Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

– Да бросьте, подполковник! – махнул рукой его визави. – Уж вы-то осведомлены о нашем промысле, больше года проявляете к нему нездоровый интерес!

Заметив на лице собеседника гримасу удивления, прибавил:

– Отпираться глупо, мы отслеживаем каждый ваш шаг. И как вы едва не раскололи Золотого Аслана, и как подбирали ключики к директору Музея. Нельзя быть таким настырным! Вы сами напросились на то, чтобы свести со мной личное знакомство!

Ледогоров только пожал плечами. Но его ответы, кажется, не интересовали элегантного собеседника: тот излагал в режиме монолога.

– Хватит вам разыгрывать дешёвую оперетту. Дабы облегчить дальнейшее взаимопонимание, сразу же расставлю все точки над «и». Да: мы вывозим из России предметы изобразительного искусства и антиквариат. И делаем это (признайтесь!) вполне профессионально. Во всяком случае, до сего дня ни вы, ни ваши коллеги из смежных… департаментов не смогли кардинально вмешаться в наши дела.

«Гогочка-то мне чуть не весь расклад выдаёт! Знать, и впрямь, в живых уже не числит, – усмехнулся про себя Роджер. – Что ж ты, доктор, сразу в морг меня списываешь? Я бы предпочел палату люкс с длинноногой сиделкой!». Но, храбрясь, понимал: за «люкс» предстоит крепко повоевать, а морг – ну прямо за спиной маячит.

– Дела-то, вроде, не вполне законные? – уточнил Ледогоров.

– Видите ли, уважаемый Алексей Николаевич, – протянул собеседник. – Есть уложения нашего плесенью поросшего государства. И мы их, безусловно, нарушаем. Но существуют и законы более высокого уровня. Объективные законы, которые не пишутся людьми и не требуют утверждения парламентских говорунов. Так вот, согласно этим законам мироздания, всё лучшее из стран бедных неизбежно перемещается в страны богатые. Картины, научные открытия, таланты, мозги… – буквально всё. Это не нами придумано, так устроен мир.

Он вздохнул, разглядывая на свет жидкость в бокале:

– Наше с вами отечество – разграбленное и нищее, признаём сей нерадостный факт. И потому всё мало-мальски стоящее из России – хотите вы того или не хотите – будет вымываться. И никакие уголовные кодексы, никакие спецслужбы с таможнями не изменят тут ровным счетом ничего. А вот наш Картель действует как раз в русле объективных законов.

– Ну, понятно, – поддержал Роджер. – Это же объективная необходимость – чтобы наши дети не увидели в подлинниках ни Тициана, ни Рубенса. Чтобы мировые шедевры оказались за десятью замками у жирного жлоба, который не отличит Рембрандта от серванта!

– Вы ещё не отказались от замшелого догмата, что искусство принадлежит народу? – ухмыльнулся комильфо. – Что ж, весьма благородно, но (увы!) несовременно. Так что старичкам Тициану, и Рубенсу придется растрясти кости. Ждет их дальняя дорога: на Запад, к вышеозначенным «жирным жлобам».

Справа от кресла высился огромный глобус. Ведя беседу, Гогочка между делом касался глянцевито отблескивающего бока – и круглая махина, покорная его руке, начинала вращаться. Кукольному мальчику это доставляло очевидное удовольствие. Казалось – он одним пальцем заставляет вертеться Америки и Евразии, а сквозь материки и океаны прорастают тайные маршруты вывозимых полотен. Маршруты, которые – Гогочка свято верил – были бы невозможны без его воли, энергии, интеллекта.

Он в очередной раз крутанул планету и залился соловьем:

– Разумеется, все остальные направления нашей работы также укладываются в гуманитарные рамки. Мы занимаемся исключительно культурными ценностями. Никаких наркотиков, торговли оружием и человеческими органами!

– Вы – просветители? – порадовался Ледогоров.

Но Мальчик-Отличник не принял такого ироничного тона:

– В известном смысле. Если хотите, мы – форейторы мирового прогресса, живой инструмент глобализации. Ликвидируем национальную обособленность, снимаем барьеры между странами и народами.

– А это не ваши… форейторы третьего дня шмаляли в меня из «тэтэшника»? Снимая барьеры?

Гогочкино лицо омрачилось:

– Уже – не наши. Выискались два недоумка. Им велели «пасти» вас, а они сразу – за стволы хвататься! Они были плохими профессионалами. А я не выношу непрофессионализма: это нарушает мировую гармонию. Впрочем, мы отвлеклись. Итак, вы имели неосторожность выступить не против шайки мелких жучков, а против солидного, транснационального бизнеса.

Он снисходительно, как дитю неразумному, улыбнулся:

– Понимаете? Работает Система, которая охватывает десятки государств, в которую вложены бешеные деньги и которая приносит сказочные прибыли. Музеи, министерства, всяческие ваши грозные «органы», – всё это у нас в деле и в доле. У нас генералы на содержании сидят многозвёздные: лампасы – шире мартышкиной задницы! И тут из кустов выскакивает какой-то, извиняюсь, подполковник, свихнувшийся на своей неподкупности.

Всё, что излагал Гогочка, плохо вязалось с выражением его лица – обиженного личика первого ученика, по недоразумению не выучившего урок и обесчещенного двойкой в классном журнале.

– Подумайте только – на кого вы и ваши начальники подняли руку! Вы же, извините, – голодранцы. А мы за месяц получаем такую прибыль, что могли бы с потрохами купить вашу хваленую спецслужбу. Заметьте: я не пытаюсь оскорбить вас. Речь – не о чьей-то продажности, а о разности экономических потенциалов.

Тут Дмитрий Павлович осёкся («перед кем бисер мечу?!»), заговорил устало и равнодушно:

– Но я не стану покупать ни ваш департамент, ни вас лично. Вас я просто уничтожу. Вопрос лишь – как вы предпочтёте уйти из жизни: в длительных муках, или же быстро и безболезненно. Если будете со мной откровенны, гарантирую смерть легкую, практически – незаметную.

– И что вас интересует?

– Факты, фамилии, должности. Насколько ваши столоначальники осведомлены о деятельности Картеля. Где хранится информация, каковы ее источники, кто ещё в нее посвящён. Их телефоны, домашние адреса, состав семьи.

– Ну а если я вам скажу, что это – недоразумение, и в Питер я прикатил по совсем другому делу?

Кукольный Мальчик закаменел личиком, сделался не таким уж кукольным:

– Вы слабый бизнесмен, господин подполковник. Я предлагал совсем не плохую сделку, а вы отказались. Что ж, вы сами вынуждаете вывести наше общение за рамки цивилизованной беседы.

– Виноват! – хмыкнул Весёлый Роджер.

– А вот улыбаетесь вы напрасно. Я вас сейчас передам в ведение моих… (гм-гм!) референтов. И смею заверить: уж им-то вы выложите всю информацию. Как на духу.

– Ваши референты так хорошо убеждают?

– О, да: они бы разговорили и мумию Тутанхамона!

– Приятно будет познакомиться со столь одарёнными молодыми людьми! – любезно склонил голову Ледогоров. Упражняясь в словесном фехтовании, он уже просчитал ситуацию. Единственный шанс – поскорей отделаться от самовлюбленного Гогочки и разыграть партию в поддавки с «картельными» костоломами.

– А вот это вряд ли! – возразил форейтор прогресса. Он прошествовал к книжному шкафу, извлёк толстый альбом и шлёпнул на пол перед Роджером:

– В данный момент для вас актуально как никогда! Дюрер, «Большие страсти». Ознакомьтесь теоретически, а дальше – практические занятия с господами референтами. Прощайте, господин подполковник!

Роджер окликнул Гогу, когда тот уже совсем подходил к двери:

– Секундочку! Один вопрос – доверительно!

Гогочка обернулся. Лик отличника озарился благожелательной улыбкой: «Давно бы так!». Он учтиво наклонил головку с идеальным пробором:

– Слушаю вас.

– Интересуюсь: вы, Дмитрий Павлович, ещё писаетесь в кроватку, или уже перестали?

Форейтор подскочил на месте, словно его в пионерскую задницу клюнул петух. И срывающимся голосом возопил:

– Борюся! Зайди!

Звероподобному Борюсе зайти оказалось непросто. В дверной проём он протиснулся, и то – боком. К поясу «референта» был приторочен плеер, из неплотно вставленного наушника просачивалась музыка. К своему изумлению, Роджер услышал не тяжелый рок и не попсу, а самый что ни на есть классический романс: