Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

Престарелый отрок озарил фонарем обнажившуюся дыру и лихо спрыгнул в могилу. За ним без лишних слов сиганул Викинг. «То бабочка была!» – констатировал про себя Роджер и последовал за легкомысленным профессором.

В центре просторной могильной камеры красовался гроб, отчасти уже истлевший. По соседству с ним в каменном фундаменте чернел солидный пролом, из которого на Роджера наплывали затхлость и глухая тоска.

Васыль мазнул лучом по пролому:

– Это – вход. Первым идете вы, Георгий Борисыч, потом вы, – кивок Роджеру. – Я замыкаю. Георгий Борисыч, дорогу-то помните?

– Да, вроде, не забыл ещё этот кегельбан! – отозвался Викинг.

– Тогда всё. Оснащайтесь, и – полный вперед! – Вплотную к гробу Васыль раскатал пузатый рюкзак и одарил спутников стандартным набором: аварийный жилет, фонарь, рация, железный щуп, веревка, ломик, саперная лопата. Небольшой домкрат и связку, погромыхивающую жутковатого вида ключами, засунул обратно в рюкзак.

«Снаряжаемся – как на спецоперацию!» – хмыкнул Роджер. И спросил:

– Рация-то зачем? Идем же вместе, наверху никого не оставляем?

– На всякий случай, – туманно пояснил Овидий. И добавил, скучая: – Там, под землей, случаи и впрямь случаются. Всякие.

Замотав отощавший рюкзак, скомандовал Викингу:

– Давайте, Георгий Борисыч!

Грива Белокурой Бестии скрылась в проёме. Роджер присел к мрачной дыре, втиснул в неё жилистое тело. Узкий вертикальный лаз окончился быстро. Вместо него открылся обширный ход, по которому Роджер шагал, не пригибая голову.

Стены были выложены тёсаным камнем. По пути профессор через плечо прочёл ему небольшую лекцию Из нее подполковник без малейшей радости узнал, что эту систему катакомб проложили в девятом столетии нашей беспокойной эры варяги – дружинники Олафа Красивого. Хотя по другой версии тут потели монахи, выстраивая под землей монастырскую тюрьму.

По долгу службы Роджеру приходилось посещать разные тюрьмы – от родного Заполярья и до африканской пустыни Калахари. Но это узилище представлялось ему чем-то новеньким. Здесь царил мир, чуждый теплокровным. Мир бледно-голубых грибов и мелких гадов – уродцев, ни разу не видевших солнца.

Чем дальше они углублялись в подземное чрево Лавры, тем больше всё мирское и суетное покидало Роджера, давая дорогу иным мыслям и чувствованиям. Как многие русские интеллигенты, Алексей Ледогоров был не чужд мистике, а уж недостатком воображения не страдал вовсе. Он прикинул – сколько же тут за минувшие столетия рядом с героями и гениями захоронено злодеев, всяких хмырей-упырей? И вряд ли чёрные их души улетучились в иные измерения. Запредельные измерения наверняка отторгли эту нечисть – и она вновь материализовалась здесь в обличьи пробирающей до кишок стужи, которая так не похожа на морозы, царящие под небом солнца и луны.

Вот сейчас исподтишка втянется в его, Ледогорова, бронхи, просочится в кровь какой-нибудь действительный тайный советник, растлитель и детоубийца. Роджер поежился. Он даже попробовал насвистать пару тактов про «Жанетту» в Кейптаунском порту. Но получилось неубедительно, и подполковник это занятие прекратил.

Тем более, что луч его фонаря высветил на щерблённой стене омерзительного паука – густо-мохнатого, словно обросшего кошачьей шерстью. Членистоногое чудище было размером с широкую мужскую ладонь и притом – синюшно-белого цвета.

Тварь застыла, как неживая, Роджер – тоже.

И вздрогнул, когда в спину ему с разгону торкнулся Васыль.

Тот шустро высунулся из-за Ледогоровского плеча, с ходу оценил обстановку:

– Не боись! Этот не тронет, он сам тебя боится. Здесь, в южной части, всё нормалеус. Вот в северных подземельях Лавры и впрямь паучищи водятся – сожрут и не заметят! А этот мутантик – просто милашка, майская прелесть!

Мимо майской прелести Роджер проследовал бочком. Затем были новые переходы и новые помещения. По дороге попадались глиняные черепки, истлевшие тряпичные обрывки, однажды под ногой лязгнул обрывок железной цепи.

