться в их положении было не то что глупо, а опасно, поэтому Костя натянул на лицо суровое, начальственное выражение. Сашка пару раз крякнул и успокоился.

– Кажется, что-то произошло… – неуверенно сказала Завета и вопросительно посмотрела на Костю.

На этот раз в нем не взвыли все сирены, предвещающие опасность, он только пожал плечами, вздохнув со скрытой настороженностью, прислушался к себе: сердце, конечно, не было холодным как лед, просто где-то в нем поселилось чувство самосохранения, и красота Заветы уже не действовала, как прежде, хотя Костя и не знал, сколько продержится. Избавиться от зависимости к женщине так же трудно, как идти в атаку на амбразуру. Ему ли не знать! Приходилось жить и мучиться, всеми силами сохраняя независимость. Чаще всего оборона давала трещину, не успев принести результаты. Тогда приходилось туго, вот как сейчас, и дело здесь не в отсутствии воли или желания, а в законах мироустройства. Так он обычно думал.

Все еще немного помолчали, прислушиваясь к звукам форта. Солдаты, которые их обслуживали, побросав колпаки и белые фартуки, куда-то исчезли.

Костя поднялся. Завета, пристально глядя на него, спросила:

– Ты думаешь?..

– Не знаю, не хотелось бы…

Кажется, она даже угадывала его мысли. Прежде всего, Костя совершенно не желал продолжения приключений. Он преодолел секундное замешательство и скомандовал как можно более трезвым голосом: