Украинский гамбит. Война 2015

– За мной!

В этот момент прямо над их головой выстрелило орудие бронебашенной батареи. Вся крепость вздрогнула от пола до потолка. Воздух в подземелье на мгновение сделался плотным, словно бетон, а потом наполнился пылью. Костя от неожиданности присел. Впрочем, точно так же испугались и Завета, и Сашка, который вообще плюхнулся на скамейку и посмотрел на потолок: не обвалился ли? Один Игорь не оплошал, а только оскалился, как волк. Косте стало стыдно за свою слабость. Уж казалось, он приучил себя ко всяким неожиданностям и все-таки сплоховал в последнее мгновение, к тому же у всех на глазах. Стыдно, брат, стыдно, укорил он сам себя.

Когда они выскочили из столовой, на соседней батарее слева выстрелило еще одно орудие, а за ним сразу еще одно, но теперь уже справа. И каждый раз воздух в форте становился густым, как сироп. Сыграли «тревогу». По центральному коридору забегали бойцы. Заработали, жужжа, элеваторы, подавая к пушкам снаряды. К тому же, как и во всякой серьезной крепости, компрессоры нагнетали избыточное давление на случай ядерной атаки, и у Кости заложило уши.

– Что случилось?! – крикнул он и только тогда понял, что оглушен, потому что крик вышел странным: он себя почти не слышал, и ему показалось, что он сипит, как проткнутый баллон.

– Немцы! – крикнул боец, и Костя понял его больше по губам, чем услышал.

Боец тут же куда-то пропал. И вообще, все разом пропали, словно форт вымер. Искать Большакова было бессмысленно. Хуже нет, чем путаться под ногами у человека, занятого важным делом. В бронебашенную батарею их не пустили. Пришлось спуститься на галерею ниже, и, поплутав немного в переходах и тупичках, которые никуда не вели, они выскочили к центральному входу.

– Туда нельзя! – сказал боец, загораживая им дорогу.

– Мы журналисты! – прокричал Костя, но даже не услышал сам себя, потому что в этот момент над головой снова протяжно ударило орудие: «Ба-х-х-х!..»

Было даже слышно, как снаряд, вырвавшись из ствола, рассекает воздух. По крайней мере, Косте так показалось.

– Мы должны все заснять! – стал объяснять Сашка бойцу, в доказательство своих намерений предъявляя потертую, много видавшую «соньку».

– Нельзя, и все! – уперся боец. – Сейчас обстрел кончится, тогда пожалуйста!

– Какой обстрел?! – крикнул Игорь.

– Бомбежка! – так же на пределе своих голосовых связок ответил боец.

«Ба-х-х-х!..» – ударило еще одно орудие и сразу, словно боясь отстать, последнее, третье: «Ба-х-х-х!..» Земля качнулась, и Косте показалось, что стены легли набок. Он испытал что-то вроде паники и понял, что у него началась клаустрофобия: жуткий, невыносимо-безумный страх подкрался и стиснул железной хваткой горло. В голове пронеслось: «Все! Конец!» И упал он не оттого, что было страшно, а оттого, что не мог справиться с невыносимым противоречием – необходимостью находиться в замкнутом пространстве и желанием сделать глоток свежего воздуха.

Очнулся он практически сразу же, потому что над головой снова бахнуло орудие. Кто-то, наклонившись, поливал его водкой.

– Дай! – потребовал он.

Сделал большой глоток, расстегнул рубашку и полил себе на грудь. Тотчас стало легче, а главное, сковывающий страх пропал, словно его и не было вовсе. Он в два глотка допил водку и отшвырнул бутылку, которая со звоном покатилась по бетонному полу, но почему-то не разбилась. Впрочем, это уже было не важно: слух вернулся и способность соображать – тоже. После этого он понял, что все четверо, включая бойца, стоят вокруг него со страдальческими лицами, и ему стало стыдно, особенно перед Заветой.

– Все нормально, ковбой, – пробормотал он, поднимаясь и отказываясь от помощи, которую ему великодушно предложил Игорь.

Завета вдруг прошептала ему на ухо страшно язвительным тоном:

– А я думала, что ты всегда железный… – и кокетливо закусила губу.

«Нет, – хотел ответить он в запале, ощутив к ней волну желания, – это только такой снаружи…» Но вместо этого, неожиданно для себя, грубо произнес:

– Всегда! – И его передернуло от водки, которую выпил и которая не пошла после спирта.

– Не люблю жестких мужчин, – снова язвительно прошептала она, и ее слова, как змеи, вползли в его сознание, чтобы свернуться там кольцом и затаиться до поры до времени.

Чего она от меня хочет? – удивился он. Когда это я был жестким? – и стал вспоминать события последний двух дней, подспудно ожидая следующего взрыва. Не был я жестким никогда, думал он, пьянея, врет она все, врет! Я был нежным, дурным и глупым. Но больше я таким не буду!

От этих сокровенных мыслей его отвлек боец, который сообщил:

– Все, можете идти. – Он повозился с бронированной дверью, распахнул ее – порыв воздуха дунул из форта наружу. – Улетел, наверное.

– Кто?.. – спросила Завета, несмело выглядывая во двор.

– Самолет.

Они перешагнули комингс и очутились во дворе форта, ожидая увидеть масштабные разрушения. Но, к их удивлению, форт стоял целехонек, по его бокам зеленела весенняя травка, а воронки от авиабомбы видно, конечно же, не было. Сашка даже отбежал подальше, чтобы оценить общую картину, и лишь недоуменно пожал плечами: мол, ерунда какая-то, так не бывает, загибает наш боец.

– Да не волнуйтесь вы так! – Откуда-то сбоку, из туннеля, согнувшись, появился Большаков. – Бомба была небольшая, можно сказать игрушечная, всего-то треть тонны. На нас уже такие падали. А не долетела она до цели примерно с километр.

Ничего себе, подумал Костя. А если бы долетела? А если бы попала? Но Большаков рассеял все его страхи:

– Даже такая бомба ничего не может сделать с фортом. Слишком мелкая. Тонны две-три, а то и шесть-восемь, это да, это опасно, а такая мелочь для нас сущий пустяк.

– Ничего себе пустяк, – насмешливо хмыкнул Игорь, – наш командир едва выжил.

Косте не то чтобы стало стыдно, он готов был провалиться сквозь землю. Но, к его удивлению, Большаков среагировал вполне адекватно:

– Бывает. У меня больше половины бойцов в лежку лежало после первого же обстрела. Привыкнуть надо. Я и сам, помню, когда под бомбежку попал, едва, пардон, не обделался. Вот если второй раз или третий – такая же реакция, значит, человек к этому делу непригоден, хотя кто к нему пригоден? Никто! Человек вообще существо нежное. Пойдемте, я покажу, где бомба упала.

И все равно Косте было стыдно. Они поднялись вслед за Большаковым к центральной бронебашенной батарее, где до сих пор сильно пахло порохом. Один из стволов, массивный и длинный, источал жар, как печка.

– А что произошло? – догадался спросить Сашка.

– Шла колонна танков… – сказал Большаков и замолчал на полуслове, насмешливо поглядывая на всех: мол, разберетесь сами, или нет, или надо подсказывать?

– Ну и?.. – удивилась Завета. – В смысле, шла себе и шла…

– А то, что мы имеем право упреждать и не пущать. Те танки, которые остались целы, повернули назад, – радостно объяснил Большаков.

Должно быть, его радость происходила оттого, что появился повод напомнить противнику, что Петрополь на месте, как кость в горле.

– А-а-а… это хорошо, – сказал Игорь, окая, как волжанин.

– Так отсюда же ничего не видно? – опять удивился Сашка и вопросительно оттопырил губу. – Как вы узнали о результатах стрельбы?

– Есть средства и возможности, – таинственно сообщил Большаков, выпучив красные от недосыпания глаза. – Но это тоже военная тайна. – Он привычно хихикнул в свой огромный кулак.

Тоже мне тайна, насмешливо подумал Костя, наверняка спутник навел.

– А вон и воронка от бомбы, – сказал Большаков, показывая на противоположный берег реки.

Все невольно посмотрели туда, где дымило и коптило небо на фоне истерзанного леса. Танк, который должны были утащить, уже утащили, по крайней мере его не было видно. Над левобережьем вообще стлалась рыжеватая мгла, которая на горизонте смешивалась с черным дымом пожарищ.

– Не утащили, – словно угадал их мысли Большаков, – его просто отбросило взрывом. – И в его словах прозвучало некое торжество справедливости.