В какой-то момент Ледогоров обогнал профессора, и теперь возглавлял шествие, повинуясь интуиции. Шагал быстро, он уже прилично оторвался от своих спутников.

Катакомба круто заворачивала влево. Подполковник обогнул выступ стены – и замер на месте. Наперерез ему через полутьму плыл, подрагивая, слабый огонек. Свеча!

Тонкую венчальную свечу несла перед собой девушка, облачённая в белый наряд невесты. Лицо ее было бы красивым, если б не мертвенная бледность. Фата ниспадала до земли, и казалось странным: как на нее не наступит хромающий следом чёрный монах, низкорослый и горбатый? Из-под надвинутого капюшона виднелись кустики косматых бровей да небритый подбородок, загибающийся вперед, словно круглая ручка зонтика. Одна рука инока сжимала наполненный до краёв кувшин, другая держала за лапы чёрного петуха. Голова птицы, увенчанная гребнем, безжизненно болталась в такт шагам хромоногого.

При полнейшей ирреальности происходящего, Роджер обратился в зрение и слух. Слух, впрочем, не понадобился: и девушка, и монах перемещались абсолютно беззвучно. И это – при том, что акустика подземелья многократно усиливала каждый скрип, каждый шорох камешка под ногой.

Но главная странность заключалась не в этом. И даже не в том, что невеста и горбун не замечали Роджера, застывшего в трех шагах от них. Ледогоров мог поклясться: в огромных глазах девушки отражался тоненький свечной огонёчек, но не луч мощного фонаря, судорожно стиснутого подполковничьей рукой. Этот обширный поток света щедро освещал всё вокруг – кроме медленно плывущих в его центре Белой Невесты и Чёрного Монаха. Ледогоровский фонарь светил сквозь них, не отражаясь и не рождая теней.

Между тем, девушка вплотную приблизилась к каменной стене и вошла в нее. Затем чёрный схимник утопил в тёсанном камне торчащий вперед подбородок и погрузился весь – с кувшином и мертвым петухом.

Роджер подскочил к тому месту, в которое канули Невеста и Монах. Луч фонаря обнажил безупречно подогнанную каменную кладку, сквозь которую не просачивалось ни капельки влаги. Ледогоров кривовато ухмыльнулся:

– Вот и флюиды безумия! Только зря надеетесь, профессор: умом не тронусь от ваших питерских штучек-дрючек! Ален Делон не пьёт одеколон!

И пружинисто зашагал дальше, гадая про себя – на кой чёрт горбуну чёрный петух и что там плескалось у него в кувшине?

Додумать про петуха Роджер не успел. Из боковой ниши к нему метнулась тень, занесла руку.

Ну, это мы проходили! Ледогоров качнулся влево, перехватил запястье нападающего, крутанул с силой. Запястье отчётливо хрустнуло и ослабло, стало пластилиновым. Какая-то железяка, выпав из онемевших пальцев, звякнула о каменный пол.

А подполковник зашагнул нежданному противнику за спину, захватом сковал горло:

– Теперь будь паинькой, не то башку отверну!

Горло было горячим. Уже приятно: значит – не мертвяк и не монах, гуляющий сквозь стены. Этот и тень отбрасывает, как надо. Совсем хороший мальчик, если б ещё с ножиком на людей не напрыгивал!

Тут подоспели Викинг с Васылем, зашарили вокруг фонарями:

– Что? Что такое?

В недружественных объятиях подполковника корчился здоровенный мужик, обряженный в темную телогрейку.

– Кто такой? – свирепо вопросил Роджер, чуть ослабив хватку.

– Страж есмь! – прохрипел мужик отчасти пережатой гортанью.

– И чего сторожишь? Чтобы катакомбу не упёрли?

– Храм сторожу!

– А ты, часом, не заплутал? Храм-то наверху остался!

– То – неправедный храм! А наш – Храм Третьего Завета – здесь, под спудом!

– Ладно, веди к праведному! – распорядился подполковник, и пленник понуро потащился по темным переходам. Васыль за Ледогоровской спиной, недобро похохатывал:

– На фиг ты захомутал этого скорбного разумом? У них тут впрямь церковь своя устроена. Много чего про них болтают. Мол, обосновалась под землей целая секта, жертвоприношениями балуются. А ещё – что это они могилу митрополита Антония распатронили, а черепушку и останки митрополитские разбросали по погосту…