Единственный принцип - 1 (СИ)

Кто знает, быть может, многим сейчас следовало бы радоваться вместе с сатами, наблюдая за тем, как миры приходят в движение. Как крэторны сотнями ручейков стекаются к стенам последней крепости, исполняя волю Сэтэрна и желание Глума. Как их небольшие отряды в мире людей подобно каплям кислоты разъедают все, к чему прикоснутся, и исчезают, сыграв отведенную им роль. Как армии многих государств Земли приводятся в полную боевую готовность в ожидании неведомой угрозы. Как лучшие умы человечества спорят о том, где и когда нужно встретить эту угрозу. Как растет значение Слэйвии благодаря информации, полученной ее правителем от Крума. Как нескончаемая лавина арлемов медленно подбирается к Хаболу, чтобы открыть дорогу Глуму и узнать всю бессмысленность этого похода для остальных арлемов. Узнать тогда, когда все уже будет решено, когда прошлое перестанет иметь какое–либо значение, и исчезнет за глухой стеной. Потому что не будет иметь никакой связи с будущим. С будущим, которого не знает никто.

Даже саты уже не так ясно представляли себе картину спровоцированного ими будущего. Все чаще общаясь с правителем Слэйвии и повелителем Эйлефа, они стали замечать неожиданные для себя вещи. Похоже, все происходящее настолько увлекло их, что они были заинтересованы в нем едва ли не больше самих сатов. При этом каждый из них, даже не догадываясь обо всей подноготной, выстраивал собственную картину будущего, где было место только для осуществления его личных желаний. Жажда власти окончательно ослепила их, превратив, пускай и на время, в послушных исполнителей чужой воли. Сэтэрн собирал невиданную для Эйлефа армию в указанном месте и провоцировал мелкими набегами людей. Иногда он порывался лично принять участие в одном из них, и Глуму стоило огромных усилий, скрывая истинную причину, удерживать его от столь глупого шага. Ведь ни один отряд, кроме посланного первым, так и не вернулся назад. Правитель Слэйвии сознательно допускал утечку информации о пришельцах, одновременно склоняя мировых лидеров к мысли, что нужно объединить усилия для отражения главного удара. С каждым днем все больше усиливающаяся паника служила ему хорошим подспорьем в этом деле. Даже если нападения не последует, человечество должно знать, что предприняты все необходимые меры по спасению цивилизации. Однажды правитель спросил Крума, возможно ли людям напасть первыми. Тот даже на какое–то время засомневался в плане Глума, обдумывая, с той ли стороны он все затеял. И только холодный и жестокий взгляд человека убедил его в правильности первоначального решения. Правитель так и не поверил сату, когда тот стал его убеждать, что не знает, каким способом крэторны попадают на Землю. Но вот в чем Глум и Крум явно преуспели, так это во внушении безоговорочной веры в превосходство над врагом. Хотя, наверное, в этом была все–таки не столько их заслуга, сколь самих будущих врагов.

С арлемами же все было намного проще. Саты всегда относились к ним, как пастух к стаду баранов. Они просто гнали их вперед к Хаболу, особо не упражняясь во вранье. Когда все будет кончено, никто из них не посмеет возмутиться тем, что их попросту использовали в слепую. Они просто молча вернутся к своим людям, если конечно застанут их в живых. Так уж устроены арлемы, и другими они уже не станут.

ХАБОЛ

Главное, чем Хабол отличался от любого известного божества, это то, что путь к нему в разное время искало несравнимо меньше людей, но с гораздо большей настойчивостью. Хотя почти всегда — с тем же результатом. Нельзя его было сравнивать и с другими известными призрачными местами вроде Эльдорадо. Хотя бы потому, что никому в голову не приходило связывать его с несметными сокровищами. Знания влекли людей к Хаболу. Знания, которые стоили несравнимо больше, чем все золото мира. Знания, которые были недоступны человечеству, как бы далеко оно не забралось в своем развитии. И неважно, что в большинстве случаев их собирались использовать таким же образом, как и банальное золото. Неважно потому, что такие люди никогда и близко не подбирались к Хаболу. В лучшем случае они возвращались разочарованными, в худшем — погибали в назидание другим. Почти всегда… Те немногие одержимые, которые все–таки добирались до этого таинственного места, никогда не возвращались. Им просто нечего уже было делать в том мире, из которого они пришли. В этом и состоял парадокс: они искали знания, которые должны были помочь им жить в мире людей, но получив их, они уже не видели смысла в возвращении. Справедливости ради стоит заметить, что все те испытания, которые избранные проходили на пути к Хаболу, в какой–то степени подготавливали их к осознанию того, что они получают билет только в одну сторону. Казалось, что Хабол просто смеется над человечеством, над его беспомощностью. Но рано или поздно, кто–то должен был посмеяться и над самим Хаболом.

Нескончаемый поток арлемов приближался к Хаболу. Маленькие и до сих пор безобидные существа с каждым днем все ближе подбирались к своей заветной цели, в которой для них не было никакого смысла. Того смысла, который столь долго был самой надежной защитой Хабола от незваных гостей. Того, за чем они шли, не было в Хаболе. То, что им было нужно, ничего не могло изменить в их судьбе. Потому что однажды уже сыграло свою роль. Сейчас для арлемов не существовало ничего более бесполезного, чем цветы эмоса. Эмос, который сделал человека источником энергии для арлемов, дав им возможность существовать в мире Земли, стал и причиной появления «новых» людей. Эмос не мог изменить то, что, по сути, сам и создал. Но арлемы не понимали этой простой истины. Не потому что не могли понять, а потому что даже не пытались. Если чего–то очень хочется — возьми это, если желаемое оказалось совершенно бесполезной вещью — его всегда можно просто выбросить и забыть. Именно в этом и состояла вся сущность арлемов. Именно этим и воспользовался Глум, подбив их к нападению на Хабол. К нападению, которое могло остановить только одно — страх, страх гибели. Но арлемы уже давно были неподвластны смерти. Возможно, и это послужило еще одной причиной того, что они решились на столь безумный шаг. И не потому, что осознавали свою неуязвимость. Сейчас они подобно людям стремились к тому, что было им недоступно.

Что толку с того, что волунам, населявшим Хабол, все это было хорошо известно, если точно также они понимали и то, что арлемов уже не остановить. Возможно впервые за все время своего существования, волуны чувствовали себя едва ли не беспомощными перед напором этих маленьких и глупых существ.

Волун по имени Грэт был одним из последних, кто прибыл в Хабол, откликнувшись на его зов. Сейчас он сидел напротив одного из старейших волунов Лигура и молчал. Молчал, размышляя над происходящим и пытаясь прийти хоть к какому–то выводу. Но ничего не получалось.

— Что происходит, и что нас ждет? — наконец сдался он, обратившись с терзавшим его вопросом к Лигуру.

Тот ответил не сразу. Еще какое–то время он продолжал смотреть за спину Грэту. Он как будто заново увидел Хабол, совершенно по–другому воспринимая это высеченное в скалах место. Каждый волун принимал посильное участие в его творении, выразив в колоннах, арках, портиках или внутреннем убранстве помещений свое отношение к этому месту и его предназначению. Может быть поэтому здесь не было ни одного повторяющегося элемента. Зато было много зелени, непривычно много для этих мест, расположенных высоко в горах подальше от человеческой цивилизации. Хабол находился в труднодоступном высокогорном ущелье, попасть в которое можно было только одним способом — через узкий проход между надвигающимися друг на друга скалами. Все тайны волунов были скрыты в многочисленных пещерах, объединенных в единое целое системой туннелей. В этих подземных залах можно было найти ответ на любой вопрос. По крайней мере, так было до сих пор. А теперь Грэт первым среди волунов задал подобный вопрос. Хотя мысленно его задавал себе каждый из них.

— Не знаю, — ответил Лигур, все также глядя мимо своего собеседника. — Никто не знает, даже те, кто все это затеял. Возможно, Флодин что–то предвидел, но его больше нет с нами.